— А, нашла? – радуется он. – Прикинь, в Шверине достался. Номер брал, на рассылки подписали – выиграл. Сроду не выигрывал ни в чем.
Pech im Spiel – Glück in der Liebe. Не везет в картах – повезет в любви. И наоборот.
— М-да, уже что с ними только не делают, с путевками. Только что на макулатуру не пускают. Так, минуточку...
Выходит, он и правда не «нечаянно» забыл это у меня в сумке.
— Ну да, тебе оставил.
— Мне зачем? Езжайте с Ниной.
— Нет, я тебе оставил.
— Очень смешно.
— Да... – мнется он, будто не знает, как сказать.
— Что, Нина плавать боится?..
Она ж вроде спортивная – лыжи, палки. Туда, сюда...
— ...или в круизах скучает?..
Динамичный отдых любит – да тьфу на нее, мне без разницы.
— Наверно. Боится. И скучает. Не знаю.
О. Май. Гад. Да он же не...
— Со мной, что ли, намылился? – спрашиваю просто.
— А почему бы и нет?
– Да пожалуйста, мне ж только график расчистить, — шучу я. – Сто лет не была в отпуске. И еще сто лет, наверно, ждать придется, пока опять пойдут круизы. Только как объяснишь потом?
— Че – объяснишь?..
— Длительное отсутствие. И, типа, где ты и что будешь делать.
А то это ж тебе не Первомай: на Госларскую – и пиво пить...
— Был бы круиз, а объяснить всегда как-нибудь можно.
Он вроде даже обижается немножко, что я еще выделываюсь и что могу даже оказаться не такой спонтанно-свободной, как на Первое мая. От этого вид у него делается, как у не повзрослевшего мальчишки, которого кореша застукали с игрушкой, играть в которую ему давно и безнадежно поздно: ему и стыдно вроде, и вместе с тем он не теряет надежды, что все-таки не заприкалывают, а доиграть дадут.
Не знаю даже, жалеть мне его, наезжать или смеяться.
В общем, ваучер остается у меня. Думаю, моя догадка верна: Нина не любит теплоходов или может, успела объездить все моря – он мне его подбросил.
Не знаю, правда, для чего заливать начал, что вроде как со мной хотел – свозить, мол. Наверно, подмазаться – я с ним в последнее время все чаще не выдерживаю, стервозу включаю. Он тогда покладистым делается, как будто виноватым в чем-то. То и дело вспоминаю, что покладистость он впервые проявил перед разлукой, о которой тогда вовсе не жалел. Расставались в Сфере и его тогда от Нины перло и от возможности меня пронять. Сейчас прет, вроде, от меня, но...
«Бросит, что ли, скоро?» — нет-нет, размышляю на досуге.
Или я – его.
Это ведь будет уже не ново, и следовательно, жутковатого ореола неизвестности у предстоящего одиночества больше нет.
***
Глоссарик
комплайенс – обозначение как внутренних процессов, направленных на соблюдение правовых норм и требований, так и специального отдела на предприятии, проводящего проверку и контроль таких процессов
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ До понедельника
Уже почти лето, но сегодня прохладно и пасмурно, вот я и пришла в черном.
Вообще-то, я не особо жалую черный цвет, хоть каждый раз, когда его надеваю, Рози при виде меня возбужденно мычит, мол, леди-вамп, она же роковая женщина. А если в кожаной куртке – это тогда детка-вамп.
А я неизменно смеюсь и говорю ей, сахарок, мол, ты чего, это ж просто эффект блондинки, на что она столь же неизменно и убежденно возражает, медленно покачивая головой: «Не скажи-и-и...»
Завтра Троица, а я сижу – бумажки разгребаю. А вот нечего, думаю сама себе. Или, блин, праздник, или днюха. Не кой черт совмещать полезное с приятным. Рождество, там, Новый Год – они пусть как хотят, а у меня лично день рожденья. Сейчас тоже так надо было, а я не сделала, поэтому на Троицу вместо гриля в семейном кругу у меня будет праздничная программа под названием «облом» или «нет». Кому как понятнее.
И нет, не долбаные ограничения опять. Нет, не вылазят снова подобно недолеченным болячкам новые-старые правила. Нет... просто папа едет на Балтику, вывозит своих в мини-отпуск.
Надо было заранее их позвать, а не прибывать в идиотской уверенности, что все, как я, сидят и никуда не рыпаются. И все же меня так больно колет это, будто кто-то старается выковырять нечто застарелое. Или новоприобретенное.
Я ничего не говорила маме о своих планах – теперь нет надобности уговаривать ее провести праздник в неудобной для нее компании.
Меня колет, колет, а я копаюсь, копаюсь в своих бумажках, как канцелярская крыса. Вот люблю проектирование конкретно у меня на фирме за то, что не приходится только лишь на заднице перед компом сидеть. А если б «только», то превратилась бы черт знает в кого, ведь вообще-то порядок люблю.
Да, должно быть, со стороны я сейчас выгляжу, как рыба в воде – мимо рабочего угла, доставшегося мне сегодня, прошмыгивают коллеги и заинтересованно пялятся на меня.
Когда мне надоедает это, отрезаю сквозь зубы:
— Чистка перед праздниками.
Они отваливают.
Мало мне документации по работе, по делам – я еще свое приволокла. Таким образом у меня на рабочем столе появляется поздравительная открытка из банка, которую я обнаружила в почтовом ящике и полгода таскала в сумке.
— Катарина?.. Поздра... – начинает было одна из стервоз-девчонок, подозрительно покосившись на открытку. Затем поздравительница, засомневавшись, запинается.
— Прошло, прошло давно, — отмахиваюсь от нее я. – Но все равно, блин, спасибо.
Она фыркает и уходит, а мне становится еще паршивее, колет еще больнее, а я сама... нет, не злюсь еще сильнее – просто чувствую внезапный наплыв отчаяния и ледяную лапу одиночества.
Конечно, сегодня в почте ни от кого поздравлений не было – они ж не знали, что я перенести собиралась. Зато там была листовка, которую я вытряхиваю перед собой на стол. Напечатано жирным шрифтом «Erlöser», Спаситель, то есть. Оно понятно, думаю, на Троицу, однако вижу там и на арабском что-то.
Начинаю вчитываться в немецкий текст и понимаю, что листовка не от панковской общины Свободных Евангелистов, которым за все эти годы так и не удалось втянуть меня в свои ряды, и даже не от свидетелей Иеговых.
Сочинителем листовки оказывается мусульманское религиозное общество «Ахмадийя», у которых, мол, «любовь – для всех, а ненависть – для никого». Лозунг сам по себе, конечно, дельный, так что почему бы и им не распихивать свои листовки, пусть даже на христианский праздник?.. Чем они хуже?..
Чем я хуже, думаю внезапно – вот сейчас позвоню ему и сообщу, что ему повезло: сегодня у меня есть на него время. Я дарю ему этот день. Не надо спрашивать, за что ему этот подарок или крутить носом, что он – лишь замена моей-отцовой семьи, кинувшей меня сегодня. И не только сегодня. А потому что, соображаю вдруг, семья-семьей, но если он сейчас окажется свободен, то тогда это будет, как тогда, на Первомай, словом, праздник. Ведь круто ж было.
— Привет.
— Hi. Привет.
Мне кажется или он специально не хочет называть меня по имени и вообще, говорить по-русски?
— Ты где?
— Auf der Arbeet, — отвечает он на «своем» берлинском. На работе.
Я уже не жалею, что позвонила и отвлекаю его от работы: голос его звучит по-другому, вежливо-приветливо, но по-деловому. Будто и не он совсем. Я не подозревала, что он умеет так. Уже только ради того, чтобы это услышать, стоило звонить. Только берлинского, правда, не вытравишь.
— Wat Drinjendet? Что-то срочное?
— В какой-то мере. Идея спонтанно возникла. Давай отоварим твой ваучер.
— Mach‘n wir auf jeden Fall. Обязательно отоварим.
Кажется, он и не услышал толком, что я сказала. Может, вообще не понял, что это я звоню. Иначе почему не возражает, что сейчас нет никаких круизов и что вообще не бывает круизов на пару дней.
— На Троицу. Помнишь, ты хотел?.. — не сдаюсь я.
— M-hm, richtig. Мгм, точно.
— Давай свалим на выходные на Балтику. До понедельника. Вечером. Понедельник – выходной.
— Cool. Круто, — говорит он. – ‘n andermal auf jenn‘ Fall. В другой раз – обязательно.
