— Тебя что-то беспокоит? — спросила Саша, и Глеб поймал на себе ее встревоженный взгляд. Оказывается, он так и сидел, замерев, с недонесенной до рта вилкой с наколотым на нее кругляшком сардельки.
— А? Да нет, — невпопад ответил Глеб. — Завтра уже уезжать.
Впервые его не тянуло домой, а хотелось еще немного задержаться.
Саша доела свой салат и пододвинула к себе стакан сока.
— Тогда этот вечер надо провести так, чтобы он запомнился.
— Как, например?
— Можно пойти погулять и сделать несколько снимков, — принялась перечислять Саша с воодушевлением. — А еще я видела тут бассейн под открытым небом. Только я купальник не брала.
— А я плавать не умею, — неожиданно для себя признался Глеб. Вообще-то об этом доподлинно знал только Леня, потому что самолично пару раз пытался научить его, а потом спасал.
В столовой было шумно, гремела посуда, очередь голодающих растянулась аж до самой двери, но Саша ахнула так, что за соседними столиками на них обернулись.
— Правда?! Хочешь, я научу? Это не сложно.
Глеб положил вилку на тарелку, так и не притронувшись к сардельке.
— Не думаю, что это хорошая идея, — начал он, но глаза у Саши уже загорелись.
— Я плаваю как рыба, вот увидишь, я научу тебя за один вечер.
— Посмотрим… Давай есть, а то всем места не хватит.
Они быстро закончили с ужином и вернулись в корпус. В холле Леньчик строил глазки пожилой даме за стойкой регистрации. Пройти незамеченными не получилось.
— Самарин! Ты что, ключи с собой забрал? А как же я?
— Я до тебя не дозвонился.
Леня полез в карман и достал айфон.
— Хм…И правда. А я и не слышал.
От него немного пахло алкоголем, сразу видно, опять зависал в какой-то местной тусовке. Вот кто нигде не пропадет.
— Ну, я тогда пойду к себе, — Саша помахала рукой и посмотрела на Глеба из-под опущенных ресниц. — Насчет вечера все в силе. Я напомню.
Едва она скрылась из виду, Леня буквально вцепился в Глеба, не стесняясь свидетелей.
— Неужели? Это то, что я подумал? У вас свидание?
— Ты уверен, что думать — это твое? — съязвил Глеб, пытаясь отцепить друга от своей руки.
Леня согласился потерпеть до комнаты, а там снова набросился на Глеба с расспросами, как будто ему больше всех надо было.
— Знаешь, я так ждал этого момента, — поделился он, не дав Глебу и рта раскрыть. — Вы идеально подходите друг другу. Оба талантливые, оба пишете…
— Стоп, — перебил Глеб. — А ты откуда знаешь, что Саша писала раньше?
— Ах, да. Писала, — зачем-то поправился Леньчик и подозрительно кашлянул. — Так от нее и узнал.
Глеб закрыл глаза и прислушался к себе. Больше это чувство нельзя было игнорировать. Он испытывал ревность, сначала к чересчур общительному Игорьку, потом к Сергею, которого вообще видел впервые, а теперь даже к лучшему другу. Глеб не хотел, чтобы Саша с ними общалась без него, не хотел, чтобы они знали о ней больше него. Не хотел, чтобы однажды она собрала вещи и ушла, как ушла Вика.
— Глеб? — Леня легонько толкнул его в плечо. — Моргай, пожалуйста, когда я с тобой разговариваю.
— А?
— Б!
Глеб сообразил, что и правда перестал слушать Леню, почти как сегодня, когда он выпал из реальности во время ужина. Увы, Леньчик отлично знал это его состояние. Он заставил Глеба сесть и устроился напротив, закинув ногу на ногу.
— Итак, я бы сказал, что тебя посетила гениальная идея и ты ее пишешь. Но ты не пишешь, а сидишь рядом со мной на кровати. Следовательно, все элементарно. Ты влюбился!
Глеб даже растерялся.
— Где логика?
— Логика в твоих романах, Самарин, а в жизни — чувства и эмоции. Ну же, встряхнись. Перестань жить прошлым и не заставляй меня и дальше говорить тебе умные вещи. Ты же знаешь, это не в моем стиле.
И он был чертовски прав. Но как же это бесило!
Глеб молчал и глядел себе под ноги, поэтому момент, когда Леньчик поднялся и ушел в ванную, едва заметил. Зашумела вода в душевой кабине, позволяя немного расслабиться и выдохнуть.
Звучало как чушь собачья, но если бы все происходящее было частью сюжета, то Глеб сказал бы точно то, что только что с умным видом изрек Леонид. Главный герой безнадежно влюбился, как это обычно бывает в книгах, без повода и каких-либо здравых предпосылок. Но разве в жизни не должно происходить так же? Резко, беспричинно, до бабочек в животе, будь они неладны?
Глеб встал, посмотрел в окно, где сквозь тонкие шторы просвечивало заходящее солнце, и вышел из номера.
— Ты где? — спросил он, позвонив Саше.
— В холле, хочу купить кофе, — услышал он ответ где-то у себя под ногами, перевесился через перила и увидел двумя пролетами ниже рыжую макушку. Саша подняла голову и помахала ему рукой, а другой продолжала прижимать телефон к уху.
Глеб скинул вызов и быстро спустился по ступенькам на первый этаж. После ужина многие возвращались в комнаты, чтобы отдохнуть, и на улице было не так шумно, как в течение дня. Солнце клонилось к верхушкам деревьев, но все еще было очень тепло, но уже не так душно. Саша потянулась и сунула руки в карманы джинс.
— Здесь так здорово. Я первый раз в Питере, жаль, мы видели город мельком, из окна автобуса.
Она шла чуть впереди, и ветерок шевелил рыжие волоски на макушке.
— Может, еще вернешься, — сказал Глеб, и она обернулась.
— Может. Скоплю денег и рвану сюда на неделю. Или на две. Хватит мне две недели, чтобы все посмотреть?
— Не знаю. Я и сам бывал только в районе Фонтанки и в Эрмитаже.
— Я бы погуляла пешком, — размечталась Саша и мягко улыбнулась сама себе. — Мама показывала мне открытки с Питером, она часто приезжала сюда в юности.
Глеб знал, что Саша недавно лишилась обоих родителей и жила у не слишком радушной тети и ее дочери, но впервые слышал ее мечтах и воспоминаниях. Это было что-то интимное, очень личное, и Глебу было тепло от того, что он стал к этому немного ближе.
— Мои родители постоянно путешествовали, — вдруг сказал он. — Они до сих пор половину года в разъездах, поэтому я рано нашел себе отдельное жилье, причем сразу в другом городе.
— Вы не ладили?
— Да не то чтобы не ладили, просто виделись не так часто, как мне бы хотелось. Зато они мне много чего рассказывали о том, что видели.
— Так это поэтому ты решил стать писателем?
Глеб пожал плечами. Он никогда особенно не задумывался о своих мотивах стать писателем. Просто это всегда в нем было, только проявлялось в разных формах.
— Вообще-то сначала я писал стихи.
Саша развернулась и пошла по тропинке спиной вперед, а ее огромные зеленые глаза, ловящие золотистый солнечный свет, смотрели на Глеба с восхищением.
— Правда? Помнишь какой-нибудь? Прочитай, пожалуйста.
Они уже достаточно далеко ушли от центра, вокруг возвышались ели, создавая иллюзию полной уединенности. Дорога шли вниз, к бассейну, имитирующему пруд. Глеб откашлялся и процитировал те строки, что больше всего отражали его состояние. Удивительно, что он вообще еще их помнил.
— Прошу тебя не надо обещаний,
Не надо слов бессмысленных и лжи.
С тобою мы и так давно на грани,
Вот-вот уже упасть на дно должны…
Он замолчал, по-новому переосмысливая давно написанные слова. Ему было лет двадцать, наверное, студент-второкурсник, которому не особо везло на любовном фронте. Он писал стихи, чтобы заполнить пустоту, а почти десять лет спустя его единственная сильная любовь перешагнула эту грань, о которой Глеб мог только писать.
— А дальше? — с искренним интересом спросила Саша. Она продолжала идти задом наперед и не видела препятствий, поэтому Глеб успел протянуть руку и удержать ее, когда ей под ногу попал крупный камень.
— Осторожнее.
Зеленые глазищи испуганно распахнулись, и Глеб в который раз удивился, какого они изумительного, такого редкого чистого цвета.
— Так чем закончилось это стихотворение? — тихо спросила Саша, продолжая цепляться за его руку.
