Какой же я мудак. Погрязший в своих чувствах к ней. Ставший зависимым. Одержимым. Просто немыслящим своей жизни без неё. Теперь немыслящим. Она мл* жизнь в меня вдохнула. Вернула к жизни. Разбудила после пяти месяцев беспробудного сна, где в вязком тумане я существовал, а не жил. А потом появилась она. Одними зелёными глазами приручила. Даже в мастерскую затащить смогла, где я пропал на пять часов, занявшись таким любимым делом. Выпал из реальности. Только изредка взгляды бросал на болтающую со Снежкой Полину. Улыбающуюся. Счастливую. Раскрепощённую.
— Хочу тебе сказать, Рома, что после потери близкого человека необходимо найти маяк, — дед Рома поставил рядом с байком табурет и сел, вытирая руки о белую тряпку и не смотря на меня. — Когда умерла моя жена, не ушёл следом только по той причине, что Игната и Наташу оставить одних не мог. И вас, мелких хулиганов. Ты нашёл свой маяк, внучек, — пронзительный и мудрый взгляд скользнул на Полину. — Эта девочка оживила тебя. Не смей выпускать её из виду, как бы сильно не качало и каким бы сильным ни был шторм.
— Дед Ром, — я сел на полу, рукавом стирая масло с щеки, — она моя сестра.
— Когда двое так смотрят друг на друга, ничего не имеет значения, Рома, — тихо, но твёрдо ответил мужчина. — Не будь дураком, как мой внук.
Я усмехнулся, прекрасно понимая, что он имеет ввиду. Невольно взгляд перевёл на Игната, заметив, как он снова на Снежане залип. Слепой и трусливый идиот. Разве можно столько времени тупить? Любит ведь Снежку давно.
— Однажды просто найдётся кто-то более решительный. Не сразу, но заставит забыть первую, долгую и болезненную любовь.
— Почему ему не скажете? — поинтересовался тихо, смотря на свою девочку, вокруг которой снова вился Тоха. Белобрысый урод. Чувствую, что скоро начищу ему морду.
Дед Рома только плечом повёл.
— Я рад, что ты вернулся, внучек. Дед скучал.
— И я, — в груди разлилось тепло и любовь к этому мужчине, который всегда меня восхищал.
Мужчина ушёл, а я снова взгляд на Полю перевёл. Поймал взор зелёных, чуть припухших от слёз глаз. Красивая моя. Улыбнулся нежно, тут же увидев робкую улыбку, предназначенную лишь мне. Один Бог знает, как сильно я хотел подорваться с пола, подхватить её на руки и поцеловать. Не так робко и сдержанно, как в её комнате. А жадно, оглаживая языком ровные ряды зубов, прикусывая и посасывая пухлые губы.
Ничего не изменилось. Я, как вор, прокрался ночью в её комнату. Сидел возле кровати и большим пальцем обводил абрис губ. Дышал часто, едва сдерживаясь от того, чтобы сменить палец губами. Языком.
А девчонка вдруг глаза медленно открыла. Улыбнулась нежно, вышибла весь воздух будто ударом из лёгких и тихо, хриплым ото сна голосом, сказала:
— Ромочка мой.
Мл*. Я чуть не сдох. Чуть не взвыл. Особенно в тот миг, когда тонкие пальцы на щёку скользнули и ласково провели. Застыл, боясь даже моргнуть. А Полина снова глаза закрыла, уронила руку на постель и заснула, улыбаясь во сне.
— Что же ты творишь, маленькая? Что ты со мной творишь? — прошептал, поймав её ладонь и лихорадочно целуя тонкие пальчики, вдыхая запах её тела.
Я не знаю, сколько просидел так. Поднялся с пола лишь в тот момент, когда вырубать стало. Остатки здравого смысла орали о том, что нельзя засыпать рядом с девчонкой. Ушёл, напоследок коснувшись губами виска Полины. Я научусь справляться со своими чувствами. Научусь не ревновать… Научусь…
Проснулась со звонком будильника. Потянулась, отключила его. Села на кровати и замерла. Показалось, что в комнате витал запах Ромы. Прикрыла глаза и улыбнулась. он мне сегодня снился.
— Полина, вставай, — дверь в комнату распахнулась и вошла мама.
Я немного испуганно смотрела на родительницу. Вчера, когда я вернулась домой, её дома не оказалось. Я ожидала новых упрёков, но мать раздёрнула шторы и ко мне повернулась.
— Поля, давай, вставай! Умывайся, я тебе одежду уже подготовила. Сейчас заплетаться будем.
Я молча поднялась и пошла в ванную комнату, но мама меня остановила, приобняв.
— Зайчонок, ты прости меня. Я не должна была вчера так с тобой разговаривать. Прости маму, — женщина поцеловала меня в висок. — У меня гормоны, настроение постоянно меняется. Я когда тобой беременная ходила, тоже такой была. Зайчик мой, — родительница убрала волосы с моего лица, — не дуйся. Простишь, маму?
— Мам, давай поговорим об этом вечером. Хорошо? — я слабо улыбнулась, чувствуя обиду и злость на маму. — Я сейчас не настроена на разговоры.
—Поля! — мама тут же переменилась в лице, стала полыхать от ярости.
— Я переживаю перед праздником, мама, — устало выдохнула, прикрыв глаза. — Хоть раз прислушайся ко мне и моим чувствам. Это последнее первое сентября в школе. Я не хочу начинать такой день с ссоры и криков.
— Хорошо, солнышко, — снова настроение матери сменило полярность. — Беги, умывайся и голову мой, я тебя накрашу и причёску сделаю.
— Мама, я не крашусь ведь.
— Сама сказала, что праздник, — родительница мягко улыбнулась. — нужно быть обворожительной.
— Ладно, — я слабо улыбнулась, вновь чувствуя ту привязанность к маме, которая у меня была до переезда в этот город.
Вымыв голову и замотав волосы полотенцем, вернулась в комнату из ванной. Мама уже разложила на моём рабочем столе косметику и укладочные средства.
— Ты сначала платье надень, потом будем краситься и волосы укладывать, — мама с улыбкой протянула мне чёрное платье с белым воротничком и кружевами на рукавах.
— Какое красивое, — выдохнула восхищённо.
— Ещё фартучек к нему идёт, — мама кивнула в сторону стула. — надевай скорее, не терпится на тебя посмотреть.
Снова она в ладоши захлопала, как девчонка. А у меня в голове промелькнула мысль, что моя мама застряла в детстве.
Повернулась к ней спиной и стала переодеваться. Одёрнула непривычно короткую юбку, перебросила волосы, чтобы застегнуть пуговку, но мама уже оказалась возле меня. Застегнула платье и за руку взяла.
— Ну-ка, покажись. Ох, красавица какая! Глаз не оторвать, — мама покружила меня. — Красавица ты у меня! Все мальчики в школе слюни пускать будут. Уже есть ухажёры?
— Мама, — я свела брови.
— Ты ничего не рассказываешь,
