Если честно, не очень, — сухо ответил, разглядывая обилие наград на дальней стенке. Зачем их дарят учителям? Многие из здешних не знают подхода к детям, многие до сих пор считают Исаеву странной. Кажется, этого я никогда не пойму.
— Закрывайте дверь, и расскажите, что произошло.
И я закрыл, только рассказывать ничего не стал. Да и что я мог поведать? Для расследования есть камеры, их же для чего-то напичкали по всей школе. Ну и зарплату она должна отрабатывать, явно не с помощью моих мозгов.
— Мне придется опять вызывать родителей, — возмутилась моим молчанием женщина. Она то и дело теребила в руках золотой паркер. Старалась выглядеть уверенной, соответствовать свой должности. Но дорогой брючный костюм кирпичного цвета, браслет от Тиффани на толстой кисти и перстень, сверкающий на указательном пальце, не помогали в создании образа. Пшик. Это был всего лишь пустой образ, созданный родительскими кошельками. Учитель — не та профессия, в чье кресло может сесть любой. Тут как минимум надо любить детей и хотеть стать для них кем-то большим, чем человеком в брючном костюме. Увы, наша директриса таковой не являлась.
— Дерзайте, отец уже точит зуб на вас. Думаю, он обрадуется очередному походу сюда. Может, наконец, перестанет спонсировать эту помойку.
— Вишневский! — дамочка стукнула ладонью по столу, на ее шее начала дергаться венка, а глаза едва не заливались краснотой. Что ж, правду никто не любит. С первого дня я считал школу и весь мир элиты помойкой, где правит общественное мнение, деньги и власть.
— Если это все, я, пожалуй, пойду.
— В смысле пойдете?! — воскликнула удивленно Юлия Витальевна.
— Вы не понимаете значение слова «идти»? — вскинул я бровь, поднимаясь из-за стола. И так потратил уже минут пятнадцать, чтобы дойти досюда, понежиться в кожаном кресле, и задохнуться от приторных духов.
— Это уголовная ответственность! А если бы с Исаевой что-то серьезное произошло? Да, ваши родители — влиятельные люди, но… это же такой скандал. Резонанс. Мало вам что ли событий с вашей матерью? — на последнем слове Юлия Витальевна явно сделала акцент, чтобы зацепить меня. И у нее отлично получилось. Вены моментально натянулись, подобно струнам на музыкальном инструменте. Я чувствовал каждой клеточкой, как напряжение нарастает, дышать становится тяжело, а желудок наполняется льдинами.
Мама для меня была слабым местом. Всегда. И человека, бросившего ее с животом, я ненавидел больше всего на свете. Мне казалось, он причина многих бед. Я до сих пор отчетливо помню, как прибежал из больницы и сжег все его фотографии, как задыхался, сдерживая слезы в глазах. В черный понедельник Ева стала вторым человеком, кого я никак не мог простить, но и отпустить тоже по неведомой причине не мог.
— Я сожгу вашу чертову школу, если вы еще раз откроете рот в сторону моей матери! — крикнул в сердцах. Ни минуты. Находиться в этом блестящем кабинете я не мог больше ни минуты. Развернулся, хлопнув громко дверью, и подошел к подоконнику, стягивая кожу на висках пальцами. Надо успокоиться, узнать, что там с Исаевой и… отправить клоунов в клетку.
Она ведь… в самом деле, могла умереть. И одна, и вторая… Две женщины, которые разрывают меня на части.
Я открыла глаза, вдыхая странный запах. Воняло так, словно… кто-то разлил нашатырный спирт. Я поморщилась, поджимая губы. В висках пульсировало, а еще меня немного подташнивало. Проморгавшись, и сделав пару глубоких вдохов, я обвела глазами комнату. Что произошло? Отчетливо помню подсобное помещение, паническое чувство страха и запах пыли, сковавший легкие. А потом наступила темнота.
— Очнулась? — послышался мягкий женский голос. Я приподнялась на локтях, но тут же поспешила лечь обратно на подушку, потому что в глазах забегали зайчики и потолок вдруг начал медленно вращаться.
— Где я? — сиплым голосом спросила, продолжая морщиться от вони. Кто бы открыл окно, и проветрил помещение, дышать невозможно.
— В медпункте, — женщина присела на стульчик напротив, а затем помогла приподняться и даже заставила выпить воды. Пока не сделала глоток, не понимала, как сильно мучает жажда.
— Что я здесь делаю? Я помню… — прошептала, сознание потихоньку возвращалось, а вместе с ним злость вперемешку с обидой. Меня заперли. Кто-то нарочно это сделал. Хотя не кто-то, а Вишневский. Господи, когда-нибудь я наберусь смелости и спрошу у него, откуда такая лютая ненависть? Раскрыл всем мою тайну, превратив жизнь простой Евы в тихий ужас, который продолжается до сих пор. Да, может я поступила и неправильно, со своей местью, но что он ожидал, в конце концов?..
— Вас…
— Неважно, — отмахнулась я. Какая разница, как я здесь оказалась? Демон изводил меня разными способами, очередная попытка сделать больно, очередная усмешка с его обаятельных губ.
— Полежите еще, — произнесла медсестра. Однако я не стала ее слушать. Голова уже не кружилась, а от запаха спирта становилось только хуже. А еще мне безумно захотелось домой. Даже у самого сильного духом воина наступают дни, когда он не может больше сражаться. Когда хочется все бросить, забыв о том, что самолеты взлетают против ветра. Всем нужен момент слабости. Пауза. Остановка, где можно сесть и поплакать. Я пыталась быть сильной. Все эти годы, каждый гребаный день. Боролась. Одна против всех. Но сегодня пик. К глазам подступили слезы, однако я старательно сжалась, ощущая, в груди тугой ком.
— Спасибо за все, — сказала женщине, затем поднялась и направилась в класс. Хорошо, шла перемена, и мне не пришлось врываться на урок за рюкзаком. Хотя я и так трясущими руками складывала учебники, не смотрела по сторонам, пыталась не превратиться в слух. А ведь народ что-то говорил обо мне, пусть и негромко. Демона в кабинете не было, и это большее чудо, на которое стоило рассчитывать. Я бы не смогла с ним встретиться, не сегодня. Разревелась бы, а может, зарядила пощечину. Сволочь. Нет других слов. Запирать человека, заведомо зная о его слабостях, это так низко. Раньше он не опускался до подобного, видимо окончательно съехал с катушек. Интересно, в какой момент человек перестает отдавать отчет своим действиям? Он наступает у всех, или достигает только избранных? Часто ли люди, которые делают нам больно, понимают, насколько неправильно себя ведут? Наверное, этот вопрос навсегда останется риторическим.
Из школы я вылетела, подобно жертве, убегающей от монстров. Мне до сих пор было немного
