– Тетя Фаина, откуда вы все это знаете? – спросила Ася, с тревогой чувствуя, как в солнечном сплетении опять возникает тухлый холод. – И про убийц знаете, и про ментов продажных… И даже про то, что Роман спрашивать будет…
– Живу давно – вот и знаю много, – рассеянно ответила тетя Фаина. – Ты не бойся ничего. Наше дело правое, мы победим. А завтра я тебе баньку истоплю. Пораньше. До обеда попаришься, потом поешь как следует, потом поспишь до вечера, и на дежурство – как новая. Завтра никто детей не приведет, только наши будут, так что спокойно отдохнешь.
– Я завтра хотела уже огородом заняться, – вспомнила Ася. – Митька говорит, что через пару недель картошку сажать надо, а у нас конь не валялся… Придется у Забродиных опять этот… эту машину просить. Забыла, как называется.
– Культиватор, – подсказала тетя Фаина. – Ерунда, а не машина. Да ты не думай об огороде. Сто раз еще успеется. Митька просто мечтает от школы хоть на денек увильнуть, вот и говорит, что сажать пора. Что бы он в этом понимал… А хоть и понимает – подумаешь, через две недели! У тебя отпуск через неделю, так что нечего заранее жилы рвать…
Они негромко говорили о ежедневном, привычном, нормальном, и Ася постепенно успокаивалась, переставала бояться, возвращалась к своему обычному состоянию спокойной уверенности в том, что все будет хорошо. С первого, дня в доме тети Фаины она жила в этой спокойной уверенности. Что бы ни случилось – а случалось всякое, – все равно она знала: все будет хорошо. Конечно, само собой ничего не устроится. Но они все сделают для того, чтобы устроилось так, как надо. Наше дело правое, мы победим.
– А послезавтра твоих позовем, – тихонько говорила тетя Фаина, украдкой поглядывая на Асю. – Мать с теткой давно к нам рвутся, да я препятствую. Ты и так от шума устаешь. А послезавтра – ничего, ты после дежурства придешь, поспишь немножко, а к обеду я тебя разбужу, вот тогда пусть и приходят. Ты ведь не против? У тебя ведь других планов нету?
– Не против, – зевая, отвечала Ася. – У меня никаких планов нет… Если ничего не случится на работе.
– Типун тебе на язык, – укоризненно сказала тетя Фаина и постучала костяшками пальцев по столу. – И что за привычка такая – плохого ждать? Сколько раз говорила: что ждешь – то и сбывается… И что там может случиться такого?…
Мобильник, лежащий на столе рядом с Асиной чашкой, тихонько рассыпал тонкий перезвон стеклянных колокольчиков. Тугарин. Под этим именем она записала квадратного, то есть майора Мерцалова. Что ждешь – то и сбывается… Нет, нет, нет, ничего плохого она не ждала, ничего не случилось…
– Что случилось? – Ася сама услышала признаки паники в своем голосе. Нехорошо. Она не имеет права паниковать. Она может только расстраиваться.
Квадратный ответил не сразу. Наверное, тоже признаки паники в ее голосе услышал. Совсем нехорошо. Пару секунд молчал, потом неуверенно сказал:
– Ничего… Ну, ничего такого… Ситуация под контролем. В камере… то есть в палате у Гонсалеса Елена Львовна сидит. А я посты проверил. И все двери. И окна тоже. И сигнализацию. Все в порядке.
– Благодарю за службу, – сухо сказала Ася. – Вольно.
– Служу России, – серьезно ответил квадратный. – Ася Пална, а вам кто-то звонил. После того, как вы уехали. Мужской голос. Представился знакомым. Елена Львовна говорит, что это не из ваших пациентов, она все голоса помнит… Спросил, когда будете. Елена Львовна сказала, что вы дежурите завтра в ночь, заступаете на смену в двадцать ноль-ноль. Он спросил ваш домашний телефон. Она сказала, что не знает. Он спросил, как же тогда врача вызывают в больницу, если срочно нужно. Она сказала, что машину домой посылают. Он спросил, по какому адресу…
– Господин майор, не морочьте мне голову, – перебила его Ася. – Вы же хотите знать, нашел меня мой бывший муж или нет… Докладываю: не нашел. Жду инструкций: если найдет – что ему можно говорить? Я имею в виду подробности о военном положении в отделении. Мы тут с тетей Фаиной посоветовались, и я решила, что при удобном случае надо дать понять, что карантин кончится через две недели, а больной Гонсалес пробудет в больнице не меньше месяца.
– Тетя Фаина – это кто? – настороженно спросил квадратный.
– Родня, – подумав, ответила Ася.
– Ваша родня? – уточнил квадратный.
– И моя тоже. Скорее всего – и ваша тоже. Но это не важно – чья именно. Просто родня… Родня всех людей доброй воли, во всем мире и его окрестностях.
– Нет, как это – не важно? – заволновался вдруг квадратный. – Я что-то никакой тети Фаины среди родственников не помню!
– Тетя Фаина, – позвала Ася, не отворачиваясь от трубки. – Вы Тугарину-змею с какой стороны родня?
Квадратный булькнул и затаил дыхание.
– Скорее всего, со стороны Чингисхана, – с готовностью ответила тетя Фаина, которая сидела тихо, подшивала полотенце и с интересом слушала разговор. – Если это точно Тугарин, а не самозванец какой-то.
Квадратный услышал, неуверенно возразил:
– Так я же русский… И имя, и по паспорту тоже…
– Он самозванец, – передала Ася тете Фаине.
– А, тогда, скорее всего, со стороны Лжедмитрия, – решила тетя Фаина. – Но это надо проверять. С самозванцами всегда так – никакой полной ясности. Может, там и поляки какие затесались. Одна моя двоюродная бабка за шляхтича вышла. Тоже самозванцем оказался. Никакой не шляхтич, а польский еврей.
Квадратный опять все услышал, засмеялся и с интересом спросил:
– Ася Пална, а вы по национальности кто?
– Это смотря с чьей стороны… Если со стороны Гейне – то немка. Если со стороны Пушкина – эфиопка. Хотя и у них тоже бог знает кто в предках ходил. Со стороны одной из бабушек – калмычка или казашка. Или туркменка. Правда, отец у нее был латышом. Да какая разница? Нам, татарам, все равно… Вы бы, господин майор, прямо сказали, что конкретно вас интересует. Я наводящих вопросов не понимаю, а может быть, даже боюсь понять. Вы не говорите, почему позвонили, и меня это настораживает. Там у вас действительно все в порядке? Или вы что-то хотите у меня узнать, но не можете сформулировать такой наводящий вопрос, чтобы я наконец поняла, что от меня хотят услышать?
– Какие это наводящие вопросы? Никаких наводящих, я всегда прямо спрашиваю… – Квадратный вздохнул и прямо спросил: – Ася Пална, а у вас глаза какие? Мы с Гонсалесом тут… э-э-э… разошлись во мнениях. Он говорит, что черные. А я же помню, что светлые совсем… Я же близко видел…
– Интересно, на что вы спорили, – хмуро сказала Ася, услышала возмущенное: «Как вы могли подумать!» – и спросила у тети Фаины: – Какие у меня глаза?
