Испугавшись, я прильнула к Дёме. Даже мысли не было, чтобы слезть с его коленей.
Дима стоял в дверном проёме комнаты и зло щурился на нас.
Я не поняла, что произошло.
Не догадалась тогда.
Потому что мыслей таких не было. Просто понравился мальчик, просто дружили. Я же уже думала, что окончу школу и выйду за него замуж. Конечно, подозревала, что между нами что-нибудь когда-нибудь будет, но чтобы зацикливаться на этом или распалять фантазию – нет. Взрослых планов, вообще ничего взрослого у меняв голове не было. Я балдела только от того, что Демьян – парень моей мечты существует и живёт рядом.
Возможно, у него и были планы… Точнее у него и были планы характера восемнадцать плюс, поэтому всё так и закончилось.
Будь Демьяну семнадцать, а мне двадцать семь, всё бы было по-другому. Но я оказалась младше. И Дмитрий не мог допустить нашей любви.
Никак не мог!
Потому что не получилось бы у нас с Демьяном любви. Но отчим совершил ошибку, он допустил войну.
Ещё немного времени прошло до полного краха всей нашей трепетной любви. Демьян стал отстранённым, зубы со мной больше не чистил. На мотоцикле не катал. Не здоровался и не касался моих волос.
Обвинил меня в том, что на груди у меня поролона больше, чем сисек, и что лицо у меня как у ребёнка.
А потом оскорбил мою мать.
– Шлюха, твоя мать шлюха, навязавшаяся моему отцу! – кинул он мне в лицо. Накрашенное лицо. Посмотрел на лиф платья, под которым не было ни лифчика, ни поролона. Просто рюшки объём зрительно увеличивали.
Я ведь для него старалась! Наряжалась, красилась.
– Что ты сказал?! – разозлилась я. – Змей проклятый! Моя мама честная женщина!!!
– Даже шоколадный торт печь не умеет. Нихрена не умеет…
Я вцепилась в его волосы и, заревев, стала драться. Демьяна опешил. Он не ожидал от меня такой реакции. Разозлить его оказалось не так уж и сложно, он влился в эту борьбу сразу.
О чём думал Дима? Он бы мог нас сразу разделить. Мы бы общались на расстоянии и не вредили друг другу. Но родители всегда заняты то работой, то собой. Им плевать на детей. Ещё ухаживают, пока те маленькие, а потом развивают в них самостоятельность, чтобы меньше забот было. Вот мы и развили самостоятельность с Демьяном.
А ночью после первой драки я рыдая и мучаясь, пекла тайно шоколадный торт по рецепту. На кухне разложила свой телефон и всё делала так, как было написано. Я так для него старалась! Даже шоколадной глазурью покрыла.
Утром свой торт не нашла. И спасибо мне никто не сказал.
Так и пошло: днём я дралась и воевала с Демьяном, ночью ревела. Обрезала свои волосы, перестала идти на контакт со взрослыми. Расписывала стены с хулиганами баллончиками с краской, за что была выругана и наказана.
И Дёмка смеялся надо мной.
Он целовался при мне с одноклассницами и лапал их на переменах…
Что жалило больнее всего. Когда ты не нужна своему любимому, это самое страшное горе, которое может привести к болезни.
* * *
Перед нами раскинулась широкая лента реки. Вода отражала светло-серое небо и тёмные облака.
На берегах возвышался праздничный, золотой лиственный лес, украшенный, как вставками, торжественными, высокими, вечнозелёными елями. А у самой воды краснели голыми ветками густые кусты. С них первых слетела листва, и к ним подступал охристо-багряный тростник, горящий в лучах яркого солнца, что показывалось из-за туч. Воздух был прозрачным и прохладным, наполненным чудесными запахами леса. Чувствовалась влага и приближение заморозков.
Где художники?!
Я фотографировала беспрерывно, потом устала и села Демьяну на колени.
Дёма нашёл корягу и обустроил наш пикник. Клятвенно пообещал мне и маму и папу заменить и окружил невероятной заботой.
Уже исполнял клятву.
Я сидела на коленях Демьяна, закутанная в клетчатый старый плед. Муж поил меня чаем из пластиковой крышки термоса.
– Малышка, – он убирал мои волосы за уши. – Что такая грустная?
– Вспомнила, как готовила тебе шоколадный торт, пытаясь угодить, – с печалью ухмыльнулась. – Тогда я начала болеть.
– Так это ты торт испекла? – удивился Демьян и отложил в сторону крышку с чаем. Он поставил меня на ноги к себе лицом. Сам сидел и снизу вверх смотрел жалостливо и сокрушённо. – Ира. Ты должна знать… Прости меня. Я во всём виноват. У меня были конкретные планы на тебя. Отец предотвратил растление. И у меня ума хватило не причинить тебе вреда. Но не хватило ума сохранить с тобой хорошие отношения. – Глаза Демьяна словно слезами налились. Потемнели и заблестели. Он смотрел на меня с искренней любовью и переживаниями. Гладил ладонями мои руки. – Это было проявление слабости. Я бы навредил тебе. Я тоже заболел, не так тяжело, как ты. Изменился… Злым стал, агрессивным и не повезло тем девушкам, которые ко мне липли. Я просто ядом изливался на всех. И самое лучшее, что придумал, уехать. Школу заканчивал в городе, жил у деда. А потом вообще уехал в Москву. Но всё это время я праздновал твои дни рождения и считал дни, когда вернусь обратно домой. На год задержался, чтобы приехать к тебе совершенно другим. Состоявшимся. Я подозревал, что может случиться конфликт. Но я ехал к тебе с желанием забрать с собой. И ты изменилась. Показалась мне такой неприступной, холодной и… обалденной.
– Я простила. Дима не мог по-другому поступить. И сейчас мы для него дети. Ему нужно время, чтобы смириться. Потому что он серьёзно к моей маме отнёсся и я для него действительно, как родная дочь. Настроился человек так. Расстроить его придётся.
Демьян обхватил меня руками, прижавшись с силой.
– Прости меня, малышка, – буркнул мне в живот. – Я до безумия тебя люблю.
– Да, простила я уже всех, – усмехнулась я и укрыла его одеялом.
Глава 8
Артём втихаря от матери курил. Он вернулся со школы вечером и первым делом пришёл к нам. Парню мы понравились, он со всей своей детской непосредственностью пригласил нас на крышу дома, поваляться.
Демьян немного растерялся от такого предложения, а мне показалось это забавным.
Уже был поздний вечер. В посёлке плохое освещение, поэтому мы лежали в темноте под светом звёзд и месяца. Лежали на старом шифере. Лично я на пледе, потому что Дёма его прихватил.
– Если сейчас шифер рухнет, мы провалимся вниз на чердак, и это будет больно, – предупредил Демьян, он лежал справа от меня.
– Перекрытия мой отец менял, – выдохнул табачный дым Артём, слева от меня. Рассмеялся. – Дом рухнет, они останутся.
Небо раскинулось над нами красивой черно-фиолетовой сферой. Мерцание звёзд завораживало.
– Почему этот ковшик назвали медведицей? – спросила я. – Ведь у медведей нет таких длинных хвостов.
– Они бухали, малышка, – спокойно ответил Дёма, сплетая наши пальцы. – Астрологи, философы.
Тёмка заржал. А потом быстро скинул мне тлеющую сигарету. В люк заглянула тётя Люда.
– Артём!!!
– Мы без пива, – оправдался подросток, запихивая в рот жвачку.
– Иди домой, – приказала строгая мать.
Тёма понуро пополз к люку. Именно пополз, потому что вставать на ноги было опасно на такой ветхой крыше.
Они ушли. Воцарилась тишина.
Я затушила окурок и села, глядя на спокойного Демьяна, которого в темноте было не очень хорошо видно.
– Муж, – позвала я и в темноте сверкнули белизной его ровные зубы в широкой улыбке. – Позвони отцу. Нужно примириться. Даже если мы в Москву поедем.
Я исходила из того, что мы должны взрослеть, должны уметь прощать.
Ведь сам Дима с отцом, который выгнал его из дома в семнадцать лет, всё-таки примирился. Через десять лет, правда, но факт остаётся фактом.
Но примирение это было неполноценным. Дедушку Демьяна я ни разу в жизни не видела.
Демьян не стал пререкаться со мной. Он так же, как и я думал. Потому что Дёма – человечище.
Приложил трубку к уху и стал ждать, когда ответит отец.
Я не слышала разговора. Сидела у конька крыши и смотрела на темнеющий пейзаж. Свет месяца откидывал холодный свет и серебрил гладь реки. Очерчивал силуэты деревьев. Телу было холодно, сердцу жарко.
