Объясняться Дима не стал. Захотел — и сделал. Пусть Ларе нельзя ничего подарить, не нарушив установленных между ними обязательств, но уж от лесной травы, преподнесенной вроде как в шутку, она вряд ли откажется. А Дима насладится растерянным выражением ее лица.
Там, в лесу, под ярким солнцем и в компании отца затея была воплощением авантюризма и непопулярного в своей скромности романтизма, однако теперь, едва перед Димой промелькнул указатель с надписью «Москва», уже не получалось отвлеченно беспокоиться, что завянут, несмотря на предпринятые меры, цветы: с ними до сих пор все было прекрасно и вряд ли что-то произойдет за оставшиеся до лариной квартиры сорок минут пути. Квартиры, в которой о его приближающемся визите до сих пор не подозревали.
Со звонком Дима тянул до последнего: предположил, что Лара будет сговорчивее, если он не даст ей времени на раздумья, а еще — на сборы. Он загорелся желанием увидеть, какая она бывает в домашней обстановке. Как выглядит, во что одета, чем занята. Бардак ли у нее в квартире или идеальный порядок, когда она никого к себе не ждет.
Только завернув на ее улицу, он, наконец, взял в руки телефон. Его, подогреваемого азартом, мало волновало, что через минуту вся затея рискует провалиться: Лара, даже если вечер у нее выдался свободный, вполне спокойно может послать непрошенного гостя куда подальше.
— Привет, — произнес он уверенно, едва услышав в динамике характерный щелчок.
— Дима? — Лара была удивлена. — Привет. Что ты хотел?
Въезжая во двор, он сжал руки на руле и приготовился разворачиваться.
— Я уже в Москве, вернулся раньше. Еду мимо твоего дома, если ты не занята, могу заехать. Сегодня как раз суббота, — он с трудом издал смешок; напряжение во всем теле сковывало мышцы.
На той стороне телефонной трубки растеряно молчали несколько секунд.
— Вот это внезапность, — наконец, Лара ответила и наверняка покачала головой, как делала всегда, если Диме удавалось ее изумить (в основном, конечно, наглостью). Недовольства, к своему облегчению, в ее голосе он не услышал. — Ладно, давай, тем более пока у нас выходные.
Он бесшумно выдохнул, прежде чем добавить:
— Буду через пять минут.
— Через пять? — воскликнула Лара взволнованно. — Ты под дверью моей стоишь?
Рассмеявшись, Дима, стараясь в то же время найти место для парковки в забитом автомобилями дворе, ответил:
— Нет, только подъехал к дому. Говорил же, что рядом еду.
— А если бы… — Он догадался, какой вопрос должен был прозвучать, но она вдруг оборвала себя на половине фразы и поспешно попрощалась: — Неважно. Ладно, паркуйся пока. Жду.
Втиснувшись в малоудобный закуток, Дима из доброты душевной дал Ларе лишних семь минут и после выбрался из машины, едва не оставив свой лесной веник вянуть внутри.
В лифте он вдруг особенно заволновался, разом припомнив все провальные ухаживания и свидания в своей жизни. Весь его опыт отношений кричал, что и сейчас поступать нужно по-другому, однако что-то глубинное, не поддающееся рационализации — чутье ли или существующее на уровне подсознания понимание Лары, — вело его иным, противящимся разуму путем. Избавляя себя от шанса выбрать иную стратегию завоевания, Дима нажал на дверной звонок и мгновенно успокоился.
Встретившая его на пороге Лара действительно оказалась… домашней. Непривычной, не менее красивой, чем обычно, но впервые в ней настолько явно пробивалась мягкая нежность, не спрятанная за стильным, строгим образом успешной адвокатессы, в котором каждая строчка и пуговица предупреждали, что приближаться не стоит.
— Проходи, — широко раскрыв дверь, Лара приглашающим жестом отступила вглубь квартиры, прямо в пятно теплого, закатного света, льющегося через смежную с прихожей кухню.
Солнце заиграло бликами по полупрозрачной бежевой ткани нарочито свободной футболки и струящихся домашних брюк, вспыхнуло ореолом в копне длинных, свободных от укладки волос, ярко засияло в глазах. Дима от неожиданности просто залип.
Лара, не понимая, чем вызван его ступор, нахмурила брови и сощурилась. Поймав глазами движения ее лица, Дима удивился, заметив на нем веснушки. Крошечные, светло-желтые пятнышки, рассыпавшиеся редкими группками на коже лба и щек и чуть сильнее — на носу, они придали Ларе совершенно иной, девчоночий вид, словно Диме повезло встретить ее на десять лет раньше, на первом курсе университета.
— Привет, — он поздоровался. Осторожно прикрыл дверь, испытывая сильное желание потрясти головой, чтобы избавиться от охватившей его медлительной растерянности. Протянув Ларе букет, заулыбался лукаво и заговорил, подразнивая, надеясь, скрыть свои истинные мотивы: — Утром ходил с батей в лес, решил тебе, городской жительнице, привезти гостинцы.
Молчиливо приняв в руки охапку цветов, Лара отреагировала неожиданно и… странно. Замерев, она, опустив голову, долго смотрела на букет, а потом подняла на Диму распахнутые, переливающиеся влажной зеленью глаза. Вид у нее был как будто горестный.
— Лар, ты что? — Дима, растерявшись, подошел ближе.
Лара покачала головой. Улыбнулась — коротко, по-особенному.
— Все хорошо. Просто… мне всегда отец из леса медуницу привозил. Вспомнилось.
Она говорила ровным, безэмоционально-идеальным тоном, но Дима уже хорошо знал, что тон этот — для чужих. С ним Лара, возможно, не отдавая себе в том отчет, уже давно говорила по-другому: живо, с оттенками, не контролируя каждый звук — с иногда сбивающимся дыханием, обрывающимися фразами и словами.
Ее нынешняя попытка отгородиться подсказала Диме, в чем может быть дело. Догадка, вероятно, отчетливо промелькнула в выражении его лица, потому что Лара, все тем же, не своим голосом объяснила сказанное раньше:
— Он погиб при исполнении двадцать лет назад.
— Прости, — Дима извинился то ли за цветы, то ли за не укрывшийся от нее мысленный вопрос.
— Все нормально. Цветы — это хорошее воспоминание. Спасибо. — Наконец, ее голос стал теплее, и Дима снова поймал ее взгляд: какой-то светлый, совсем-совсем невинный, даже беззащитный.
Защемило сердце и с огромной силой потянуло Лару поцеловать и обнять; крепко вжав в себя, укрыть от любой тоски, но Дима помнил, что нельзя.
Просто так, сходу, не в качестве прелюдии к сексу — нельзя.
Глава 35
Прежде чем Дима успел что-нибудь сказать в ответ, Лара, прижав цветы к груди, махнула рукой в сторону кухни:
— Ты будешь чай? — Он кивнул. — Хорошо, тогда разувайся, мой руки и проходи.
От реплики «Да, мой командир!» Дима удержал себя волевым усилием. Оставшись в коридоре в одиночестве, он, стягивая кроссовки, поспешно осмотрелся. В свой прошлый, первый и до сегодняшнего дня единственный визит, ему не удалось изучить обстановку в квартире, но он собирался восполнить существующий пробел.
В прихожей примечательных глазу или уму вещей не было, гостиная с порога не просматривалась, кухня была видна лишь отчасти. В ванной Дима мыл руки долго и тщательно — будь он таким усердным лет так двадцать с небольшим назад, мама не нарадовалась бы, — и разглядывал заполнившие пространство вокруг баночки и скляночки, коих обнаружилось в приличном количестве, но интересовало его другое.
Он тщательно просмотрел каждую полку на предмет любой мужской косметики, лишнего геля для душа или второй зубной щетки. Внимание к деталям, ключевая способность любого хорошего юриста, позволяла выяснить целую уйму занимательных фактов о чем и ком угодно без единого вопроса.
Дима, конечно, не думал, что Лара могла ему лгать об эксклюзивности их отношений. Цель его изысканий была в ином: понять, когда в последний раз Лара жила с мужчиной и жила ли вообще. С большей вероятностью на глаза попалась бы незначительная мелочь, выдававшая былое присутствие второго человека в квартире: свободный крючок или забытая сменная кассета для бритвенного станка — вариантов масса.
Ни одного подтверждения тому, что Лара до их встречи с кем-то сожительствовала, не нашлось. Диме подумалось, что ванная комната в целом намекала, что даже редких гостей тут не ждут: тех же полотенец было только два — большое и маленькое — для лица и для тела, нужды внезапных посетителей, очевидно, не учитывались. Предположение, что идея с отношениями без обязательств возникла у Лары после тяжелого разрыва с каким-нибудь мудаком, потеряло в убедительности.
