Наконец Мэй-Анна развернула свой фантик и нашла в нем следующие слова: «ВПЕРЕДИ РАДОСТЬ, НО ЗА НЕЙ ПРИДЕТ БОЛЬ«. Она рассмеялась и передала мне свой фантик со словами: «Сохрани это, Эффа Коммандер, я не собираюсь верить таким предсказаниям», и этот фантик я до сих пор храню в моей шкатулке с памятными вещами.
Мы с Виппи Берд проводили ее до дверей гостиницы и пошли обратно, понимая, что расстаемся с ней, по всей видимости, очень надолго. Никогда прежде мы не думали, что «несвятой Троице» суждено разделиться и что нам предстоит потерять, хоть бы и временно, одного из наших лучших друзей. Кроме того, мы с ней обе были словно больные из-за необходимости сочинять это прощальное письмо, но мы не могли допустить, чтобы Бастер узнал об отъезде Мэй-Анны от случайных людей. В конце концов, он был нашим другом, и у нас были обязательства перед ним.
Все следующее воскресенье мы просидели на крыльце его дома, ожидая его возвращения и слушая паровозные гудки, а поезд тем временем уносил Мэй-Анну все дальше и дальше от нас. Когда наконец ближе к вечеру открытый автомобиль с Тони и Бастером появился перед крыльцом их дома, они издали заметили нас и двумя пальцами поднятых рук изобразили знак победы. «Я победил! – крикнул нам Бастер. – Будем гулять!»
Мы с Виппи Берд вскочили на подножку их машины прежде, чем он успел открыть дверцу, и обняли его, а потом обняли и Тони, когда он вышел из машины.
– А сейчас мы поедем за Мэй-Анной и все вместе отправимся в горы. Сегодня воскресенье, и у нее должен быть выходной, – сказал Бастер.
– Я гнал домой со скоростью семьдесят миль в час, мы запросто могли разбиться насмерть, – сказал Тони, но осекся, заметив наши виноватые улыбки.
– В чем дело, малышки? – спросил Тони с серьезной миной.
Мы с Виппи Берд переглянулись, не говоря ни слова, потому что каждая из нас хотела, чтобы говорила другая. Наступила гнетущая тишина.
– Мэй-Анна уехала, – одновременно пробормотали мы с Виппи Берд.
– Взяла отпуск на несколько дней? – спросил Тони.
Бастер ничего не спрашивал, просто стоял и смотрел.
– Она поехала в Голливуд, – сказала Виппи Берд, – пробоваться в артистки.
– Боже ты мой! – воскликнул Тони, а Бастер ничего не сказал, повернулся и прошел в дом.
– Эй, Бастер, постой! – крикнул ему вдогонку Тони, но тот не отозвался и захлопнул входную дверь с такой силой, что она соскочила с верхнего крючка.
Мы с Виппи Берд и Тони с Бастером в следующий раз увидели Мэй-Анну в кинотеатре, в журнале кинохроники, который показывали перед картиной: вертя задом, она спускалась вниз по Гранитной улице.
Затем мы долгое время не видели Мэй-Анну и о ее жизни знали только то, что она сама сообщала нам в письмах, которые приходили время от времени из Голливуда. Чуть позже мы, конечно, уже знали про нее все, так как про нее начали писать в журналах, посвященных кино, хотя и не стоит верить всему, что пишут в таких журналах.
Шон постарался избавиться от нее почти сразу же, как только они прибыли в Голливуд, но она вовсе не обиделась, потому что была ему благодарна за то, что он ее «открыл». В интервью журналу «Серебряный экран» она сообщила, что, когда Виктор впервые заметил ее в Бьютте на пересечении улиц Бродвей и Вайоминг, она еще училась в школе, и он просил у ее матери разрешения взять Мэй-Анну на кинопробу, только, вы же сами понимаете, вранья тут больше, чем слов в этом предложении.
Шон сдержал свое обещание и действительно устроил ей кинопробу, но результат был такой, что никто на нее не соблазнился, и первой работой, которую Мэй-Анна получила в Голливуде, было место продавщицы сигарет в одном из больших ночных клубов. На своей новой работе она должна была ходить в короткой юбке и шляпке пирожком с двумя лентами, завязанными под подбородком, – наподобие Мальчика Джонни из рекламы распродаж – и носить коробку с разными сортами сигарет и пачками спичек, которые продавались в комплекте. Торговля шла хорошо, и, кроме того, покупатели-мужчины давали ей еще и хорошие чаевые, но вы удивитесь, если вам сказать, какие люди старались «снять» ее. Она потом говорила, что те, которые на первый взгляд могли показаться наименее стоящими, как Джек Бенни, на самом деле оказывались щедрее остальных.
Но самые большие чаевые давали те, кто хотел «снять» ее, а таких было множество. Мэй-Анна говорила, что в этом городе мужчин твоя прическа значила больше, чем твоя добродетель. Что же тут нового, заметила Виппи Берд, ее прическа значила для нее больше, чем ее добродетель и на Аллее Любви, ведь там она зарабатывала на жизнь полным отсутствием таковой.
Многие из тех, что липли к ней, были людьми со связями, но большинству из них надо было только удовлетворить свою похоть, не больше. Сказка Голливуда при ближайшем рассмотрении оказалась весьма жестокой – многие девушки, приезжавшие туда на поиски удачи, спивались или даже становились наркоманками. Не надо думать, что Америка познакомилась с кокаином и героином только недавно, ведь мы с Виппи Берд уже в те годы, о которых идет речь, прекрасно знали, что такое опиум и что «порошок счастья» можно без труда купить у нас в Бьютте в китайском квартале. Ранний жизненный опыт научил Мэй-Анну говорить наркотикам «нет», но он же научил ее говорить «да» многим влиятельным людям, так что через год или два после своего появления в Голливуде она уже снималась для журнальной рекламы.
Помню, как однажды во время обеденного перерыва Виппи Берд раскрыла журнал мод и наткнулась на фотографию Мэй-Анны в купальнике «Каталина». Виппи Берд сидела за столиком в углу и листала журнал, ожидая, пока у меня появится возможность посидеть с ней минутку-другую. Вдруг она вскрикнула так громко, что все посетители в зале, и я вместе с ними, посмотрели в ее сторону. «Эффа Коммандер! – крикнула Виппи Берд. – Посмотри, что здесь!» Мы вместе с Бэйбом Геймером, которой испугался и тоже хотел знать, что происходит, кинулись к ней.
– Смотрите, сэр, вот эта девушка в купальнике «Каталина» – наша старая подруга, – объяснила я.
– Готов поклясться, что где-то ее видел, – сказал мистер Геймер. – Возможно, что даже здесь, у нас. – Потом он наконец вспомнил Мэй-Анну и добавил: – Рад, что местной девушке так повезло.
Виппи Берд купила еще дюжину этих журналов для Тони и Бастера, а один даже подарила Нелл Нолан. Потом она написала Мэй-Анне, что видела эту рекламу, и Мэй-Анна ответила, что за снимок ей заплатили двадцать пять долларов. Мы с Виппи Берд обсудили эту новость и согласились друг с другом, что это слишком мало по сравнению с тем, что она зарабатывала на Аллее Любви, но, возможно, в Голливуде более жесткая конкуренция, чем в нашем городе на панели. После этого мы с Виппи Берд начали регулярно читать «Спутник домохозяйки» и «Домашний обозреватель» и, действительно, время от времени находили там фотографии Мэй-Анны, то моющей окна новой пеной для стекол, то накладывающей на руки медово-миндальный крем, то обрабатывающей подмышки дезодорантом «Армхолл». Однажды в рекламе мод для домохозяек она снялась в высокой прическе, но только не думайте, что такие прически были ей по вкусу.
