Лизочка десять раз извинилась. И вкратце рассказала ей про абхазца, лошадь и немного про странствующего учителя. Про ночь в чужой постели она почему-то промолчала.
– Ладно, – отмахнулась Динка, – не убилась, не потерялась, не попала в гарем – и хорошо. Только больше не ищи себе приключений, хорошо?
Лизочка пообещала.
– Значит, так: кредитные карты твои я заблокировала, – отчиталась Динка, – машину через знакомого попробовала пробить по базе. Пробила. Зарегистрирована она на Павла Ивановича Курчатова, а не на Бориса какого-то. Так что – не его это машина. Я пробовала звонить этому Павлу Ивановичу – никто не отвечает. Буду продолжать названивать. Может, это его друг или родственник. Позвоню, спрошу Бориса. Придумаю какой-нибудь повод. С квартирой я сначала не знала, что делать. Но потом придумала. Я залепила замочные скважины пластилином.
– Что?! – Лизочка чуть со стульчика не упала.
– А что? По-моему, прекрасное решение. Представляешь, приходит он, пытается сунуть ключ в замочную скважину – а фигушки! Что ему делать? У тебя дверь железная. Вызвать мужиков из ЖЭУ с автогеном он не может. У него в паспорте прописки по твоему адресу нет. Если попытается кого-нибудь нанять, я консьержку твою, клевая, кстати, тетка, предупредила. И соседей. И соседи у тебя ничего, понимающие. Так что – жизнь прекрасна! Сходишь сегодня деньги получишь, купишь билет до Москвы. Позагораешь еще на прощание и домой. О Борюсике ты, я слышу, уже позабыла. Ну и правильно. Встретишь ты еще кого-нибудь хорошего.
– Ага, жизнь прекрасна... – мечтательно протянула Лизочка, которая все не могла решить, рассказывать о своем волшебном преображении или нет.
– Я рада, что ты не теряешь присутствия духа. Может, ты еще и там мужичка какого-нибудь симпатичного найдешь и останешься до конца отпуска. А что? Всякое в жизни бывает.
Лизочка вспомнила про мужика, с которым рассталась каких-нибудь пару часов назад и покраснела.
– Или ты там что-то не договариваешь? – прочитала ее мысли Динка.
Неизвестно, с каким видом все она это спросила, но Лизочке почудилась в ее словах насмешка.
– Что ты смеешься! – вспылила Лизочка. – Нашла не нашла: не забывай, что это ты и твое дурацкое Вуду во всем виноваты! Черт меня дернул вообще пустить тебя тогда в гости! Это из-за тебя я осталась без денег и документов, чуть не убилась на лошади, чуть не потерялась в лесу, проснулась с непонятным мужиком! Ты все это устроила! Ты...
– Во-первых, – перебила ее Динка, – я понимаю, что тебе пришлось много чего пережить, но не нужно искать виноватых. Я в твоей ситуации так же виновата, как любой другой из шести миллиардов людей на планете. Во-вторых, если ты проснулась с незнакомым мужиком, а теперь злая сама на себя, давай об этом поговорим. Не бойся, я не буду тебя осуждать и никому не расскажу.
– Да, я проснулась сегодня утром в постели с незнакомым мужиком! – воинственно сказала Лизочка. – И что? Я ничего не помню! Знаешь, сколько я вчера вина выпила?! – И она вкратце, еще за час пересказала все прелести своего утра.
– С чего ты вообще взяла, что между вами что-то было?
– Ну... все они одинаковы... Увидел пьяную женщину, привез к себе домой, уложил в свою кровать... – и тут Лизочка в ужасе поняла, что сама себе врет, что снова она начинает играть какую-то роль, говорить слова, которые, как ей кажется, надо говорить в подобной ситуации.
Лизочка озадачилась: а что она чувствует на самом деле?
– Ты же сама сказала, что в доме только одна кровать была, – между тем вещала Динка. – Что ему, на пол тебя надо было укладывать? Слушай, у тебя вообще какое-то однобокое представление о мужиках. Что ты от них вечно какой-то подлянки ожидаешь? Ну обманул тебя Борюсик. Так, заметь, он сделал это отнюдь не так прямолинейно и просто, как ты себе это представляешь. Напротив, он отрастил себе идеальные, по твоим представлениям, ножки, подошел к тебе открыто. Ты хотела его видеть таким – он таким и показался.
– Мы это уже обсуждали, – буркнула Лизочка, которую почему-то эти «идеальные ножки» задевали.
– Хорошо, не будем. Ты попробуй посмотреть на своего ночного мужика по-другому. Где вы познакомились – в ресторане? В котором ты назаказывала еды, не имея при этом ни копейки. Кто, скорее всего, хозяин ресторанчика? Правильно, лицо кавказской национальности. Чем тебе пришлось бы расплачиваться? То-то и оно. А мужик за тебя заплатил. Спас тебя, так сказать, от бесчестия. Вывез пьяную в Туапсе. Может, ты ему просто адрес была не в силах назвать. Куда ему было тебя везти? Правильно, к себе. Не бросать же на улице. Думай о людях хорошо, и они будут хорошими по отношению к тебе.
– И ты меня учить будешь! – возмутилась Лизочка, вспомнив вчерашние нравоучения. – Странствующий Учитель тоже, я тебе говорила, нашелся в лесу. Делать ему, что ли, нечего – распутывать мои проблемы? Шел бы на психоаналитика учиться да деньги зарабатывал бы лучше.
– Ну что ты опять раскричалась? – мягко остановила ее Динка. – Не встреть ты его, как бы из леса выбралась? Что бы с тобой могло случиться – страшно представить. И потом, он тебе вполне правильно сказал. Не надо считать, что все грабли – сволочи. Это раз. А второе... Как там его? А, не воспринимай ты себя как товар, не пытайся продаться подороже – и все будет хорошо.
Лизочка и сама понимала, что Динка права, что она с ней полностью согласна, но остановиться не могла. «Нападение – лучшая защита» – Лизочка с детства любила эту фразу и старалась ею руководствоваться в своих поступках. Это уже было как условный рефлекс: нападать.
– Я пытаюсь продаться подороже? – обалдела Лизочка. – Да я!.. Да я никогда!.. Да ты сама!..
– А кто мне постоянно рассказывал, сколько денег на тебя Борюсик потратил в очередной раз? Разве деньгами измеряются чувства?
Лизочка была готова убить Динку. А убить кого-то, как мы уже это выяснили, люди хотят только тогда, когда им говорят правду, которую они и сами знают. Знают, но скрывают изо всех сил, как первые морщины и целлюлит.
Лизочка, конечно, старалась о Борюсике не думать. Пыталась утвердиться в мысли, что вычеркнула его большой и жирной чертой из своей жизни. Выдрала, как лишние волоски, – больно, а что делать? Красота требует жертв, а Лизочкина жизнь должна быть красивой. Без всяких сволочей (читай: Борюсиков).
Вычеркнула, выдрала, выкинула – перевела в ранг подлецов, отвела душу в отделении милиции, рассказывая о его злодеяниях. Перечитала свои показания, расписалась: «С моих слов записано верно, мною прочитано». И забыла. Но все это было неправдой. Почему неправдой – понять этого Лизочка не могла.
То ли климат здесь какой-то особенный, то ли солнышко крепко голову припекает – запустился в ней, в ее, Лизочкиной, голове, какой-то странный механизм. Нет-нет, да и вернется она мыслями к их – ее и Борюсика – московским отношениям. Попытается что-нибудь вспомнить, какую-нибудь подробность – а нет никаких подробностей. С одной стороны, все так гладко было, так идеально, так неправдоподобно красиво, как роман прочитала. И она была безупречна. И он – безупречен. И отношения их – безупречны. Словно не жила Лизочка, не переживала. Не чувствовала ничего. Упивалась безупречностью и идеальностью.
