— Где я могу поспать?
Я тихо благодарю его за то, что он об этом спросил. Хоть раз в жизни не нужно решать самой.
— Не знаю, где хочешь. Рядом с гостиной есть комнатка для гостей.
Он садится на кровать с моей стороны, берет сигарету, выкуривает половину и только после этого спрашивает:
— Я не помешаю тебе, если буду спать здесь?
Нет, не помешает, но я немного опасаюсь. Я складываю оружие, это забытое чувство застает меня врасплох. Скажи, старушка моя, ты ведь не будешь в пятьдесят один год бояться, как юная девственница, что расстроенный мальчик проведет с тобой ночь. В чем проблема? В том, что он тебя целует? А если бы не целовал? Как бы ты себя почувствовала? Униженной? неудовлетворенной? расстроенной? ни на что не годной? Он попросил только о приюте. Если он попросит о ночлеге, в этом нет трагедии. Не ты ли мечтала о выходных, завтраке вдвоем? Ты это получила. Тогда прекрати ко всему придираться.
Но заботу в контракт не запишешь. Это немного меняет дело. И что тогда? Выбери самый простой вариант: у тебя туристическая база на одну ночь. В любом случае, после такого вечера он будет спать как камень, а утром вернется домой. И пообещай себе вычеркнуть его телефон из своей записной книжки.
Он снял халат, его тело, еще немного влажное, скользнуло на простыни. Я смотрю, как он перекладывает подушки, взбивает их. Он улыбается:
— Потрясающе удобно!
Я все еще сижу на краю, он жестом приглашает меня к нему присоединиться, но я его игнорирую, зажигаю еще сигарету. Я ложусь поверх одеяла, гашу свет, оставляю только ночник. Нас разделяет целый метр. Я не чувствую, чтобы Марко двигался. Я решила, что он спит, но в этот момент он говорит:
— Обними меня.
И сам приникает ко мне. Я не двигаюсь, позволяю ему найти удобное положение. Он прижимается лицом к моей груди и тут же засыпает.
Я не шевелюсь; догорающая сигарета уже обжигает мне пальцы, и я мягко подвигаю Марко и иду в комнату для гостей. Ей пользовались только два раза. Первый раз — когда Алекс целый месяц переживал сложный разрыв с депрессивным инженером-химиком, которого было невозможно выставить; второй раз — когда Беренис встречалась со страшным ревнивцем, который поджидал ее у подъезда и угрожал избить, если она вернется слишком поздно. Словом, кровать в гостевой комнате тоже не была свидетельницей безудержных ночей.
Устроившись здесь, я начинаю казаться себе смешной. Что я тут делаю? Почему прячусь? Почему бы не прижаться к телу спящего молодого человека, вместо того чтобы пытаться заснуть в этой комнате, которая служила кладовой?
Я возвращаюсь в комнату, стараясь не шуметь. Когда я осторожно закрываю дверь, зажигается лампа у кровати. Марко смотрит на меня, опираясь на локоть. Секунд пять я очень глупо себя чувствую. Пока он мне не говорит:
— Я не могу заснуть один.
Я ложусь, задаюсь вопросом, удастся ли мне заснуть рядом с Марко. Он снова прижимается ко мне, нежно целует в шею, я сразу же чувствую влечение. Я волнуюсь как молодая девушка, это напоминает огонь первой встречи, который я не чувствовала со времен… Его рука скользит между моих бедер, он замечает произведенный эффект и шепчет, улыбаясь:
— Я тоже хочу заняться любовью.
И он опять засыпает, так же быстро и глубоко, как и в первый раз, а его рука замирает между моими бедрами. Так как мне трудно успокоиться, я беру с ночного столика снотворное и нетерпеливо жду, когда придет сон.
Какое сладостное чувство — проснуться с эрегированным членом в руке. Марко, привстав, наблюдает за мной. Мы обмениваемся улыбками.
— Что это меня разбудило?
— Зачем ты спрашиваешь, если ответ у тебя в руке.
Он говорит, что у него нет презервативов, я поясняю, что овуляция закончилась уже несколько лет назад, а в остальном я ему доверяю.
Сколько лет я не доверяла мужчинам в интимных делах? Может, я купила эту огромную двуспальную кровать только для этого момента, когда между телами не остается препятствий? Наконец-то я полностью довольна таким вложением денег.
Он с явным аппетитом ест хлеб с маслом и пьет кофе, говорит с полным ртом:
— Я не хочу, чтобы ты мне платила и дальше.
Я вопросительно на него смотрю.
— Я больше не хочу этим заниматься… Я продолжу работать на стройках… У бабушки есть комната, я смогу выкрутиться.
Я смотрю на него без слов.
— Ты мне не веришь?
— Конечно, я тебе верю… Но, например, если мы захотим уехать на выходные, то как тогда?
Он колеблется:
— Поездка должна быть не очень дорогой…
Я начинаю смеяться:
— Я предлагаю тебе другой выход… Я сделаю тебе аванс.
— Запишешь на мой счет?
— Например…
Он берет мою руку, целует ладонь, замечает, что на ней остался след кофе с молоком, вытирает его. Извинившись одними глазами, он принимается за второй бутерброд.
— И куда мы поедем?
— Я не знаю… только чтобы не очень дорого…
Я притворяюсь, что раздумываю.
— Кемпинг? Сейчас не сезон, но там как раз должны быть выгодные цены.
Он не сразу понимает, что я шучу. Я смеюсь, видя его замешательство.
— Заметь, кемпинги не так уж плохи, — говорит он мне очень серьезно. — Я знаю один, позвоню туда.
Теперь я сомневаюсь. До тех пор, пока он не принимается смеяться в свою очередь, поднимается из-за стола, обнимает меня и увлекает в комнату.
Ночью я не сомкнула глаз. Но я легла как можно раньше, чтобы избежать взглядов матери и сестры. Они не удержались и спросили, что произошло. Я ответила, что мы поссорились, но это не смертельно. Я прекрасно понимала, что они мне не верили. Мне удавалось не плакать. Я легла, но не спала.
Я думала о Марко, я была уверена, что он с этой женщиной. Они стояли у меня перед глазами, раньше я их такими не видела. Настоящий фильм. Тогда я начала реветь и уже не останавливалась. Я знала, что это была моя вина, я была подавлена тем, какую глупость сделала. Я не могла говорить об этом ни с кем, я могла только плакать, потому что моя любовь ушла.
Около трех часов я поднялась, пошла в кухню, попыталась найти снотворное — иногда мама оставляет таблетки в шкафу. Я ничего не нашла и тогда взяла бутылку вишневки, которую используют для тортов, и налила себе полный стакан. Я выпила, села за стол, сложила руки перед собой и опустила на них голову. В этот момент вошла Карина.
Я не хотела ни видеть ее, ни разговаривать с ней. Но она ничего мне не сказала, только обняла меня и сильно к себе прижала. Я снова отчаянно заплакала. Мы не обнимались с сестрой так долго… Возможно, мы вообще никогда не обнимались.
