— Я буду молиться за твое счастье!
Остановившийся взгляд Тары был невыносимо тяжелым.
— Мое счастье не стоит ни единой рупии. Помолись за жизнь Камала.
Небо окутала бледная дымка, от влажной после недавнего дождя земли поднимался удушливый туман. Из-за горизонта выплыло солнце, напоминающее огромное пятно крови.
Джеральд Кемпион вышел из своего дома и направился к центральной площади.
Кое-где солдаты разводили костры — крошечный огонек полз по сухим веткам, тянуло дымком. Сквозь дым просвечивали солнечные лучи, отчего он казался золотистым. На жесткой траве, там, где ей удалось уберечься от солдатских сапог и копыт лошадей, лежала роса, ее капли сверкали в раннем свете, словно камни драгоценного ожерелья. Форт проснулся, ожил — и утро наполнилось привычными звуками. Джеральд почувствовал, что на душе становится легко и светло.
Вдруг он увидел Тару, которая спешила к нему, и застыл как вкопанный. Молодой человек не ожидал, что она вернется, и не знал, радоваться ему или нет.
Джеральд всегда удивлялся тому, с какой непринужденной грацией она двигается. Девушка не шла, а будто плыла над землей, так легка была ее походка. На ней были ярко-зеленые с серебряными нитями, будто сотканные из воздуха, ветра и травы, одежды. Ее губы выделялись на нежном лице ярким цветком, а черные как ночь глаза лихорадочно блестели.
Когда Тара подошла ближе, Джеральд понял: поездка была ей не в радость. Судя по тому, как выглядела девушка, она проделала тяжелый и долгий путь. Волосы ее растрепались, одежда запылилась. Тара с трудом переводила дыхание. В выражении ее лица было много такого, что невозможно выразить словами: смятение и решимость, безумная тревога и безмерное горе.
— Мне нужна твоя помощь! — задыхаясь, проговорила девушка.
— Вижу. Что случилось?
— Один человек находится при смерти. Я хочу, чтобы ты помог устроить его в английский госпиталь в Калькутте. Я помню, ты говорил, что врачи этой больницы творят чудеса!
Джеральд растерялся. Он не мог ничего понять.
— Кто это? Англичанин? Военный?
— Нет. Танцовщик из храма Шивы. Индиец.
Молодой офицер покачал головой.
— Госпиталь принимает только белых.
— Джерри! — Тара вцепилась в его мундир. — Если я не смогу поставить этого человека на ноги, мне останется только умереть.
Ее взгляд был полон такого отчаяния, что Джеральд содрогнулся.
— Что с ним?
— Пойдем.
Тара вывела англичанина за ворота форта, где оставила повозку, и приподняла ткань, которой был накрыт раненый. Тот выглядел просто ужасно. Было трудно понять, почему он до сих пор не умер.
— Кто это сделал? — глухо произнес Джеральд, отводя взгляд.
— Какие-то негодяи. Белые люди. Думаю, они пришли грабить храм, а Камал их увидел. Тогда они увели его с собой, ударили по голове чем-то тяжелым и бросили в глубокий овраг.
Джеральд сжал кулаки. Томас Уилсон! Почему он его не остановил, почему позволил совершить преступление?! Мог ли он подумать, что пострадает не кто-нибудь, а Тара!
Он не стал спрашивать девушку о том, кем ей приходится раненый индиец. Это было ясно без слов.
Джеральд не стал ревновать. Он решил, что нужно попытаться помочь.
Госпиталь размещался на окраине Калькутты, в длинных, крытых тростником бараках. Работавшие в нем люди в самом деле творили чудеса, хотя им приходилось воевать не только с ранами, переломами, укусами насекомых и змей, непонятными тропическими болезнями, но и с пылью, духотой и жарой. Колониальным властям были нужны здоровые и сильные солдаты, потому на нужды тех, кто вышел из строя, отпускалось немного средств. Самые смелые доктора умудрялись сочетать европейские лекарства со снадобьями, которые применяли индийские знахари.
В незнакомой жестокой, суровой стране солдат иностранных армий косили отравления, лихорадка, дизентерия и другие недуги. Застойная вода, влажная жара, непривычная пища отнюдь не прибавляли европейцам здоровья. Для многих из них климат Индии был не менее губительным, чем ядра и пули неприятеля.
Индийцев врачи не любили. Со времен открытия госпиталя они приходили целыми толпами, жаловались по самому ничтожному поводу, умоляли о помощи и беззастенчиво попрошайничали. Страна была наводнена больными, нищими и голодными людьми. Индийцы не обижались, когда их гнали прочь, они лишь жалко улыбались, кланялись, падали ниц и снова просили. Их прогоняли, а они возвращались, оборванные, тощие, лишенные гордости, но полные терпения и тихого несгибаемого упорства.
Через полчаса Джеральд Кемпион вышел на улицу красный и злой.
— Я переругался со всеми, — устало произнес он. — Сейчас принесут носилки.
Все это время Тара расхаживала взад-вперед, глядя прямо перед собой остановившимися глазами, и периодически припадала к телу Камала, не в силах сдержать рыданий.
— Наверное, нужны деньги? — спросила девушка и протянула Джеральду узел с украшениями. — Возьми.
Он отстранил ее руку.
— Ни в коем случае. Я все уладил.
Два хмурых человека несли носилки по заставленному кроватями бараку, а девушка шла следом.
Тара чувствовала, что мужские взгляды прикованы к ней, что обитатели госпиталя оценивающе разглядывают ее. Воздух в помещении был спертым, отовсюду раздавались кашель, стоны и хриплое дыхание больных.
Немолодой издерганный врач осмотрел раненого и сказал:
— Голова, возможно, заживет, а ногу придется отрезать прямо сейчас.
Девушка в ужасе отшатнулась.
— Отрезать ногу?!
— Да. Видите эту рану? Она в плохом состоянии. Если оставить ногу, начнется общее заражение и он умрет.
— Тогда лучше отрежьте голову! — с неожиданной яростью заявила Тара. — Этот человек — земное воплощение Натараджи, он танцует в храме Шивы! Что он будет делать без ноги?!
Доктор повысил голос:
— Вы приносите полумертвого человека, хотите, чтобы я вытащил его с того света, да еще желаете, чтобы он танцевал! Это английский госпиталь, мы лечим белых и не принимаем цветных! Стоит взять одного — и вы налетите, словно саранча.
Тара собиралась что-то сказать, но не успела: в комнату заглянул молодой мужчина и твердо произнес:
— Если позволите, доктор Богл, я займусь этим человеком.
— Сделайте одолжение, Хартли! — раздраженно произнес тот.
Молодой врач спокойно кивнул и обратился к Таре:
— Прошу вас выйти.
Она покачала головой, но Хартли был непреклонен.
— То, что я собираюсь делать, не для женских глаз. Подождите на улице.
