Князь еще несколько раз пытался поговорить с Мариной, но она, особенно после ночного погрома в ванной, видеть его не желала. Василий Палыч, наконец, пообщался с ним обстоятельно, вошел в положение, и пообещал, как только сам что-то узнает, сообщить.
Но, то ли ничего не узнал, то ли передумал, но с этой стороны Князь никакой информации не получил.
А осенью Ванычу дали генерала. И, вместо того, чтоб с почетом выпроводить на пенсию, перевели в столицу, управлять одним интересным департаментом. А Ваныч потащил с собой своих самых проверенных людей, потому что новая метла и так далее.
Князь поехал. Собрал немногочисленные пожитки, затолкал Дома на заднее сиденье патриота и рванул.
Его уже ничего не держало в этом городе, надежду на то, что Кет вернется, он потерял.
И продолжил жить. Служить. Без огонька, без особого удовольствия встречаться с женщинами. Выпивать с приятелями.
А по ночам сходить с ума.
Потому что все еще чувствовал ее запах, ее вкус, скучал по ее глазам, огромным и ярким, как маленькие солнца.
Он спал ночами. И без кошмаров. Потому что она приходила и отгоняла их.
Каждую ночь.
17
Час пик Князь все же поймал, и теперь стоял, прижатый к двери вагона какой-то пухлой женщиной в зимнем пуховике.
Подумал, что на следующей остановке просто выйдет, потому как нахер это все, недовольно попытался шевельнуться, чтоб ослабить давление обширного зада, скользнул взглядом поверх голов, ища карту метро.
И замер.
В другом конце вагона, у окна, стояла Кет. Каким образом ему удалось ее разглядеть в давке, Князь так потом и не понял, но разглядел.
Кет, это точно была его Кет, стояла, прикрыв глаза, покачиваясь вместе с толпой. Аккуратная прическа открывала ушки, в которых Князь даже смог разглядеть капельки наушников. На лицо, осунувшееся немного, усталое, но все такое же офигенно красивое и нежное, набегали тени от ламп метро.
Василий, замерев на секунду, проморгался, ожидая в любую мгновение, что Кет растворится в воздухе, а затем яростно задвигался, пытаясь пробиться к ней.
Но препятствие в виде необъятной кормы соседки по вагону было непреодолимо. Князь даже шевельнуться не мог, не то что протиснуться. Кроме этого, женщина видно решила, что ее лапают, и заверещала на все метро.
Тут, слава Богу, подоспела станция, и Василия вышибло из вагона, как пробку из бутылки.
Он еле дождался, когда все выйдут, и тут же влетел обратно, лихорадочно выглядывая Кет, обливаясь холодным потом от мысли, что девочка могла выйти, а он и не заметил. Но нет, Кет по-прежнему стояла возле окна, и Василия буквально принесло к ней потоком пассажиров, еще большим, чем до этого.
Принесло, и попыталось уволочь дальше, но Князь плотно заякорился о поручни, удобно расположившись как раз позади девочки, так и не открывшей глаз, и, кажется, вообще дремавшей стоя.
Он упер руки по обе стороны от ее плеч, чувствуя, как толпа все сильнее вжимает его в тонкую фигурку Кет. Стоял и смотрел сверху на ее усталое лицо в отражении темного окна, на хрупкие руки, сжимающие сумку, и не верил, что это не сон. Никак не мог осознать.
Наклонился, втянул ноздрями сладкий аромат ее волос, и голову сразу повело, моментально просто. Даже не заметил, как задышал чаще, тяжелее, только сейчас до конца осознавая, что это она, что она рядом, что он может до нее дотронуться. И обязательно дотронется, обязательно! Потому что теперь Кет точно никуда от него не денется. И плевать, чем она занималась эти месяцы, что делала, да хоть бы и замуж выскочила! Плевать!
Полнота картины открылась перед Князем во всей своей красе: он без девочки не может жить. То, что делал эти месяцы - нихера не жизнь. И он больше так не будет существовать. Пусть Кет обижается, протестует, да что угодно делает! Главное, чтоб была рядом.
Он неосознанно, уже без помощи толпы, прижался к спине девушки, вагон качнуло, и Кет наконец-то открыла глаза.
И встретилась в отражении с его взглядом. Один момент смотрела неверяще затуманенными глазами, в которых постепенно проявлялось осознание происходящего.
Дернулась всем телом, словно пытаясь убежать, но даже толком пошевелиться не смогла. Теснота, давка. И Князь, сдвинувший обе руки на поручнях так, чтоб свободы маневра не было.
Он смотрел в ее огромные испуганные глаза, не мог оторваться.
- Привет, малыш.
Он шепнул ей это в макушку, еле слышно, одними губами, шевеля дыханием волосы.
- Что ты здесь…
Кет не смогла толком задать вопрос, да и смысла сейчас в этом не было.
- Я выхожу на следующей, пусти! - и дернулась еще раз, намереваясь вырваться.
Но Князь, само собой, даже и не подумал отстраняться. Только не теперь. Да и больше никогда.
- Ты приехала уже, малыш, дальше только со мной.
Василий положил руку на талию Кет, кайфуя от прострелившего мышцы чистого наслаждения прикосновением, крепко впечатал худенькое, такое родное тельце в живот, нависая, как медведь, обволакивая собой со всех сторон.
Кет опять задергалась, попыталась вырваться, ругаясь шепотом бессвязно:
- Да что ты себе… Да как ты… Пусти меня, гад… Ах!
Последнее вырвалось уже непроизвольно, когда наглая кошачья лапа залезла под короткую курточку и нырнула за пояс свободных джинсов. Сразу, по-хозяйски, определяясь с дальнейшим планом действий.
Василий чувствовал, что крыша не просто съехала, а реально сорвалась и унеслась в неизвестном направлении. Гладкая кожа животика, тонкие волоски на лобке, нежные складки… Мокрая! Бл*, она мокрая! Вот так, сразу, через пару минут неожиданной встречи!
Грубые пальцы счастливо нырнули в манящую влажность, девочка, еще раз коротко ахнув, практически обвисла в его руках, Князь двинул телом, еще сильнее прижимая ее к окну метро, не вынимая руку из джинсов, продолжая легко, но настойчиво поглаживать клитор, проникать пальцами все глубже, ритмичнее, насаживать на себя. И смотреть в
