Я буду рад встречать Вас в Париже, и, конечно, я покажу Вам удивительный пригород Парижа Сен-Женевьев-де-Буа, и знаменитое русское кладбище, где упокоилась и моя русекая бабушка. Я знаю, что Вы хотите посетить это место притяжения каждого русского человека...
Целую Ваши руки, милая Дарья!
Жду Вас в Париже. Мечтаю о нашей встрече в весенней Франции.
Поклон Вам от моих родителей, которые рады будут встречать Вас у нас дома.
До встречи, всегда Ваш Поль...»
* * *
Вот так вот. У Дашки замирало сердце от его писем. И хоть она хорошо понимала, что образ человека из Сети и его реальное воплощение – это, как говорят в Одессе, две большие разницы, письма ее радовали. И даже Зиновьев замечал, что она совсем другая была иногда. Даша не докладывала ему, что это связано с ее почтовым романом и проникновенными, но не очень частыми посланиями от Поля Лежье.
* * *
– Здравствуйте, Поль! – Даше понравилось, что французский кавалер позвонил ей сам, в самый первый вечер в Париже, нашел ее в отеле – она заранее сообщила Полю, где остановится. – Спасибо! Париж прекрасен! Я из зимы в весну попала! Я счастлива!
– Когда мы увидимся, Дарья? Я очень жду этой встречи...
– Завтра у меня сложный день, Поль. А потом – запланированные встречи с друзьями и деловыми партнерами. Я думаю, через несколько дней. Вам это будет удобно?
– Я буду звонить вам вечером, Дарья, и мы откорректируем наши планы. Вы все так же хотите побывать на русском кладбище?
– Да, очень. И надеюсь в этом на вашу помощь.
– Отлично! Тогда я не буду вас отвлекать. Желаю сладких парижских снов сегодня и чтобы у вас получилось все, что вы наметили! До завтра?
– Спасибо! До завтра!
Даша положила трубку. У нее было хорошее настроение, домашнее, ласковое. Она приняла душ, просушила волосы и легла под теплое невесомое одеяло. Спать не хотелось совсем. Даша слушала звуки улицы и думала о своем побеге от Зиновьева. А в окно смотрела на нее большая белая луна. И была она совсем не такая, как в Питере, и уж совсем-совсем не такая, как тогда в Комарове. Потому что тогда она была одна на двоих, а сейчас светила только ей одной. И она с грустью понимала, что одной ей совсем не нужен этот необычный лунный праздник. И ни с кем другим, кроме Михалыча, тоже не нужен. Потому что это он тогда согласился, что они свалились с луны. А еще она думала о том, что вот сейчас рядом, на этой вот улице, и на соседней, и в соседнем округе, и в дальнем пригороде спят, вернее, не спят парижане и, любуясь на луну, строят планы, которым никогда не суждено сбыться. Только сегодня в таинственном мерцании небесного светила они даже не догадываются об этом. Просто пока что у них – праздник...
* * *
Утро было настоящее весеннее, в приоткрытое окно влетали звуки города, к которым примешивались птичьи радостные голоса. А еще утро было напоено запахом парижской весны, в котором угадывалась нотка прошедшей зимы, теряющаяся в симфонии наступающего тепла.
Даша понежилась от души, впитывая в себя это утро. Надо было вставать, собираться на встречу в частную галерею художника Анри Террье, который ждал ее на переговоры в первой половине дня.
Даша достала из чемодана узкую юбку до колена, туфли на тонком высоком каблуке, простой серый свитер, который хорошо подчеркивал фигуру, и тонкий шелковый шарфик. Она повяжет его на голову, концами назад, а потом, когда разденется, он дополнит ее простенький наряд.
Дашку в таком наряде не отличить от парижанки. Ну разве что туфли выдают. Каблуки – это все-таки серьезное испытание для женщины, и парижанки в повседневной жизни все больше стараются обходиться без них. Зато все остальное – не подкопаешься. Почти ноль косметики, минимум украшений, простая прическа. «Она хоть бывшая, но подданная русская... Она такая же москвичка, как была...» Сколько их, бывших москвичек, петербурженок, псковитянок, одесситок, жительниц иных больших и малых городов приехало сюда, чтобы в одну минуту стать парижанками. Кто-то стал, и не отличишь. А кто-то, как ни пытался, так и не сумел обратить внутрь себя отстраненный взгляд, и глаза выдавали их – не парижанки, нет. «Кто знает, может, они еще и на луну воют по ночам от одиночества и безысходности», – машинально подумала Даша.
* * *
Художник Анри Террье встретил Дарью радостно. Несмотря на то что у него в этот день было много гостей, он вежливо спихнул их на супругу, очаровательную скуластенькую и синеглазую Мари. Она приветливо улыбнулась Даше, прочирикала мужу что-то, – Дарья поняла, что она спросила, как долго он будет занят. Анри мило улыбнулся в ответ, коротко ответил, как отрубил, что-то типа «это мое время», и увлек Дашу в комнату переговоров.
Он немного говорил по-русски, но совсем немного. «Привет», «Как жизнь?», «Как здоровье?», «Поговорим о делах?», а потом пригласил к разговору переводчика. У него явно не было русской бабушки...
Переговорами Дарья Светлова осталась довольна. Анри Террье, судя по всему, тоже. Они договорились в принципе. Остальное – детали, которые Дарья планировала утрясти позже.
* * *
Полтора дня Даша посвятила выставкам, которые порекомендовал ей художник Анри Террье. Она воспользовалась его именем и осмотрела уникальную домашнюю коллекцию ювелира с русской фамилией Тарабьев. «Еще один француз, у которого была русская бабушка!» – подумала Даша. Но «месье Тарабьев» по-русски, как говорится, был ни в зуб ногой, а фамилия его традиционно для французских «ударялась» на последний слог. Так что бабушка тут была не при делах! Ну, а работы ювелира были о-го-го какими! Даша не просто посмотрела украшения, но и кое-что приобрела для себя – браслет в виде сцепившихся лапками-крючками паучков. Вещь эксклюзивная, уникальная. На внутренней стороне замка гравировка – фамилия мастера. Дорого. Но и красиво! Даша тут же надела украшение, которое на тонком запястье смотрелось просто бесподобно. Ну и пусть французские женщины не носят все это по будним дням! В конце концов, Дарья Светлова – не французская женщина. Пока. Да и русская женщина всегда остается русской, даже если попадает жить в Африку! Она и там будет носить золотые и серебряные украшения, а не пластиковые и деревянные кольца в носу, и будет варить борщи, а не строгать салаты из одуванчиков с гусеницами.
* * *
Вечером третьего дня на ресепшн в отеле Дашу ожидала записка от голландца Франка де Витта, который поселился в номере 12а вместе со своей подругой Сигрен. Они приглашали Дашу на ужин в ресторанчик на площади Бланш.
Далее в записке значилось время и номер столика.
У Даши еще оставалось пара часиков для того, чтобы отдохнуть после путешествия по городу, которое она, по большому счету, совершала пешком. Она с превеликим удовольствием растянулась на постели, закинув руки за голову. И в ту же минуту запищал ее мобильный в сумке.
