О, это привлекло его внимание.
— Их больше одного?
— Я не должен был говорить с Вайпером о нас. Точка. То, что происходит между нами, должно между нами и остаться, и за это я прошу прощения.
— Меня не волнует, о чем ты говорил с Вайпером. Рассказывай ему все, что хочешь.
— В этом-то и дело. Я не мог. Я не мог сказать Вайперу о своих к тебе чувствах, когда не рассказал о них даже тебе. — Леви не отреагировал, и я продолжил: — Ты доверил мне правду о своем прошлом, о Джонни. Я не хотел, чтобы ты думал, будто мне на тебя плевать…
— Серьезно? И как решил мне это показать? Сказав Вайперу, что быть со мной проще, чем искать кого-то для перепиха?
— А какая была альтернатива? Признаться, как сильно я в тебя влюблен? Это не касается Вайпера, так что да, я солгал. Солгал, чтобы он от меня отстал, и именно это ты случайно услышал вместо правды. И за это, Леви, прости меня. Мне очень жаль.
Я не мог понять возникшую тишину. Выражение лица Леви ничего не выражало, и я был стопроцентно уверен, что мои извинения не приняты. Он просто смотрел, словно пытался заглянуть мне в душу и узнать, реально ли то, что я говорю. И сам факт, что ему вообще пришлось об этом задуматься, ранил больнее, чем я мог представить.
ГЛАВА 37
Леви
— Как, по-твоему, я должен был себя чувствовать, — начал я медленно, взвешивая каждое слово, — узнав, что мне ты говоришь одно, а лучшему другу совершенно другое? Почему я должен тебе верить? Ты знаешь Вайпера сколько? Больше тридцати лет? Думаешь, я не понимаю, что вы друг другу рассказываете все?
— Почти все, — поправил Киллиан, но я отмахнулся.
— Не утруждайся.
— Не… Что значит «не утруждайся»? — Киллиан нахмурился. — Я пытаюсь объяснить…
— А я не хочу это слышать. Думаю, на самом деле ты сделал мне одолжение.
До этого момента мне удавалось держать с Килианом дистанцию, что было важно для моего здравомыслия и сердца. Мне предоставлялась идеальная возможность сказать, что я совершил самую большую ошибку в жизни, когда решил ввязаться с ним в отношения, но так и не смог произнести ложь, отрепетированную в моей голове много раз.
— Одолжение? — переспросил Киллиан, и в его глазах появилась то, что совершенно не хотелось признавать болью.
— Верно. Я всегда знал, что связываться с клиентом будет ошибкой…
— Леви, я не просто какой-то там клиент.
— Нет? — Я тщательно контролировал выражение своего лица.
Киллиан сделал шаг в мою сторону:
— Нет, и ты это знаешь.
— Я уже ничего не знаю. Последнее, что я слышал — это то, что я не более чем случайный секс. Если это так, то, полагаю, это делает тебя не более чем моим клиентом.
Киллиан протянул руку так быстро, что я ее даже не заметил. Не дав мне опомниться, через мгновение он уже сжимал мой подбородок, приблизившись вплотную к моим губам. От такого близкого расстояния до Киллиана по позвоночнику снова прокатилась дрожь. Встретившись с его пристальным взглядом, я заметил, что боль, возникшая несколько секунд назад, сменилась чем-то пылким.
— Леви, скажи мне. От всех клиентов тебя бросает в дрожь?
Я проглотил образовавшийся в горле ком и протянул руку к Киллиану. Я хотел оттолкнуть его прочь, но коснувшись теплой кожи, сомкнул пальцы вокруг его запястья и ощутил, как бьется пульс.
— Сердце колотится, и колени подгибаются?
Нет, и стоило губам Киллиана легко скользнуть вдоль моего подбородка к уху, я сжал руку чуть крепче.
— Потому что ты делаешь со мной именно это. Каждый раз, как вижу тебя, я думаю о тебе. Черт, каждый раз, как закрываю глаза, я мечтаю о тебе. Из-за тебя мое сердце колотится, а колени подгибаются.
Будто околдованный чарами Киллиана, я закрыл глаза, и когда Килл прижался ко мне лбом и прошептал «прости», я почувствовал, что начинаю сдаваться. Киллиан прижал ладонь к моей щеке, и я ощутил на своих губах его теплое дыхание. А затем он приподнял мой подбородок для поцелуя, и я послушно последовал.
Первое прикосновение было нежным, Килл будто проверял, что я позволю, и я как идиот позволил: раскрыл губы и впустил его внутрь. Я сказал себе, что попробую его на вкус еще раз, всего лишь одно прикосновение. Но как только наши языки соприкоснулись, я понял свою ошибку.
У меня было много дней, чтобы освободиться от зависимости по имени Киллиан Майклс, но пяти минут в его компании хватило, чтобы я подсел на него снова, будто отпетый наркоман.
Когда Килл запустил в мои волосы свои длинные пальцы и наклонил мою голову, чтобы восхитительно проникнуть глубже, я застонал, начав плавиться от его прикосновений. Каждое движение было рассчитано на то, чтобы сломить мою решимость держаться от этого мужчины подальше. Но когда он обхватил меня рукой за талию, я положил ладони ему на грудь и, не церемонясь, оттолкнул.
— Хватит, — приказал я, учащенно дыша и делая шаг назад, в надежде, что расстояние между нами вернет моему разуму ясность.
Киллиан встретился со мной взглядом, в его глазах светились вожделение и желание. Но вожделения оказалось недостаточно, и я не собирался снова ставить себя в положение, когда в конце мне будет больно.
— Почему? Ясно же, что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя. Чего ты так упрямишься?
Он не ошибся, что само по себе выбешивало до чертиков, но вместо того, чтобы ответить, я скрестил на груди руки и, поджав губы, подумал: «Ну, если тебе нечего сказать…».
— Я же извинился, — проговорил Киллиан и потер лицо. — Что еще мне сделать?
Прикоснувшись пальцами к губам, которые Киллиан только что целовал, я подумал, что это, к сожалению, последний раз, когда я пробовал его вкус. Но так и должно быть. Для нас обоих так будет лучше. Я с самого начала это понимал, но Киллиану было практически невозможно сопротивляться.
— Ничего, — наконец, ответил я. — Киллиан, ты ничего не можешь сделать или сказать. Так будет лучше. Лучше, чтобы это закончилось сейчас, а не через месяцы, когда я буду выбирать для нас марципановые фигурки, а ты искать способ свалить.
— Ого, — уставился на меня Киллиан, с его лица исчезли все краски, а в глазах снова заплескалась боль. — Значит, ты действительно считаешь меня куском дерьма?
— Киллиан, я…
— Нет, — прервал он, подняв руку. — Я наконец-то начинаю понимать.
Качая головой, Киллиан вытащил из кармана сложенный лист бумаги.
— Знаешь, в своей жизни я сделал много вещей, о которых сожалею. Полнейшие глупости, понимаешь? Но никогда не думал, что ты станешь одной из них.
Киллиан бросил бумагу на журнальный столик и добавил:
— В тот день в кафе мы говорили с Вайпером вот об этом. Это песня, которую я написал после первой нашей совместной ночи в Сиднее.
Развернувшись, Киллиан пошел к двери. Открыв ее, он остановился в дверном проеме, и, оглянувшись, произнес:
— Он сказал мне, что это песня о любви. Какая глупость, правда?
А затем, молча, вышел.
ГЛАВА 38
Киллиан
Ни за что на свете после ухода от Леви я не собирался возвращаться домой. Я подумал, что раз уж быть несчастным, то с тем же успехом можно топить свои сожаления на дне бутылки в пивном баре, куда мы часто ходили с парнями.
Только этим вечером я сидел один, от всей души желая исправить сегодняшний день. Но, возможно, это ничего бы не изменило, так как Леви казался решительно настроенным оставить нас в прошлом.
«Вот же чертов упрямец», — подумал я, взбалтывая бурбон в четвертом по счету бокале на вечеринке жалости для одного. Я пытался устроить вечеринку жалости для двоих, но в баре не оказалось ни одного человека, на которого бы отреагировал мой член. Я просто счастливчик.
Я опрокинул в себя оставшуюся часть выпивки и поднял бокал, требуя повторения. «Держи наготове», — попросил я бармена, когда сел, и у меня было ощущение, что неважно, как сильно я напьюсь, он не откажет в добавке. В конце концов, я Киллиан Майклс, и кто способен мне отказать?
