ним произошли такие перемены – ему мало, он хочет бо́льшего. И глупо было бы надеяться, что он, взрослый мужчина, обойдётся одними невинными шалостями через одежду. Я понимала это, забираясь к нему на колени, но всё равно в последнюю секунду спасовала…
И то ли он как-то почувствовал мой настрой, то ли просто подобное не входило в его четко продуманный план, но он с неохотой оторвался от моих губ и с абсолютно шальными глазами приподнял меня за талию, намереваясь ссадить с себя.
— Всё, Адель, хватит.
— Почему? Я хочу ещё!
— Я тоже хочу ещё. И именно поэтому хватит.
— Мы же просто целуемся, что такого?
Он тяжело выдохнул и, скорее уже машинально, снова положил руки на мои бёдра.
— Просто хватит. Это лишнее.
— Тебе не понравилось меня целовать? Мне показалось, что очень сильно наоборот.
— Тебе не показалось… Мне понравилось. Как раз по этой причине лучше остановиться сейчас, потому что потом будет поздно.
— Поздно для чего?
— Для того, чтобы сделать вид, что ничего этого не было. Это всё… — он снова тяжело вздохнул и устало потёр пальцами переносицу. — В общем, это всё испортит. Я буду жалеть об этом. Да мы оба будем жалеть. Лучше не нужно.
— Я не нравлюсь тебе, да? — я сама не поняла, как к глазам подкатили слёзы женской обиды. — Я недостаточно красивая для тебя? У меня слишком маленькая грудь и ноги в уродливых синяках.
— Прекрати.
— Наверняка тебе нравятся надутые куклы с большими жопами и губами, они всем мужикам нравятся!
— Ну что за глупости, ты очень красивая.
— Красивых хотят, а ты меня посылаешь! Ну и катись тогда сам! — я спрыгнула с его коленей и обиженно ушла в свою комнату. Для верности даже пододвинула стул к двери и уселась на него, прикрыв лицо ладонями.
Я прекрасно понимала, о чём он, и он был абсолютно прав – это всё испортит. Нельзя переходить черту, ни в коем случае нельзя! Наши дороги обязательно разойдутся, не может быть иначе. Его, скорее всего, посадят. Нельзя допустить, чтобы моим первым стал именно он – будущий уголовник. Это чистое безумие! — твердил разум. А душа, сердце и все прочие органы предательски тянулись обратно.
Я вдруг поняла, что дело не только в том, что целуется он лучше всех на свете – я просто хочу, чтобы он был рядом… Он мне нравится. Я привыкла к нему. Рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Находясь, по сути, в заточении.
Я схожу с ума. Это он и есть – чёртов стокгольмский синдром.
— Адель, — за спиной раздался осторожный стук.
Я шмыгнула носом и даже не обернулась.
— Чего тебе?
— Открой. Давай поговорим как взрослые люди.
Я ненавижу этого мужика! Из-за него в моей душе постоянный раздрай! Раздрай в моей жизни! Я попала в плен, меня чуть не укусила змея, я едва не утонула, едва не сдохла в лесу и едва не лишилась девственности.
Он – сущее зло! Ненавижу!
— Адель! Не заставляй меня открывать дверь силой.
Я вскочила со стула и, отбросив его в сторону, распахнула дверь, намереваясь высказать ему в лицо все самые мерзкие гадости, что придут на ум. А лучше схватить кочергу и поколотить его как следует!
Он стоял напротив и смотрел на меня так… Так… что все до единой мысли утонули в вязком киселе одной-единственной, самой мощной, затмевающей собой все остальные.
Шаг навстречу друг другу мы сделали одновременно. И так же молча начали целоваться. Уже не осторожно, изучая друг друга как раньше, а как два сумасшедших, цена жизни которых – поцелуй.
К чёртовой матери логику, пусть я потом до конца дней буду корить себя за малодушие и посыпать голову пеплом. И проклинать: и его, и себя, и этот день, и вообще весь белый свет. Но это будет потом, а сейчас… я задохнусь, если потеряю его губы.
— Мы с ума сошли, мажорка, — прошептал он, рывком стягивая с меня футболку, а потом так же быстро с себя.
Прикосновение разгоряченного тела к телу опьянило сильнее самого креплёного вина.
Я гладила его плечи, спину, поросший жёсткими волосами затылок. И целовала, растворяясь в безумии момента.
— С ума поодиночке сходят, так что у одного из нас ещё есть шанс, — я вцепилась в пряжку его ремня, понимая, что я со здравым смыслом уже точно попрощалась...
* * *
Мы лежали на крошечном скрипучем диванчике в крошечной прихожей заброшенного лесного дома. Места было крайне мало, поэтому я лежала сверху на Найке, обнимая его поистине огромное тело руками и ногами.
Если бы кто-то сказал мне когда-нибудь, где именно случится мой первый раз, я бы рассмеялась.
В разрушенной хибаре, серьёзно? Где нет света и водопровода?
С мужчиной, который прилично старше и которого я знаю всего лишь несколько дней?
А, ещё одна пикантная деталь, незначительная… он меня похитил.
Устало моргая, я улыбнулась. Клонило в сон.
— Чему ты улыбаешься? — тихо спросил мой первый.
— Например, тому, что отдала свою драгоценную невинность человеку, чьего имени даже не знаю.
— Современно.
— Я всегда шла в ногу с трендами.
Он хмыкнул, я тихо рассмеялась. Я лежала на нём без одежды, но мне не было неловко. И я не испытывала никаких сожалений – значит, так должно было быть. И кто знает, если бы это был Архип или кто-то другой, был бы мой первый раз вот таким?.. Таким… сумасшедшим. Страстным. Сладким. Мне даже не было страшно, наверное, потому что это был он…
Я чуть приподнялась, проскользив по вспотевшему телу, и, уткнувшись носом в его шею, обняла ещё крепче. Он тоже прижал меня к себе теснее, нежно поглаживая мою спину от лопаток до ягодиц и обратно.
— Демид.
— Что? — воюя с дрёмой, спросила я. Оказывается, сонливость после подобного марафона совсем не миф.
— Так меня зовут.
Я приподняла голову и посмотрела на его немного забавное с этого ракурса лицо, примеряя новое имя.
— Мне больше нравится Найк, привычнее. Это твоё детское прозвище или что?
— Нет, в детстве меня называли Стрела. Да и до сих пор некоторые называют. Там, дома, — он закинул правую руку себе за голову, передав право лапать мою спину
