Элинор помолчала, а потом произнесла, стараясь не выдать волнения:
— Эм… Между вами все кончено?
Воцарилась долгая, тяжелая пауза, а потом Марианна прошипела в замочную скважину:
— Не смей так говорить! Не смей! Никогда.
— Дорогая моя, — сказала Эбигейл Дженнингс, — ну что, она перестала плакать?
Белл в этот момент готовила кофе. Она вовсе не была рада своей нежданной гостье, особенно в отсутствие Маргарет и Элинор, которые могли бы ее поддержать. Белл кивнула головой в сторону гигантской вазы с пышными лохматыми хризантемами, подаренными Эбигейл.
— Чудесные цветы.
— Похоже, вместо них мне надо было захватить с собой бутылочку чего-нибудь покрепче. Вы плохо выглядите, моя дорогая. Это ужасно утомительно, когда в доме девушка с разбитым сердцем. Помню по моим собственным дочкам. Мэри была жуткой плаксой. К счастью, Шарлотта больше похожа на меня: она в подобных случаях решала, что где-то ее ждет еще более выгодная партия. Если честно, я была уверена, что Тони Палмеру ничего не светит. Но нет! Манеры у него, конечно, далеки от совершенства, зато она находит его забавным. Вот уж и правда: на вкус и цвет… За исключением разве что Уиллза — уж он-то придется по вкусу любому существу женского пола, вне зависимости от возраста. — Она озабоченно поглядела на Белл. — Бедная ваша девочка.
Белл осторожно произнесла:
— Самое главное, мы даже не знаем, что произошло.
Эбигейл подняла вверх свои пухлые руки, а потом обрушила их на стол, отчего чашки, расставленные на нем, подпрыгнули со звоном.
— Все дело в деньгах, дорогая.
— Нет, он…
— Уж извините, но наверняка это так. Наверняка он опять стал выпрашивать у Джейн кругленькую сумму, а она вдруг взбеленилась. Эта его машина…
— Восхитительная!
— Она стоит несколько десятков тысяч фунтов, дорогая. Несколько десятков! Даже если брать ее в аренду. У парнишки губа не дура.
— Но, — сказала Белл, понимая, что Эбигейл не тот человек, с которым стоит откровенничать, но испытывая облегчение просто от возможности с кем-то поговорить, — к чему такая мелодрама, если дело всего лишь в деньгах? Зачем бежать так поспешно, бросив Марианну с разбитым сердцем…
— Думаю, это из-за гордости. Мужчины вроде него не любят от кого-то зависеть. Ему бы хотелось, чтобы Марианна думала, будто он содержит себя сам.
— А это не так?
Эбигейл громко расхохоталась.
— Да он в жизни палец о палец не ударил! И не ударит, пока жареный петух его не клюнет.
Белл принялась разливать кофе по чашкам.
— Они так мило смотрелись вместе.
Эбигейл наклонилась вперед и, словно на подушке, сложила руки на своем объемистом животе.
— К счастью, дорогая, свадебные колокола в наше время для девушки не единственный в жизни путь. К тому же, Марианна только-только окончила школу. Бога ради, у нее еще все впереди.
Белл сказала, глядя в пространство:
— Мне было всего восемнадцать, когда я встретила их отца.
— Вы были исключением, дорогая. Современные девушки больше похожи на вашу Элинор: она ведь предпочла найти работу, а не терзаться воспоминаниями об этом загадочном мистере Ф. Мы с Джонно всю голову сломали, пытаясь сообразить, кто же это такой. Между собой мы его так и называем — мистер Ф! — Она обвела взглядом кухню. — А где сейчас Марианна?
Белл пододвинула ей чашку с кофе.
— Пошла на прогулку. Она постоянно гуляет, бедняжка, словно нарочно изматывает себя. Я заставляю ее брать с собой телефон и лекарство от астмы, но не в моих силах заставить ее заснуть, когда приходит ночь.
— А Элинор?
Белл посмотрела на нее с удивлением, словно на время забыла о существовании старшей дочери.
— О, она на работе.
— Какая практичная девушка. И как, ей там нравится?
— Наверное, — неуверенно ответила Белл. — Я имею в виду, она же только начала, так что судить пока рано.
Эбигейл отпила глоток кофе.
— Что за противный мальчишка этот Уиллз! Помяните мое слово: чем скорей Марианна забудет о своем увлечении, тем…
— Это не увлечение! — возмутилась Белл.
Эбигейл изумленно уставилась на нее. Белл через стол наклонилась к гостье.
— Признайтесь, — сказала она внезапно изменившимся, проникновенным голосом, — вы разве не верите в любовь с первого взгляда?
Эбигейл продолжала таращиться на нее. Потом взяла свою чашку и сделала еще глоток.
— Извините, дорогая, — ответила она, — но нет. Нет и нет.
Добравшись до вершины холма над Алленемом, где их некогда застиг тот судьбоносный ливень, Марианна присела на влажную траву, обхватив руками колени. Ниже, окутанный туманным осенним светом, застыл в тишине старинный дом. Из восхитительных спаренных труб кое-где поднимались в небо тонкие перышки синеватого дыма. Вокруг не было ни души — разве что садовник Джейн Смит сгребал на лужайке осенние листья. С такой высоты его фигурка казалась совсем миниатюрной; Марианна не могла слышать, как шуршат его грабли, но смотрела на садовника во все глаза. Он собирал листья с газона под тем самым окном, за которым она провела самые восхитительные часы своей жизни, на кровати со столбиками, полог для которой, по словам Уиллза, был вышит чуть ли не в шестнадцатом веке. Она благоговейно протянула руку, чтобы прикоснуться к вышивке, но он перехватил ее и сказал, что внимание Марианны должно принадлежать ему, только ему, безраздельно, иначе он будет смертельно ревновать.
Он и правда так мило, восхитительно ревновал ее в тот день — ко всему на свете. Ей хотелось в подробностях разглядеть каждую картину и каждый ковер, полюбоваться деревянными панелями, инкрустациями и гипсовой лепниной, погладить бархатную обивку кресел и полированную мебель, но Уиллз не позволил этого сделать: он притянул ее к себе, сжал ее лицо в ладонях и покрыл поцелуями, а потом она утонула в пене мягких подушек, льняного белья и шелковых покрывал, на его гигантской кровати, сдаваясь на милость победителя, счастливо подчинившись его воле. Ее глаза наполнились слезами при воспоминании об этих мгновениях, воспоминании о нем. Это было так правильно и прекрасно: отдаться человеку, с которым они были созданы друг для друга, полностью принадлежать ему.
— Не пытайся связаться со мной, — сказал он тем воскресным утром, стоя перед ней на коленях у камина в гостиной, прижимая ее к себе, щекой приникнув к ее животу. — Не предпринимай ничего, пока я сам не дам о себе знать, ничего.
Ее руки лежали на его волосах. Дрожащим голосом она произнесла:
