тихо. Слишком даже. Словно опасался спугнуть возможной громкостью этот момент. Мне и самой упускать его совершенно не хотелось. Вот и потянулась чуть выше, сокращая оставшуюся между нами дистанцию почти полностью.
— Куда поедем дальше? — единственное, с чем нашлась.
Если бы я была смелее, то не стала бы спрашивать. Просто бы прижалась губами к его губам. Ведь до них оставались считанные миллиметры. А там… будь что будет.
Но вся моя смелость куда-то резко испарилась.
Благо, лишь у меня одной…
— По-хорошему, мне бы стоило вернуть тебя к тебе домой, — всё также тихо отозвался мужчина. — Но, кажется, мы не туда поедем, — выдохнул шумно, сжимая ладонь на моей талии так крепко, что даже сквозь одежду прекрасно прочувствовалось. — Ко мне.
Утверждение. Не вопрос. Но всё же требующее ответа. Это читалось в его напряжённых плечах и ожидании в пристальном немигающем взгляде, по-прежнему направленному на меня.
А я…
— Хорошо. Поедем.
Это точно я сказала?
Видимо, да.
Кто ж ещё?
Кроме нас двоих больше никого и не было на парковке. В последующие минуты весь мир вообще как-то подозрительно безоговорочно сузился до этого элементарного осознания. О том, что нас лишь двое. И нет никого вокруг. Никто не влезет. Не помешает. Есть только мы. Сперва вернувшиеся в машину. Затем доехавшие до адреса за закрытым шлагбаумом, где мне не доводилось прежде ни разу бывать. Хотя едва ли я достаточно чётко запомнила те незнакомые высотки, в одной из которых нас поприветствовал пожилой и очень улыбчивый консьерж.
— Добрый вечер, Роман Владимирович.
— Добрый, Василий Александрович.
Подъезд был не типичной планировки. Кажется, такие дома считались элитными. Лифт — и тот непривычно просторный, с высокими зеркалами с трёх сторон. В одно из них я взглянула на себя, прежде чем мой разум решил, что и это запоминать вовсе не обязательно, а восприятие реальности радикально изменилось вместе с теплом мужской ладони, коснувшейся щеки и зарывшейся мне в волосы, отвернувшей от отражающей поверхности к её обладателю.
Всего один полувдох…
На грани чужого выдоха.
Не поцелуй.
Сплошное наваждение…
Он не оставил мне ни шанса.
Так не целуют. Растворяются. Друг в друге. Так глубоко и жадно, словно от этого зависит чья-то жизнь. Моя. Его. Наша. Не столь важно. Куда нужнее ни за что не прекращать. Нам и не нужно останавливаться. Плевать на сломанную молнию верхней одежды. Та сваливается с меня чуть позже, за ближайшей дверью. Не запоминаю и то, каким образом мы оказываемся за ней. Хлопок — громкий, но и он остаётся где-то там, в другом и совсем не нашем мире. Здесь и сейчас со мной лишь тепло и близость, что становятся столь необходимы. Вслед за курткой летит на пол обувь и шарф. Он тоже совершенно не нужен. Душит. Слишком жарко. Без него становится немного легче. Ещё лучше, когда и на самом мужчине становится меньше преград, чтоб я могла добраться до пуговиц на белоснежной рубашке и мысленно проклясть тот факт, как же их внезапно очень много. Не знаю почему мои пальцы вдруг плохо слушаются и не обладают достаточной ловкостью, чтобы расстегнуть их все и разом.
— Ром… — запинаюсь.
В прямом смысле. О брошенный под ноги собственный пиджак. Не падаю, конечно. Мужчина ловит. Прижимает к себе плотнее, позволяя мне и дальше отступать куда-то назад вглубь его квартиры. Не имею ни малейшего понятия, куда именно иду. Он ведёт, а я поддаюсь. Мне это нравится. Быть им ведомой. Нравится ощущать привкус влажных алчных поцелуев на своей шее, пока я запрокидываю голову выше, позволяя ему дарить их мне снова и снова, раз за разом, ещё и ещё… я откровенно наслаждаюсь, какими твёрдыми чувствуются под моими пальцами его широкие плечи. Цепляюсь за них крепче. Наконец избавляюсь от рубашки. Кусаю губы, очень стараюсь быть тише, едва застёжка на моих джинсах отваливается, и он касается края нижнего белья.
Ещё один хлопок дверью…
В моей голове не достаточно ясно, чтобы воспринять его, как что-то, способное меня отрезвить. Напрасно.
— Что здесь происходит?! — ворвалось вместе с хлопком резкое и визгливое, в полнейшем возмущении.
Женское.
А следом…
— Млять, — мрачное.
Уже от Романа Владимировича.
Та, кому принадлежал другой голос…
Кто?!
По виду ей было примерно около шестидесяти, а может чуточку меньше, так что догадаться не так уж и сложно. Она ругалась не на нас, а на разбросанные повсюду вещи, за которые, как и я прежде, запнулась, к тому же неоднократно. Не знаю, когда она успела снять свою верхнюю одежду, и была ли она при ней вообще, однако дошла до нас пусть и не сразу, но быстро, а когда появилась в поле зрения, застыла на границе межде зоной прихожей и гостиной, наполовину развернувшись к нам. Кажется, откровенно зависла, приоткрыв от изумления рот. Я же вцепилась в мужчину крепче, отчаянно мечтая слиться с ним воедино. Порыв страсти схлынул, он тут был вовсе не причём. Просто прятаться тут больше особо негде.
Не под кровать же?
Слишком уж остро возникло чувство того, чтоб скрыться с её глаз. А сама кровать, к слову, находилась аккурат за нами, в спальне — высокая и широкая, с постельным цвета топлёного шоколада.
Жаль, заметила я её слишком поздно. Как и другую поблизости, в отличие от спальни, закрытую дверь.
— Ого! — оценила открывшийся ей вид пока ещё незнакомка.
Тут мы с ней и познакомились.
— Знакомься, Лера, — тяжело выдохнул Роман Владимирович, заодно и меня ей представляя. — Лидия Михайловна. Моя мать, — поправил на мне стянутую ранее лямку топа. Отодвигаться не спешил. Принялся неторопливо поправлять на себе наполовину снятую рубашку. А вместе с тем добавил и уже не мне: — Что ты здесь забыла? Без приглашения. Именно сейчас.
Не особо доброжелательно и приветливо вышло, отчего лично мне стало перед ней вдвойне неудобно. Но, кажется, ей было нисколечки не привыкать. Тем более, что последующее меня быстренько разубедило в неверности выбранной им тональности.
— Здравствуйте, Лидия Михайловна, — поздоровалась я, старая держать лицо.
Та напрочь проигнорировала.
— На Лизку твою похожа, — скривилась женщина, пропустив мимо ушей не только моё приветствие, но и замечание сына, цепким взглядом пройдясь по мне с головы до ног и обратно. — И опять соплячка, как эта твоя
