сбросил кожаную куртку.
— Я так и думал, что ты это скажешь, поэтому спланировал все заранее, — сказал я и снова ухмыльнулся.
Он настороженно наблюдал за мной.
— Что ты делаешь?
— Раздеваюсь, не люблю пачкаться. Чистить куртку — та еще морока.
Я полез в карман за тем, что принес с собой. Дорогая вещь, но я и не платил за нее.
Когда я вынул руку из кармана, Сильвио побелел как полотно.
Нож для разделки мяса тускло блеснул под лампами.
— Это, блядь, еще для чего?
— Ну, поскольку я ожидал, что ты меня подведешь, мне пришлось решить, как наказать тебя за то, что ты зря потратил мое время. И я знаю, что ты пытался прикоснуться к тому, что принадлежит мне, так что я решил, что смогу убить двух зайцев одним выстрелом.
— Ты сумасшедший, — выплюнул Сильвио и сделал бессмысленную попытку прорваться к двери.
Я поймал его в резком порыве взрывной силы и с силой впечатал в стену. Он застонал и рухнул на пол.
— Теперь, Сильвио, не будь ребенком и не пытайся избежать наказания. Будь мужчиной. Ты, конечно, волен объяснить Антонио, почему это с тобой произошло. Но тебе придется рассказать ему о том, что ты тайком увел его семнадцатилетнюю дочь из дома, поставил ее на кон в покере и позволил ей попасться на глаза такому как я, — сказал я, шлепнув его по животу. Непристойный звук эхом разнесся по комнате.
— А теперь скажи мне, какой рукой ты прикасался к Софии, и побыстрее, — сказал я, наклоняясь, чтобы провести тесаком по его щеке.
Он уставился на меня, испуганный и лишенный желания бороться. Черт, я знал, что он трус, но это было даже хуже, чем я себе представлял.
Он молчал, слегка покачивая головой.
— Говори.
Его глаза расширились от ужаса.
— Или?
Я был впечатлен тем, что он мог формировать связные мысли, несмотря на то, насколько был напуган.
Я усмехнулся, наслаждаясь вкусом его ужаса.
— Или я отрежу обе.
Николай
Сейчас
Темнота длилась недолго, и раскалывающаяся головная боль отозвалась в моем черепе уже через несколько минут после ухода моих жалких мучителей. Я перевернулся на бок, пытаясь ослабить давление с запястий, но стяжка была так туго затянута вокруг трубы за моей спиной, что полностью снять давление было невозможно.
Прислонив голову к твердому полу, я глубоко вздохнул, мысленно перечисляя свои повреждения. Я уже много раз латал себя. При необходимости можно было многое сделать с помощью клейкой ленты, и я мог сказать, что большинство моих травм заживут через несколько дней. Плечо болело в том месте, где я поднимал Софию одной рукой, а в голове опасно пульсировало. Это были единственные раны, о которых стоило беспокоиться. Я закрыл глаза, предпочитая представлять приятную картину сжигания дома детства Софии дотла.
Образы насилия всегда успокаивали меня.
Мне было шестнадцать, и я учился жестокости под руководством отца, когда впервые лишил человека жизни. Прошло несколько месяцев, прежде чем я забрал еще одну жизнь, но тот первый раз остается с тобой навсегда, по крайней мере, так говорят. Я не был уверен, что согласен с этим. Когда мертвые лица накладываются одно на другое, они сливаются воедино. Еще один симптом расшатанного разума.
Сегодня вечером, словно акварельный холст со сводящей с ума стекающей каплей на одной стороне, все краски сливались воедино. Жизнь, смерть, боль и месть. Жизнь была испытанием на выносливость. Шоу уродов. То, что нужно пройти как можно быстрее. Единственное время, когда тошнотворное однообразие приостанавливалось, было рядом с Софией. Тайная власть, которую никто в мире не имел надо мной. Соблазн, не похожий ни на один другой.
Моя одержимость Софией была слабостью. Все важное было слабостью в моем мире, а София Де Санктис всегда была для меня самой большой ценностью. Эта слабость привела меня сюда, но я не мог заставить себя пожалеть об этом. Гоняться за моей маленькой ласточкой по всему лесу, доводить ее до смирения своими пальцами и часами лизать ее киску прошлой ночью было самым ярким событием моей гребаной жизни.
Раздался звук скрежета металла о камень, который вернул меня в чувство — как раз вовремя, чтобы увидеть, как открывается дверь небольшой комнаты из камня, в которой меня держали. Еще один посетитель. Никогда еще я не был так популярен. В проеме появился темный силуэт. Я прищурился в темноте, пытаясь разглядеть того, кто решил посетить мою камеру пыток.
— Николай, надеюсь, тебе комфортно в твоих новых покоях, — голос Антонио Де Санктиса прогремел в морозном подвальном помещении. — Когда-нибудь мне придется вернуть тебя Кириллу целым и невредимым, хотя вчера ты убил пятерых моих людей. — Его неодобрительный тон был холодным и беспристрастным.
— Я оказал тебе услугу. Они были мертвым грузом и опасно некомпетентны. Не за что, — сказал я.
Пожилой мужчина неторопливо направился ко мне, всем своим видом демонстрируя непринужденность, наблюдая за тем, как я пытаюсь сесть прямо. Голова кружилась, то ли от голода, то ли от жажды. Я не знал, но выдавил из себя привычную ухмылку.
— Как бы то ни было, их друзья захотят отомстить, ты же понимаешь. Ты нужен мне живым. Целый или нет — для меня не имеет значения. Ничего из этого не должно было быть трудным. Все, что от тебя требовалось, — это сыграть свою роль, пролить немного крови и дать городу увидеть, что Братва Черновых не считает себя выше моей семьи. Пятно на репутации — это раковая опухоль в нашем мире, знаешь ли, разъедающая власть. Однако сейчас это обойдется тебе дороже, чем пара сломанных ребер.
— Меня не так просто напугать, Антонио. Тебе придется постараться, если ты хочешь получить от меня какую-то реакцию, — ответил я ему со скукой в голосе.
Антонио лишь усмехнулся и хрустнул длинными пальцами. Он был жилистым и загорелым, его волосы были аккуратно зачесаны назад. На его пальцах блестели несколько перстней, которые, я уверен, оставили свои отпечатки на лицах многих простаков за эти годы. Он обладал элегантностью, которая, как я видел, отразилась в его дочери. Я не знал Ренато, единственного сына и наследника семьи, но готов поспорить, что он был похож на своего отца.
Антонио Де Санктис выглядел так, будто ему самое место на винограднике в Тоскане, с видом на поместье стоимостью в миллион долларов, где он бы дегустировал вино и предавался постельным утехам с роскошными молодыми женщинами. Казалось, что он должен жить жизнью истинного итальянского джентльмена, а не приседать
