Я: Думаю, он играет обычные песни «МегаО»?
Дри: ОМГ. Стой, если я приду, это же будет слишком очевидно, да? Точно. Черт подери! Ты можешь набрать меня и оставить висеть на телефоне?
Я: Ты сейчас серьезно?
Дри: Неа. Слишком попахивает сталкерством. Даже для меня. АХХХХХХХ.
Я: Ты права. Он на самом деле хорош.
Дри: Ты убиваешь меня.
Я: Если от этого тебе станет лучше, то я бы хотела, чтобы вместо меня сейчас ты была здесь. У меня домашка по математике. Если бы мне только за нее платили…
Дри: Признайся, он сексуальный.
Я: Не мой тип, но…
Дри: Но что?
Я: Давай просто скажем «я признаю».
Лиам начинает играть новую песню, которую я еще не слышала. В ней такие слова:
Девушка, которую никто не знает,
Та, которая внутри сияет,
Так вот, эта девушка,
Которую никто не знает,
Моя, вся моя, вся моя…
Запоминающаяся мелодия.
Скарлетт: Должна ли я переспать с Адамом Кравитцем после выпускного?
Я: ЧТО?!?!?
Скарлетт: Просто подумала, было бы неплохо расстаться с Д-картой с кем-то, кто не вселяет страх, понимаешь? А потом, когда я покончу с этим, можно будет двигаться дальше.
Я: Это то, чего ты хочешь? Просто покончить с этим?
Скарлетт: Ну и что, если так?
Я: Я не считаю секс таким важным событием, однако это не пустяк, понимаешь?
Тут я понимаю, что только что процитировала Дри, но мне кажется, она права. Это не пустяк. Не хочу превращаться в нудного предка, но существуют венерические болезни, беременность, и да, знаю, Скарлетт воспользовалась бы презервативом, – все мы смотрели сериал «Беременна в 16», который является лучшей формой контроля рождаемости – но все-таки. Адам Кравитц? Мой старый сосед Адам Кравитц? Единственный парень, когда-либо проявивший ко мне интерес, и кто однажды напился и пригласил меня на свидание в боулинг субботним вечером?
Хотя моя история с ним – не показатель. Скарлетт свободна от предрассудков, и он может осчастливить ее на полпалки или на целую. Просто мне кажется, она обманчиво небрежно относится к этой теме. Она больше похожа на меня с Дри, чем на сестру Агнес, и еще Скарлетт склонна преувеличивать. Но существует разница между болтовней о сексе (свободным обсуждением секса) и тем, чтобы на самом деле заниматься им. На словах секс – это просто – части тела одного человека соприкасаются с частями тела другого человека. Ни больше, ни меньше. Но для некоторых из нас в реальности все гораздо сложнее. Одновременно захватывающе и страшно. Не могу объяснить почему, но знаю, для меня все обстоит именно так.
Скарлетт: Не сходи с ума. Это же просто мысли.
Я: Да я и не схожу. Просто будь уверена в своем решении, ведь можно привести одинаковые причины, чтобы делать и не делать этого. И когда ты перейдешь черту, пути назад уже не будет. И не мне говорить тебе о безопасности.
Скарлетт: Лицо Адама становится чище. Думаю, он использует средство от угревой сыпи.
Я: Оооо, хочу посмотреть. Пришли фотку!
Скарлетт: Скучаю по тебе, Джей.
Я: Я тоже, Эс. Ты даже не представляешь.
Скарлетт: ?
Я: Отец и хозяйка поместья крупно поругались. Было страшно.
Скарлетт: И?
Я: Не знаю. Для молодожёнов они не кажутся счастливыми.
Скарлетт: Мои родители женаты уже восемнадцать лет, и они ПОСТОЯННО РУГАЮТСЯ. Иногда, мне кажется, они ненавидят друг друга. Но предки клянутся, что это нет так.
Я: Твои родители любят ругаться. Это их старая добрая традиция.
Скарлетт: Возможно, я не захочу сделать это с Адамом.
Я: ?
Скарлетт: Но, возможно, и захочу.
На Вентура постоянные пробки, поэтому я не попадаю домой раньше начала девятого. Глория оставила на столе мне ужин, – идеально нарезанное куриное бедрышко, стручковую фасоль под миндальным соусом, миниатюрную порцию картофельного пюре – выставленный на всеобщее обозрение под стеклянным колпаком. Серебряные приборы лежат на тканевой салфетке. В Чикаго мы пользовались бумажными салфетками. Мама готовила неплохо, хотя была чрезмерно склонна к экспериментам, но я скучаю по ее сытным рагу, неопределимому сочетанию разнообразных продуктов. Машина отца на подъездной дорожке, но машины Рейчел нет, и до меня не доносится шум сверху, не слышно даже неизменного гула колонок из комнаты Тео. Я съедаю курицу в одиночестве на кухонном островке, вытираю рот и уже собираюсь подняться к себе, когда замечаю, что кто-то сидит на крыльце.
Отец.
Я распахиваю стеклянные двери и выхожу на улицу. Обхватываю себя руками под резкими порывами ветра, которые так напоминают мне Чикаго.
– Привет, – говорю я, и отец смотрит на меня таким же взглядом, как и Рейчел утром. Как будто само мое существование его удивляет. «Я здесь», – хочется мне прокричать. Почему про меня так легко забывают?
– Привет, милая. Не слышал, как ты пришла. Посиди со мной.
Я плюхаюсь в кресло рядом с ним. Мне хочется узнать у него про наш статус – нас выселили? – но не хватает смелости.
– Чем ты тут занимаешься? – интересуюсь я.
– Просто размышляю.
– Ой! – отвечаю я, и отец улыбается.
– Знаешь, до меня только сейчас дошло, что я, наконец, официально, во всех смыслах этого слова, стал настоящим взрослым. Но, честно говоря, иногда я забываю об этом и мыслю так, будто мне двадцать два. Понимаешь, о чем я? – спрашивает он. Надеюсь, он догадывается, что нет. Да и как? Ведь для меня двадцать два уже попахивает старостью.
– Если это поможет что-что прояснить, я абсолютно уверена в том, что тебе сорок четыре. Ты был взрослым долгое, очень долгое время, на мой взгляд, – говорю я.
– И то правда. Ты сама уже почти стала женщиной, а я твой отец. Но, черт возьми, я не знаю. Не знаю, как жить жизнью взрослого. Совсем, – его голос надламывается. После смерти мамы я никогда не видела его плачущим – ни единого раза – но за последние месяцы его глаза постоянно на мокром месте, будто он только что где-то незаметно поплакал.
Молчу, потому что у меня нет слов. Моей мамы здесь нет, чтобы помочь нам.
Я тоже не приспособлена для такой жизни.
– Как бы мне хотелось, чтобы, когда ты была маленькой, кто-то сказал мне: «Это самое лучшее время. Прямо сейчас. Самое лучшее время». Когда ты молод, все кажется простым. Но однажды мир резко изменится, рассыплется на глазах или утечет под землю, какую бы метафору не взять – у твоей мамы наверняка была бы припасена отличная на этот счет – так что живи полной жизнью и наслаждайся, пока можешь. Когда я начинал работать, у меня бывали кошмары, что я выписываю не тот рецепт. Будто я выписал миссис Джелолари валиум вместо ее сердечных таблеток. Или будто я неправильно выписал дозировку лития для детей Яковитцев. Но у нас с твоей мамой… всегда все было легко. – Я чувствую, как его плечи начинают подрагивать, поэтому устремляю взгляд в горизонт. Если отец собирается заплакать, если отец прямо сейчас собирается рассыпаться на части после того, как принимал все решения – продавал дом, повторно женился, перевез нас сюда, не спрашивая моего мнения, после всего этого – я не собираюсь на него смотреть. Простите, но я не могу дать ему этого.
