— А что думаете вы?
На ее плоской груди красовалась карточка с именем — «Лорин».
— Думаю, в нем понемножку и того и другого, дорогуша, — ответила Лорин и, понизив голос, добавила: — Понемножку того и другого.
— Она здесь.
— Давно пора. Я считал ее более нетерпеливой.
— Ты, наверное, напугал ее до чертиков.
— Пытался. Ее не так-то легко напугать.
— Я заметил, — отозвался Колтрейн. — Лорин исполняет свою роль толково, но Лерой чуть все не испортил.
— Лерой — идиот.
— А то я сам не знаю, — проворчал Колтрейн. — Ты приедешь или хочешь, чтобы я сам разобрался с этим делом? Могу позаботиться, если скажешь.
— Приглядывай за ней.
— Она пойдет к твоей бабке.
— Не к моей бабке, — поправил Люк, — а к матери Джексона. Если я знаю Эстер, она забьет ей голову такими страшилками, что та не будет знать, куда бежать.
— А вдруг вызовет копов?
— Ты же сам коп, Колтрейн. У тебя связи.
— Ага. Но ты сказал не обижать ее.
Люк зажег спичку, понаблюдал за разгорающимся огоньком, потом поднес ее к кончику сигареты и глубоко, со смаком, затянулся, наслаждаясь запретным удовольствием.
— Просто приглядывай за ней.
— Ты все еще в Нью-Мехико? Я думал, приедешь сюда и сам со всем разберешься.
— Расслабься, Колтрейн. У меня все под контролем.
— Где ты, черт возьми, Бардел?
— Близко, — пробормотал Люк. — Ближе, чем ты думаешь. — Он нажал кнопку мобильного телефона, прерывая связь, и представил раздраженную физиономию Джимми Колтрейна.
Джимми Колтрейн на пятнадцать лет старше Люка. В детстве был задирой, когда вырос, стал посредственным копом. Это он нашел Джексона Бардела с размозженной пулей головой; это он, бросив только один взгляд на Люка, забрал ружье из его трясущихся пальцев и спокойно стер отпечатки. А потом вложил оружие в руку мертвого Джексона.
Уловка никого бы не обманула — существуют ведь всякие пробы, анализы и экспертизы, — но Колтрейн позаботился, чтобы никто не потрудился взять эти пробы и провести экспертизы. Все знали, что Джексон Бардел был пьяницей и садистом. Никто не горевал по нему, за исключением его мамаши, но Эстер вечно из-за чего-то брюзжала. По крайней мере, в тот раз у нее была причина.
Люк до конца и не понял, почему Колтрейн поступил так, а не иначе. Может, просто потому, что всегда ненавидел Джексона Бардела. Может, просто знал, что рано или поздно все изменится и Люк сможет ему отплатить. Или, может, ему просто нравилось распоряжаться чужими судьбами.
Люку было наплевать. Тело Джексона Бардела кремировали, папки с материалами расследования сгорели во время пожара, и никто ничего не мог сделать, кроме как выслушивать бредни Эстер про «этого сатанинского выродка», который убил ее мальчика.
Такая же подлая, злая и мерзкая, каким был ее единственный сыночек. Она, случалось, била его, когда он был еще слишком мал, чтобы дать сдачи. Потом он сбежал.
Но теперь вернулся. И прежде чем уедет, нанесет короткий визит Эстер Блессинг.
И расскажет ей, как именно умер ее драгоценный отпрыск.
Прорицатель из шерифа Колтрейна оказался неважный. Эстер Блессинг и глазом не моргнула, когда Рэчел появилась на пороге высокого, выкрашенного в белый цвет викторианского дома с зеленой вывеской.
Ни малейшего сходства с Люком. Это было первое, о чем подумала, испытав при этом непонятное облегчение, Рэчел. Эстер Блессинг была стара как грех и так же омерзительна. Маленькая жилистая женщина со злыми черными глазками и сальными седыми космами, торчавшими в разные стороны. Губы тонкие и неприятные. И сама она, и весь ее дом безнадежно пропахли сигаретным дымом.
Она оглядела Рэчел с головы до ног недовольным, пренебрежительным взглядом, но, судя по всему, таким было ее отношение ко всему миру.
— В наши края редко кто заглядывает, — сказала она, сама того не сознавая вторя Лерою Пелтнеру.
У Рэчел было достаточно времени, чтобы обдумать возможные варианты. Она уже была готова, если старуха схватится за ружье, развернуться и дать стрекача.
— Я приехала разузнать про Люка Бардела.
Старуха оцепенела, и ее лицо выразило еще большее недовольство.
— Зачем?
— Пишу о нем книгу.
Эстер Блессинг фыркнула.
— Считаешь его кем-то вроде святого, девонька?
Игра была рискованная, но последние несколько недель приучили Рэчел, что терять ей нечего. Она заглянула прямо в злые глаза старухи.
— Нет, миссис Блессинг. Я считаю его проходимцем, шарлатаном и лжецом.
— А как насчет убийцы, девонька? Не думала об этом?
Почему-то от такого живого интереса противной карги Рэчел сделалось не по себе. Но она проигнорировала это чувство, странный порыв защитить врага.
— Я думала, убийство было непреднамеренное.
— Я говорю не о поляке, которого он укокошил в драке, — фыркнула Эстер. — Я говорю о моем сыне. Джексоне Барделе. Хладнокровно убитом тем маленьким ублюдком.
Рэчел похолодела.
— Люк убил собственного отца?
— Ты что, не слушаешь меня, девонька? Он был ублюдком. Мери-Джо Макдональд уже была брюхата, когда обманом женила на себе моего мальчика. Раздвинула ноги перед тем бродячим проповедником, а когда он бросил ее с пузом, переметнулась на моего мальчика. А чему удивляться? Парень-то был красавчик, просто загляденье, и мог уговорить кого хочешь на что хочешь.
— Люк?
— Нет, его настоящий папашка. Слонялся из города в город, читал евангелие, лечил больных да спал со смазливыми девками. Пока кто-то его не пришиб. И поделом. Хотя Мери-Джо от этого лучше не стало. — Эстер рассмеялась скрипучим, кудахчущим смехом.
— Судя по всему, он пошел в отца.
— Никогда не верь сыну проповедника, девонька. Особливо если он ублюдок. Джексон пытался научить этих двоих покаянию, Мери-Джо и этого ее ублюдка. Напрасный труд. И посмотри, что вышло.
Запах сигарет соперничал с застарелым потом и каким-то приторным освежителем воздуха, и Рэчел подумала, что если ее стошнит, то только кофе. Она закусила губу и уперлась взглядом в бордово-красный ковер под ногами.
— А что вышло?
— Ну, ты ж знаешь, как померла его мамаша. Глупая девка наложила на себя руки, когда совесть совсем заела. Всегда была дурковатой, не пара моему Джексону. Ненавидел он ее. И мальчишку тоже.
— Почему же тогда не развелся?
— В нашей семье не разводятся, — решительно заявила Эстер. — Это не по-христиански.
— А почему вы думаете, что Люк убил вашего сына? — спросила Рэчел. — И почему никому не сказали?
