Инстинктивно тянусь вверх и обнимаю его, чтобы удержаться, утыкаясь лицом ему в шею. Возможно, я немного пьяна и сильно зла, но я знаю свое любимое место. Он опускает меня на кровать, и через несколько мгновений ложится сам и грудью прижимается к моей спине.
— Ава? — шепчет он мне на ухо.
— Что?
— Ты сводишь меня с ума, леди.
— Безумие в любви? — бормочу сонно.
Чувствую, как он прижимает меня ближе.
— И это тоже.
***
— Я люблю тебя.
Что? Я кряхчу и раздираю слипшиеся от туши ресницы.
— Пей, — тихо приказывает Джесси.
Я стону и переворачиваюсь на подушку.
— Оставь меня в покое, — ною я, слыша его смешок.
Голова раскалывается. Я даже не приподняла ее от подушки, а мне уже кажется, будто в черепе репетируют Black Sabbath.
— Эй, иди сюда.
Он обвивает рукой мою талию, а затем тащит через кровать к себе на колени. Его ладонь приглаживает мои волосы и отводит их с лица, и я открываю глаза, видя, как стакан шипучей воды приближается к моим губам.
— Пей, — настаивает он. Я позволяю ему поднести стакан к губам и делаю глоток долгожданной прохладной шипучей жидкости. — До дна.
Выпиваю весь стакан, а затем падаю на его голую грудь. Я действительно дерьмово переношу похмелье.
— Насколько все плохо? — спрашивает он. Знаю, он ухмыляется.
— Плохо, — хриплю я.
Веки тяжелеют, и мне слишком комфортно, чтобы открыть свой разум событиям, которые свели воедино меня и это мучительное похмелье — свели меня с этим сводящим с ума мужчиной.
Джесси ерзает на кровати, а затем откидывается назад, увлекая меня за собой. Что ж, по крайней мере, он разговаривает со мной достаточно, чтобы поухаживать в моем жалком состоянии. Какая женщина наказывает алкоголика, любовь всей ее жизни, тем, что отправляется веселиться и напивается? Да еще и будучи беременной, о чем он, конечно, не знает. Что за женщина будет мучить своего безумного мужа-собственника, засовывая язык в глотку другого мужчины у него на глазах? Та, кому подстать мужчина, который ворует таблетки у любви всей своей жизни, чтобы попытаться втихаря обрюхатить ее. Мы созданы друг для друга.
— Мне жаль… чутка, — говорю тихо.
Он целует меня в волосы.
— Мне тоже.
Он смелый. Я, должно быть, выгляжу и пахну шокирующе. Аромат похмелья не из самых приятных с утра, особенно для выздоравливающего алкоголика.
Я лежу жалкой кучей поперек него, то засыпая, то просыпаясь, то погружаясь в раздумья.
— О чем думаешь? — спрашивает он тихо, почти с опаской.
— О том, что дальше так продолжаться не может, — отвечаю честно. — Для тебя в этом нет ничего хорошего.
Я опускаю тот факт, что для меня тоже все плохо.
Он вздыхает.
— Мне плевать на себя.
— Что нам делать? — настаиваю я.
Он молчит немного, а затем укладывает меня на спину и раздвигает мои бедра, устраиваясь между ними. Сделав глубокий вдох, прижимается лбом к моей груди.
— Не знаю, но знаю, как сильно люблю тебя.
Я млею и смотрю в потолок. Я тоже это знаю, но поговорка «любовь побеждает все» в нашем случае подвергается испытанию до предела. Он каждый раз пользуется признанием в любви, будто это приемлемое оправдание его невротических привычек.
— Зачем ты это сделал? — Мне не нужно вдаваться в подробности. Он знает, о чем я спрашиваю.
Он смотрит на меня, хмурая морщинка набегает на лоб.
— Потому что люблю тебя, — говорит он, защищаясь. — Все потому, что я люблю тебя.
— Ты обращаешься со мной как с мусором, трахаешь в туалете бара, без слов, а потом уходишь, чтобы лапать другую женщину? И все это ты сделал потому, что любишь меня?
— Я пытался доказать свою точку зрения, — тихо возражает он. — И следи за языком.
— Нет, Джесси. Ты пытался быть мудаком. — Я слегка ерзаю под ним, и он с тревогой смотрит на меня. — Мне нужно принять душ.
Он вглядывается в мои глаза, но, в конце концов, откатывается, позволяя подняться. Я встаю с кровати и иду в ванную, закрывая за собой дверь, прежде чем почистить зубы и принять душ. Чувствую себя совершенно опустошенной и просто хочу заползти обратно в постель и забыть обо всем, но бешеный ход мыслей вторгается на пугающую территорию, отчего голова болит еще сильнее. Я не видела его четыре дня. И изо всех сил стараюсь не рисковать, думая об этом, но ничего не могу с собой поделать, особенно в свете его последнего исчезновения.
Я подпрыгиваю, когда рука скользит по моему животу, а губы касаются моего плеча.
— Позволь мне, — шепчет он, забирая губку и разворачивая меня. Он опускается передо мной на колени, берет мою ногу и ставит ее себе на бедро, начиная водить по ней мыльной губкой.
Хмурой морщинки не видно. Он выглядит довольным, умиротворенным и расслабленным, именно таким, каким я его люблю, и все потому, что снова заботится обо мне.
— Где ты был с понедельника? — спрашиваю, пристально наблюдая за ним. Он не напрягается и не бросает на меня настороженных взглядов, просто продолжает медленно мыть, пока вокруг нас льется вода.
— В аду, — тихо отвечает он. — Ты бросила меня, Ава.
Он не смотрит на меня и не говорит обвиняюще, но указывает на то, что я нарушила свое обещание.
— Где ты был? — настаиваю я, опуская ногу на пол душа и поднимая другую, когда Джесси касается моей лодыжки.
— Пытался дать тебе пространство. Я понимаю, какой я с тобой, Ава, и мне правда жаль, что я не могу остановиться. Но я не могу.
Он все еще не ответил. Все, что он говорит, я и так знаю.
— Джесси, где ты был?
— Следил за тобой, — шепчет он. — Повсюду.
— Целых четыре дня? — выпаливаю я.
Он смотрит на меня и перестает водить губкой.
— Моим единственным утешением было видеть, что ты тоже выглядишь потерянной. — Он берет меня за руку, притягивая к себе, так что я тоже становлюсь на колени напротив него. Он убирает мокрые волосы с моего лица и наклоняется, чтобы нежно поцеловать в губы. — У нас все не как у обычных людей, детка. Но у нас особенные отношения. Очень особенные. Ты принадлежишь мне, а я принадлежу тебе. Все просто. Ава, быть врозь — неестественно для нас.
— Мы сводим друг друга с ума. Это нездорово.
— Моя жизнь без тебя — это нездорово. — Он сажает меня к себе на колени и обвивает мои руки вокруг своей шеи, прежде чем обхватить меня за талию широкими ладонями. — Вот, где твое место. — Он сжимает мою талию, чтобы подтвердить свою точку зрения. — Только здесь и только со мной. Никогда больше не целуй другого мужчину, Ава. Иначе мне светит большой срок.
Я осознаю глупость своего поступка. Подняв руку, глажу его по подбородку. Никаких синяков или царапин.
— Тебе нужно прекратить творить это безумное дерьмо.
Мой гнев полностью рассеялся, и я знаю почему. Из-за того, как сильно он меня любит, но разве это оправдание его поведения? Такое чувство, что, как только он овладевает мной, и я делаю, что мне говорят, он сразу выходит из режима самоуничтожения. Я не могу притворяться, что он не расстраивает меня, не выводит из себя или не заставляет иногда задумываться, какого черта я остаюсь с ним, но эта его сторона, — невероятная любовь, нежность, — почти вытесняет все его сбивающие с толку, невротические поступки, которые быстро напоминают мне, что я все еще беременна. А Джесси думает, что это не так.
Он сжимает мои щеки и прижимается к моим губам поцелуем.
— А тебе нужно прекратить творить это дерзкое дерьмо, — он ухмыляется мне в губы.
— Никогда.
Я набрасываюсь на него прямо там, под горячими струями душа.
Глава 11
Большую часть субботы мы проводим, возобновляя дружбу. Я наслаждалась неспешным сексом и не соглашалась почти со всем, что говорил Джесси, просто ради вразумляющего траха. Затем, во время вразумляющего траха я быстро забыла, на что согласилась, спровоцировав трах-напоминание. Мы трахались на террасе сразу после того, как позавтракали, а затем устроили трах-возмездие, когда Джесси решил, что нарушение моего обещания оправдывает это. Но я знаю, что он просто хотел заковать меня в наручники, и, честно говоря, я это заслужила. Меня трахали во всех видах, формах и проявлениях, и мне нравилась каждая секунда этого, даже если сейчас мне немного больно. Я снова сладко нежусь на седьмом небе под названием Джесси. Из-за незнания о беременности он вернулся к тому, чтобы брать меня так, как и когда хочет, и любым способом. Вчерашний день с лихвой восполнил отсутствие доминирующего Джесси в последние недели. Я не могла быть счастливее. Вот только беременность никуда не делась.
