— Дженни.
— У меня давно не было, — тихо признается она. — Несколько лет… или около того.
Или около того.
— А.
— Да. Я просто… не совсем готова попробовать снова.
— А.
Жар заливает ее щеки, чем дольше она ждет, когда я скажу что-нибудь более серьезное, чем «о», и я пытаюсь, клянусь. Ничего не выходит.
Свет в ее глазах тускнеет, и она отходит, подбирая свою рубашку. Я никогда раньше не видел ее такой уязвимой, и что-то внутри меня будто ломается при виде ее такой.
— Забудь об этом, — шепчет она. — Это было глупо. Я знала, что ты на это не пойдешь. Зачем кому-то это нужно?
Я хватаю ее за запястье.
— Подожди, — Что я делаю? — Все нормально, — нормально?! Лейтенант Джонсон кричит на меня из-за того, что он ограничен моими трусами. — Никакого секса. Я могу с этим справиться, — «думаю, что, черт возьми, нет», возражает он. Но дело в том, что я уже видел Дженни голой. Я видел ее лицо во время оргазма. Я не только хотел бы увидеть это снова, но и хотел бы стать причиной этого.
Но не только? У нее что-то произошло, что-то, что все испортило. Не всякий секс особенный, но должен быть хоть какой-то, в нужное время. Не знаю, связано ли это с тем, что у нее нет друзей, или доверием, которым она не разбрасывается, но, если она позволит дать мне все — дружбу, доверие, уважение, — я с радостью это сделаю. Я хочу все частички ее, которыми она готова поделиться.
Дженни настороженно смотрит на меня.
— Ты сможешь?
— Взять под контроль сексуальность и установить границы — это чертовски круто, и я это уважаю, — я указываю на футболку, которую она прижимает к груди. — А теперь брось эту гребаную футболку, солнышко. Сегодня вечером я буду восхищаться всей тобой.
Только когда я начинаю подкрадываться к ней со зловещей ухмылкой на лице, она полностью осознает, что происходит, и лихорадочно отбрасывает футболку. Она взвизгивает, когда я подхватываю ее на руки и перебрасываю через плечо. Ставлю ее на ноги, наклоняю ее над кроватью, придерживая между лопаток.
Эти джинсы — просто гребаный грех, они обтягивают ее порочные бедра, а этому маленькому разрезу сзади на талии как раз хватает, чтобы я мог просунуть два пальца вниз и взглянуть на скрывающуюся под ними попку в форме сердечка. Эти джинсы из тех, что имеют стратегически расположенные разрезы, например, на бедре и на колене. Но этот мой любимый…
Я провожу большим пальцем по потертому узкому разрезу, проходящему по задней поверхности левого бедра Дженни, всего на дюйм или два ниже ее ягодицы. Кто бы ни придумал эти джинсы… Я бы упал к их ногам.
Мой большой палец скользит по разгоряченной коже Дженни.
— Новые?
— Купила их на прошлой неделе.
— Коллекция этого сезона? Отлично.
Дженни хмурится. Когда я опускаю четыре пальца под разрез и улыбаюсь, ее губы в ужасе приоткрываются.
— Гаррет, — предупреждает она.
Но предупреждать уже поздно. Я уже тяну, а они рвутся и превращаются в красивое месиво.
Дженни, пытаясь увернуться, задыхается. Я сзади прижимаюсь к ее бедрам, сжимаю в кулаке ее волосы, чтобы удержать на месте, и любуюсь ею.
— Боже правый, — в моем мозгу происходит короткое замыкание. Я провожу пальцем по краю ее трусиков, и ее кожа покрывается мурашками. — Эта задница словно из рая, — я шлепаю ее по ягодице, ухмыляясь в ответ на ее убийственный взгляд. — Пришли мне ссылку на них. Куплю тебе новые.
— Ненавижу тебя, — рычит она.
— Чувствуешь? Ты полностью противоположность, красотка. Дальше некуда, — я сбрасываю свои брюки на пол, переворачиваю ее на спину, становлюсь перед ней на колени и начинаю стаскивать с нее джинсы. — Есть еще какие-нибудь правила, прежде чем я начну? Я чертовски голоден.
Я раздвигаю ее ноги, прижимаюсь губами ко внутренней стороне ее колена, выкусывая томную дорожку вверх по бедру. Она сжимает простыни в кулаках, мотает головой, шепчет мое имя. Но я хочу услышать, как она кричит его.
— Правила, Дженни.
— Я не хочу быть одной из многих, — говорит она, задыхаясь, когда я провожу пальцами по ее клитору через влажное кружево. — Я знаю, это просто секс, но я хочу хотя бы почувствовать себя… — ее глаза встречаются с моими, я нежно глажу ее.
— Особенной? — когда она кивает, я хихикаю. — Ты уже особенная, солнышко. — Я обхватываю ладонью ее шею и прижимаюсь к ее губам. — Лучшие друзья с привилегиями?
Она втягивает нижнюю губу, ее широко раскрытые глаза перемещаются между моими. Она кивает.
— Договорились. Никто, кроме тебя.
— Даже так? Без секса?
— Даже так. Мне не нужно использовать свой член, чтобы трахнуть тебя. Пальцы и язык справятся ничуть не хуже.
Дженни оживает, на ней словно электрическая, кокетливая улыбка, она обвивает руками мою шею.
— Да, так и есть, — она откидывает мою голову назад, ее рот в поисках моего. — На случай, если тебе интересно, минет все еще в силе.
Мое тело замирает, когда мой член ревет от желания.
— Серьезно? Я чист, уверяю. Ты уверена? Ничего страшного, если…
— То, что мы не занимаемся сексом, не значит, что я не собираюсь прикладывать усилия. Я все равно буду сосать твой член.
Если бы у моего члена были руки, он бы победоносно прижал одну из них к себе. Поскольку он не может, это делаю я.
— Да, черт возьми, будешь! — я поднимаю ее на ноги и сажусь сам на край кровати. — На колени, солнышко.
Она разевает рот.
— Но я…
— На колени, — повторяю я шепотом, сжимая ее шею. Дженни опускается на колени, и я запускаю пальцы в ее волосы. — Чертовски сексуальна, когда стоишь на коленях и, впервые в жизни, потеряла дар речи. — Я провожу большим пальцем по ее приоткрытым, припухшим губам. — Ты не возражаешь против небольшой грубости?
Ее глаза мечутся между моими, и ее невинность заводит меня в тупик и подстегивает ко всему сразу.
— Грубости?
— М-м-м, — моя хватка на ее волосах усиливается, и у нее перехватывает дыхание, жар поднимается по ее груди, когда она сжимает мои бедра. — Есть что-то в твоем чертовски властном поведении, что так и просит покомандовать тобой в постели.
Я цепляю ее пальцы за пояс своих боксеров, и Дженни нерешительно стаскивает их. Ее глаза расширяются, и она откидывается назад, будто испугана. Лейтенант Джонсон счастливый и гордый подпрыгивает, приветствуя ее, давая понять, что ей нечего бояться. Он будет с ней очень нежен.
— Я-я-я… — заикается Дженни, что чертовски ново и чертовски сексуально.
— В чем дело? Что случилось со всем этим поведением? — я притягиваю ее к себе, касаюсь губами ее уха. — Я здесь главный?
Ногти впиваются в мои бедра, когда я опускаю руку и провожу двумя пальцами по шву ее промокших трусиков.
— Гаррет.
— Скажи это, — требую я.
— Ты главный.
— Еще какой. Открой рот, Дженни.
Она делает это без колебаний, обхватывая меня тонкими пальцами. На кончике капельки спермы; взгляд Дженни встречается с моим. Она выглядит нервной, возможно, неуверенной. Я собираюсь сказать ей, что она не обязана делать ничего, что ей не нравится, но слова замирают у меня на языке, когда она пробует меня на вкус.
— Твою мать, — вырывается у меня, когда ее рот обхватывает головку моего члена.
Я беру ее лицо в свои руки, не отводя взгляда, пока ее розовые губы скользят по всей длине моего члена, столько, сколько она может выдержать, пока я не касаюсь задней стенки ее горла. Когда я постанываю, эти светлые глаза загораются возбуждением. Уголки ее рта приподнимаются, когда она улыбается мне, и именно в этот момент я понимаю, что ей нужно.
Поощрение. Уверенность. Похвала. Она должна знать, что мне с ней так же хорошо, как и ей со мной. Ее фирменного самолюбия Беккетов нет в этой части ее жизни, но, если у меня есть хоть какое-то право на это — оно появится.
Это будет несложно; она чертовски уверена, что сосет мой член так, словно была создана для этого. Я собираюсь подбадривать ее до тех пор, пока она не поверит в это.
