— Ты где, Джейсон?
— Я здесь. — Ему удалось произнести эти два слова, но собственный голос показался ему чужим. Пустым и холодным.
Она зажгла свет и остановилась в дверном проеме. Он не имел представления о том, как выглядит, но, должно быть, это было пугающее зрелище — судя по выражению ее лица.
— Джейсон!.. — простонала она, подбежала к нему и опустилась на колени возле кресла. — Извини меня! — Она уже плакала, тогда как его глаза оставались до странности сухими. — Я очень виновата…
Комок сжался в груди Джейсона. Она виновата. Она просит прощения. За что? За то, что оставляет его?
Вероятно, да. В противном случае она примчалась бы домой сразу же. И невыносимо даже подумать о том, чем Рэтчитт занимался с ней в течение того времени.
— Забирай то, за чем пришла, — выдавил из себя Джейсон. — И уходи.
Если она настолько глупа, что избрала Рэтчитта, что ж, пусть он погубит ее. А в чем, собственно, дело? Он-то уже погиб.
— Джейсон, я вернулась домой, — произнесла Эмма. — Я выбираю тебя.
Она дотронулась до его руки, как раз до места укуса. Он отдернул руку, невольно застонав.
— Что это? — В ее голосе послышалось беспокойство. — Что у тебя с рукой? Ну-ка покажи!
Она уже расстегнула его манжет и закатала рукав. Затем испуганно ахнула. Только тогда Джейсон впервые взглянул на свою рану.
Несмотря на все усилия дока, укус и в самом деле выглядел устрашающе. Гораздо хуже, чем лицо Рэтчитта. Шрамы от швов останутся у него на всю жизнь.
— Боже мой, Джейсон…
— Все будет в порядке, — хрипло сказал он.
Глаза их встретились, но Джейсон все еще не мог поверить своим ушам.
— Что ты сказала? — переспросил он. — Насчет возвращения? И насчет твоего выбора?
Она кивнула, и две большие слезы прокатились по ее щекам.
— А как же Рэтчитт?
— Я его прогнала.
— Ты его прогнала, — рассеянно повторил Джейсон.
— Я его больше не люблю. Я даже не хочу его больше, Джейсон.
— Это правда?
— Да, Джейсон. Я в этом уверена. Совершенно уверена.
Теперь у него не нашлось ответа: слишком сильно билось его сердце.
— Ты… ты не сказал впрямую, что любишь меня, — прошептала Эмма. — Но ведь ты меня любишь?
— Да.
Большего он сказать не мог. Просто «да». Слишком он устал, слишком велико было его облегчение.
Она кивнула.
— Я решила, что ты не станешь врать. Это не похоже на тебя.
Она взяла его за здоровую руку и потянула на себя.
— Что ты делаешь? — выдохнул он.
— Я хочу отвести своего законного мужа в постель, — ответила Эмма. — Потому что он, кажется, устал.
«Устал» — не очень точное слово, которое могло бы описать его состояние.
Джейсон позволил ей отвести себя наверх и усадить на край кровати. Она опустилась на колени и принялась стягивать с него туфли и носки.
Его подмывало спросить, что произошло между ней и Рэтчиттом после его ухода. А еще — о находившихся под опекой деньгах. Но у него не хватало сил. Или воли. Он лишь сидел и позволял Эмме ухаживать за ним. Вероятно, впоследствии ему станет стыдно.
Когда он уже был раздет и очутился между двух прохладных простыней, она спросила его:
— Что ты хочешь? Стакан воды? Может быть, обезболивающее?
Когда она вышла из комнаты, он прикрыл глаза принялся считать до десяти. Он решил, что если сумеет сосчитать до десяти и не заплакать, то все будет в порядке.
Он не заплакал. Но и до десяти не сосчитал. С ним приключилось нечто очень неожиданное. Он заснул.
Джейсон проснулся лишь тогда, когда рука Эммы уже обнимала его за талию, а ее грудь прижималась к его спине. Вначале какая-то сила словно толкнула его, но тут же он догадался по ее глубокому дыханию, что она спит. Неудивительно, подумал он, бросив взгляд на часы.
Пять минут третьего.
Он долго лежал в темноте, обдумывая все случившееся накануне и поражаясь итогу всех событий. Эмма выбрала его, а не Рэтчитта. Она больше не любит Рэтчитта. Это, пожалуй, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что же заставило Эмму изменить свое отношение к Рэтчитту? Что произошло, когда Джейсон оставил их наедине?
Ее вчерашние извинения могли иметь какой угодно смысл. За что она просила прощения? Может быть, за то, что пошла на близость с Рэтчиттом и только тогда окончательно убедилась в том, что ее заблуждения на его счет не более чем заблуждения?
Что-то подобное должно было произойти. Джейсон не мог себе представить, чтобы Рэтчитт тратил время на невинные разговоры с Эммой. Это не в его духе.
Но неверность не в духе Эммы. Джейсон чувствовал это, знал сердцем. Нет, какое-то другое событие открыло ей глаза.
И что же она увидела, когда ее глаза открылись? Почему она, определяя свое будущее, предпочла сделать ставку на него, а не на Рэтчитта? Джейсон не смел надеяться, что Эмма обнаружила в своем сердце любовь к нему. На такое мог бы надеяться только законченный идиот. Скорее всего, она избрала для себя меньшее из двух зол.
Он все еще терзался из-за того, как вел себя все дни после возвращения из поездки. Нельзя винить Эмму за то, что она оставила его. Он так ужасно обращался с ней!
Эмма потерлась о его спину, придвинулась ближе и прошептала во сне его имя. Когда она забросила ногу на ногу Джейсона, он пришел в себя настолько, чтобы понять, что Эмма обнажена. После их свадебного путешествия она ни разу не ложилась без ночной рубашки.
А в те дни, в Наруме, он не единожды за ночь поворачивался к ней и будил ее. И ночи их были чудесны. По крайней мере в постели он умел сделать ее счастливой.
Что ж, вот сейчас он повернется к ней… Но его остановила пронзительная боль в руке.
Впрочем, всего лишь на мгновение. Больная рука не могла быть серьезным препятствием на пути его желания. Джейсон решил, что не сможет остановиться, даже если его рука отвалится.
Медленно, осторожно он повернулся на бок. И Эмма, просыпаясь, повернулась к нему.
Пусть она его не любит, все-таки она выбрала его. И она хочет его, ее тянет к нему сильнее, чем к тому человеку. А это означает, что она будет принадлежать ему, Джейсону.
А он уже сделал свой выбор.
Джейсон проснулся на рассвете. Проснулся от боли. Его рука как будто побывала в мясорубке. И голова у него болела, как, впрочем, и все тело. Краем глаза он увидел, что Эмма спит, свернувшись калачиком, как ребенок.
— Ты виновата, — пробормотал он, криво улыбаясь. — Ты меня окончательно вымотала.
Он выбрался из-под простыни и проковылял в медицинский кабинет, где обработал рану, сделал себе укол антибиотика и проглотил несколько болеутоляющих таблеток. Ему захотелось выйти на крыльцо и полюбоваться восходом солнца, но он вовремя вспомнил, что не одет. Он и так уже успел шокировать население Тиндли. Нет сомнений, что известия о событиях вчерашнего вечера уже несутся по городу со скоростью скаковых лошадей.
