— Насколько я помню, раньше ты сам писал в газеты. Сменил род деятельности? Ты что теперь, бравый чекист? И потом, Сашка с Ксюшкой не наследники британской короны, чтобы о них писали в прессе! Что ты все вынюхиваешь, Морозов! Опять расследование затеваешь, писака безмозглый! Мало тебе хвост прищемляли, еще хочешь? Могу устроить!
И как это она не задохнулась от гнева! Сама не ожидала, что его пренебрежительный тон и утомленно-безразличное выражение лица, когда он говорил о ее детях, так на нее подействуют. От злости она готова была вцепиться ему в физиономию!
Олег это понял и задвинулся поглубже на полку. Спросил оттуда:
— Ты с ума сошла?
— Это ты сбрендил. Откуда ты знаешь про моих детей? Общих знакомых у нас нет, рекламные плакаты с их изображением я не заказывала, значит, ты следил за нами? Следил?
— Просто время от времени бывал в тех же местах, что и ты. Успокойся, Алька.
Алька так Алька. Сейчас не это главное. В тех же местах?!
— Ты бываешь в Москве? — уточнила она.
— Бываю.
— А зачем?
Потому что до сих пор страстно тебя люблю, ответила она за него и чуть истерически не расхохоталась. Глядя на ее закушенные губы, Олег заволновался:
— Тебе плохо?
— Мне хорошо, — выдавила она, — ты не ответил.
— А… Ну… Я часто приезжаю в Москву, по делам.
— Ты стал деловым, — похвалила Тина, переводя дух, — и в какой отрасли?
— В литературной.
— Собственное издательство? — светским тоном осведомилась она.
— Я пишу книги, — морщась от собственных слов, признался он.
Пишет много лет. Пишет хорошо, если судить не по критическим статьям, а по сумме гонораров. Называется писателем, и в этом качестве едет на презентацию очередного опуса. А представляться так и не научился. Автор романов? Литработник, как стояло бы в дипломе, если бы в свое время его не выгнали из института?
— Пишешь книги?.. — Она закашлялась, пробормотала через минуту: — Значит, твоя мечта сбылась…
— Можно и так сказать.
— Но откуда все-таки ты обо мне знаешь? — снова нахмурилась Тина. — Или писатель у нас все равно что опытный разведчик?
— Успокойся, — повторил он, — так получалось, что мы несколько раз сталкивались. Только ты меня не замечала.
— Ты был загримирован? Набирал материал для книги, изображая официанта? Или старушку на паперти?
— Ты и раньше за словом в карман не лезла, — прокомментировал он.
— Никогда не могла понять этого выражения. Ну кто же хранит слова в кармане? Обычно в голове. Или я ошибаюсь?
Олег молча улыбнулся.
— Ладно уж, — сказала она, — ешь свой борщ, приготовленный несуществующей супругой.
— Я бутербродами сытый, — откликнулся он, предпочтя не заметить упоминание о супруге.
Тина поерзала на сиденье и уточнила-таки:
— Так получается, ты развелся, Морозов?
— У кого получается?
— Не хочешь говорить, не говори, — она пожала плечами. — Мне-то что.
— Тебе любопытно, — возразил он, — и я скажу. Ты бы сразу спросила по-человечески, чем вокруг да около ходить!
Она с досадой стукнула чашкой по столу:
— И как же я должна была спросить тебя о семейном положении?
— Вот примерно так, как сейчас.
Он сохранял серьезное выражение лица, но разговор ему очень нравился. Наконец-то она ожила, наконец-то расслабилась, и ее раздражение, насмешливость выглядели намного приятней, чем давешняя холодная любезность.
— Ладно, Морозов, — нетерпеливо заговорила Тина, — мне на самом деле любопытно. Ты был женат?
— Нет.
— Что, ни разу? — округлила она глаза.
И тут же вспомнила бабку из квартиры на улице Лунной.
Развеселилась, дура! А он, между прочим, тебя бросил буквально у алтаря, чтобы через неделю другую под венец поволочь! Вот потому ни разу и женат не был, что та — другая! — убилась накануне свадьбы. От такого любой умом тронется и уж наверняка про женитьбу больше и не задумается никогда.
Погодите-ка, так бабка же сказала, что на похоронах той девицы была мать Тины. В качестве матери невесты. И на могиле та же дата, что старушка упомянула. Не считая самого ужасного — фамилии, имени, отчества девушки, которой в природе не существовало. Была Валентина Прошина — по маминой девичьей фамилии. Потом стала Тина Чупицкая. А вот той, что на памятнике обозначена, никогда не было.
Кого же там похоронили?
Тезку Тины, рожденную с ней в один день? Да еще и вознамерившуюся выйти замуж за того же человека!
— Ты что?
Олег смотрел на нее обеспокоено. Бог знает, что творится у нее в голове, но с лицом точно не все в порядке. То краснеет, то бледнеет. Язвительную улыбочку прибрала, сидит, губы кусает. Про глаза говорить страшно, не то что смотреть в их темную пропасть, из глубины которой медленно, но верно поднимается ужас.
— Что ты? — повторил Морозов.
Она с досадой отмахнулась, не слушая и не слыша.
При чем тут тезка? Какая тезка? Ее родная мать была на похоронах! Дочку в последний путь провожала!
Значит, никакой другой суженой-ряженой не было?
Значит, в могилке Тина лежит?
А здесь кто?
Кажется, на этот раз она точно сойдет с ума! Ведь клялась и божилась, что думать об этом не станет. Памятник ей привиделся, а все остальное старушка напутала. Звучит логично. Так оно и есть.
Ну черт ее дернул спросить про жену, а?
Вдруг перед носом замаячила ладонь с чем-то белым посерединке. Опять глюки, обреченно подумала Тина.
— Давай, давай, глотай. Теперь запей. Очень хорошо. Молодец.
— Что это было? — будто очнувшись от обморока, она покачивалась на лавке, неуверенно придерживаясь за край стола.
— Успокоительное.
— Чего, чего?
— Обыкновенная таблетка, — рассердился он, — на тебе лица не было, я решил, что надо… — Он присел перед ней на колени. — Ты как будто увидела привидение… Это я на тебя так действую?
— Ты ни при чем. То есть, отчасти, конечно, и ты там присутствовал. Бабушка сказала, ты на ней жениться собирался.
— Я?! — обалдел Олег. — На бабушке? Жениться?
Тина в бешенстве ударила его в плечи.
— Ты меня слушаешь вообще? Или у тебя мозги от старости сплавились?
— Я не старый, — с серьезным видом возразил он, — но слушать тебя опасно для здоровья. Ты сказала, что бабушка сказала, что я на ней хочу жениться. Я правильно понял?
Тина помотала головой.
— Да нет же! Я сказала, что бабушка мне сказала…
— Попробуй выразиться иначе, — быстро перебил он, схватившись с отчаянием за виски.
— Хорошо, — выдохнула она, собралась с силами и медленно пересказала то, что узнала от старухи.
Вернее, попыталась пересказать. Внятного изложения никак не получалось. И еще — сбивало с толку лицо напротив, мрачнеющее с каждой секундой.
