Настя помогает.
Иногда готовить учит. Иногда просто еды привозит. А родители Илия появляются несколько раз в неделю. Читают ему лекции, что надо учиться жить и работать, как есть. Без ног.
Что он и так достаточно походил и потрахался.
Бесят!
Как эти разговоры меня бесят. Хочется зайти в спальню, возле двери которой я обычно подслушиваю, и выгнать их. К чертям собачьим! Потому что они сводят на нет все мои старания.
Верю, что он сможет пойти. Вот верю. И пусть даже он не хочет питать надежд. Учится трахаться без члена. Накупил игрушек. Соблазняет. Пытается подарить удовольствие. Но каждый раз что-то мешает. Чаще всего воспоминания, как было с ним тогда. По— настоящему.
Мне не по себе, когда он пытается запихнуть в меня что-то чужеродное. Лучше было раньше. Когда Илий, даже незнакомцем или мог возвести меня туда, где я никогда и не мечтала быть.
Загонял в угол и доводил до оргазма за несколько минут. Сходил с ума, ревел работая бедрами, как отбойный молоток, вынуждал кричать, пока отчаянно долбил нутро. Так жестко и прекрасно одновременно.
Но пока остается только вспоминать об этом, пока едем в аэропорт и держимся за руки.
Он очень любит меня касаться. И мне так спокойнее.
По приезду вижу машину Корзуновых. Улыбаюсь Насте с Артемом и тут же слышу бурчание Илия. Он не любит гостей. Он не может смотреть на всегда позитивного и здорового Артема.
— Ну что туристы, готовы? — подходит он и хочет помочь Илию, а я замираю. Потому что тот не терпит жалости. Ни в каком виде.
— Руки свои убрал. Сам справлюсь, — рычит Илий и садится коляску, что достал таксист. Вполне мило мне улыбнулся и пожелал счастливого пути.
— Мы пойдем или ты пока каждому мужику в аэропорту не улыбнешься мы в самолет не сядем? — ругается Илий и подхватывает пару моих сумок. Складывает себе на колени и направляет коляску в стеклянное здание аэровокзала. А я стою и не могу пошевелиться. Почему у меня ощущение, что меня снова облили помоями. Почему надо было говорить это при Насте с Артемом? Неужели были причины для подобного унижения?
— Ну вы идете, или я сам полечу? — разворачивается он резко, и верхняя сумка слетает. Он тянется за ней, ему хочет помочь Артем, но тот снова отвергает помощь.
— Займись беременной женой, я сам справлюсь!
Он поднимает сумку, бросает на меня злой взгляд и развернувшись едет к стойке регистратора. Мы приехали в самый притык.
Я извиняюще смотрю на Настю, на её чуть округлившийся живот, но она приветливо улыбается.
— Расслабься, Лика. Это нормально. Артем, когда видит у себя температуру тридцать шесть и девять ложится и стонет, что умирает.
Артем не это хмыкает, подхватывает чемодан и следует за Илием, а я меня обнимает за талию Настя.
— Все будет хорошо, я верю в вас.
— Главное, чтобы он верил.
— Сейчас все зависит от тебя. Ты же любишь его?
Сглатываю слезы обиды, смотрю в сторону такого красивого и беспомощного Илия. Киваю.
— Очень. Больше жизни.
— Значит все наладится.
Ее бы слова, да в упрямые уши Илия залить.
Перед проходом на посадку, мы сели с Настей выпить кофе, а Артем отравился прочищать Илию мозги. Как бы не подрались, — думаю я, пока мужчины сидят в стороне и смотрят на самолеты. Такие похожие раньше и такие разные сейчас.
— Ты меня порадуешь чем-нибудь? – спрашивает Настя и я поворачиваюсь в ее сторону. Мы берем стаканчики и идем к стоячим местам. Чуть поодаль основных. Люди вокруг спокойны, ждут своих самолетов. Кто в отпуск, кто к любимым, а я получается на работу.
— Не понимаю, о чем ты? – хмурю брови, и Настя смеется и в живот меня тыкает.
Меня прошибает ток. Стыд. Страх. Кидаю быстрый взгляд на Илия, но он все такой же хмурый что-то доказывает Артему. Не видел и хорошо.
— Откуда?
— Я жду третьего. Думаешь я не увижу, когда начинаются признаки.
Признаки. Я поняла недели две назад. Но к врачу даже не ходила. От Илия лишний раз боюсь отойти, да и вообще. Рано еще. Тест показал месяц. Не до ребенка пока. Отца бы из депрессии вывести.
— Ты не была у врача?
— Нигде не была, Настя. Не до этого. Мужчина на грани истерики, сестры так и нет. И я… Я просто устала.
Откладываю стаканчик с кофе и прикрываю глаза. Переделываю хвост на голове, чтобы затянуть сильнее, почувствовать боль острее той, что режет сердце. Сквозь слезы улыбаюсь обеспокоенной Насте.
— Тебе надо отдохнуть…
— А когда Насть? Я учусь. Я с Илием вожусь. Он порой как маленький. Мне не сложно, даже в радость. Но иногда… — со стыдом смотрю на Настю. Мне так нужно выговорится, набраться сил перед этой поездкой.
— Говори, говори.
— Понимаешь, я иногда чувствую, что перестаю верить. Не в него, нет. В то, что он сам хочет ходить. Он не старается. Не занимается. Бурчит. Ревнует.
— А ты не думала оставить его в покое? Не требовать невозможного. Прошло слишком мало времени и тебе понятно, хочется, чтобы он быстрее встал на ноги.
— Если я оставлю, он совсем захереет. Перестанет двигаться вперед. Иногда я вообще боюсь, что он… Ну… Ладно, — не могу сказать этого. Не должна.
— А я думаю, что наоборот. Тебе надо просто оставить его одного, перестать носиться, как с ребенком, видишь же, как его это напрягает. Он хочет справится с проблемой самостоятельно.
— Но я ведь ему обязана, как я могу его бросить. Он мне жизнь спас! Я у него в долгу, — всхлипываю я, ищу платок, чтобы вытереть слезы. Непрошенные, глупые. Зря я это Насте сказала. В себе надо было держать.
Мне вдруг подают платок откуда-то сбоку, и я киваю. Высмаркиваюсь.
— Спасибо, — гнусавлю я, и обернувшись натыкаюсь на колесо. Потом поднимаю взгляд и вижу Илия. Злого как все черти ада.
— Ты. Мне. Ничего. Не. Должна. Ясно?!
Он резко разворачивается и катится куда-то в сторону от терминала посадки, я беспомощно смотрю на его напряженную спину, потом на ошарашенных Настю с Артемом. Что я наделала? Резко выдыхаю и бегу за Илием.
Как много он слышал?
Глава 42.
*** Анжелика ***
Бегу за ним стремглав. Лечу. Хочу все объяснить. Про слова. Про ребенка. Запинаюсь об чей-то чемодан, извиняюсь и бегу дальше. Но в толпе теряю его. Просто не могу найти глазами. Раньше он был высокий, выделялся, а сейчас слился с серой толпой.
Дергаюсь, когда объявляют нашу посадку. Задыхаюсь и от бега и от отчаянья.
На плечо мне ложится рука и я вижу сбоку Настю. Она смотрит с жалостью. Артем подает мне новый платок и тут же в него шваркаю носом. Реву, не могу сдержать слез. Тело пронзает дрожь обиды и злости. Сначала на себя за длинный язык, потом за него, что сдался. Что не услышал главного. Что сбежал. Просто послал меня подальше, несмотря на все, что я для него делала. Старалась. Любила.
Звоню ему на мобильный, но вызов сбрасывается и мне приходит уведомление, что я в черном списке.
Зашибись.
— Хватит, — спешу я объяснится перед четой Корзуновых. – Если он хочет карабкаться один я не могу ему помешать. Если…
Словно не хватает, а в горле ком.
— Если он свяжется с вами… — А он свяжется. — Скажите, что он знает, где меня искать. Очевидно больше я ему не нужна.
Они кивают, и я тут же ухожу прочь. Не могу смотреть на их жалостливые лица. Не могу больше терпеть такое отношение. Как он мог? Как он мог признаться в любви и так по-детски все проебать. Просто уйти, гордо задрав подбородок. Отмести движением колеса все, что между нами было.
Чем больше тешишь ты себя надеждой, тем больнее падать когда приходит разочарование. Вот и у меня ощущение, что меня толкнули в лужу и я вся облитая грязью. И все смотрят. Смотря и думают, что она не справилась. Она не смогла помочь любимому человеку. Слабая. Просто слабая.
Значит и не любовь это вовсе, если я решила вот так сдаться.
Но разве сдалась я? Разве я уехала и отключила телефон? Он… просто…. Не был бы он без ног, я бы их ему оторвала.
