— А вообще, о подробностях врачебной практики ты можешь поинтересоваться у Романа Антоновича. Вы теперь с ним, как я понял, друзья.
Аня эта, продолжая меня игнорировать, вдруг меняет тактику. Глаза её становятся большими и подёргиваются пеленой слёз, губы оттопыриваются ещё сильнее, а голос вдруг становится глуше.
— Захар, — выдыхает томно, — зачем ты так со мной? Я просила помощи, а ты… Ещё и коллегу настроил против меня. А вообще, знаешь, я хочу сказать спасибо. Потому что я ушла от того мужчины. Зачем он мне, если ему не нужна семья? Да и вообще… Мне никто не нужен, кроме тебя.
Королева драмы стреляет в меня печальным взглядом, а потом снова смотрит на Зернова.
— Аня… — Захар устало трёт переносицу пальцами.
— А что Аня? — незванная гостья повышает тональность, намекая на драматичную истерику. — Ты ушёл! Мне так плохо было… А теперь… это! — она указывает отмашкой на меня. — А я ничего не хочу, Захар, только с тобой, понимаешь?
Она начинает размазывать длинными пальцами с острыми ногтями слёзы по щекам, даже делает шаг к Зернову, но тот взглядом предупреждает дальнейшее поползновение. Мне вроде и смешно от её наигранного концерта, но и как-то становится неуютно. Они ведь были парой. Захар говорил, что девушка была его невестой, а значит, он её любил. Может, и сейчас любит. Любовь она вообще вещь странная и непредсказуемая. Не зря же в народе столько поговорок ходит на тему.
— Так, — кажется Зернов решил, что данный разговор пора приводить к какому-то знаменателю. — Сейчас я отвезу тебя в гостиницу, по дороге поговорим. Там уже успокоишься и решишь, что тебе делать. А тут концерты устраивать не надо.
Он берёт чемодан девушки и, кивнув ей на выход, идёт к двери.
— Вик, — обращается ко мне, застывшей у стены как часть интерьера, — пожалуйста, отдыхай. Я скоро вернусь. Ладно?
Смотрит почему-то виновато, ожидая ответа. А у меня в горле комок встал, что даже сказать не могу нормально, поэтому просто киваю.
Даже не удостоив меня королевского взгляда, Анна величественно проходит мимо к двери. Захар закрывает за ней, а я остаюсь в оглушающей тишине.
Первые пару минут даже не шевелюсь почти. Просто оседаю на диван, прижав ладонь к животу. Сначала меня удивило появление Анны, даже возмутило, но сейчас я задумалась.
Это я здесь лишняя. Я. У Анны и Захара история отношений, дело шло к свадьбе. А кто я? Старая знакомая, с которой он случайно переспал. То, что я беременна от него, никаких прав мне не даёт. Так бывает: переспали, залетели. Это не гарантия, что у Зернова к Анне не может быть чувств.
И я не имею права лишать его возможности быть счастливым. Он ведь ответственный, хороший. Мы можем иметь общего ребёнка, но я не стану мешать его личному счастью. Не имею права и не хочу.
Иду в выделенную мне комнату, достаю сумку и складываю туда свои вещи. Внутри что-то тянет и болезненно ноет. Горечь столь ощутима, что я чувствую её на языке. Наворачиваются слёзы и в груди неприятно сжимается, когда я представляю Захара с этой девушкой. Как они едут в машине, как он помогает ей донести до номера чемодан, как мешкает в дверях. А потом её руки обвивают его шею, и вот их губы встречаются. Такие знакомые друг для друга.
Мы с ним не пара, но он чувствует ответственность, а я не хочу, чтобы ему было плохо.
Вызываю такси и прошу таксиста подняться.
— Я в положении, а у меня сумка. Я доплачу, — оформляю заказ. — По месту назначения тоже нужна будет помощь.
Машина приезжает уже через десять минут. Таксист поднимается и помогает мне с сумкой. Ключи у Зернова есть, так что я просто захлопываю дверь и ухожу.
В такси снова чувствую, что глаза становятся влажными. Дурацкие гормоны! Мы с Зерновым взрослые люди, разберёмся, как сделать так, чтобы наша дочь чувствовала любовь обоих родителей. Для этого нам не обязательно быть вместе. Да мы и не были.
Достаю телефон и пишу Захару сообщение, некрасиво вот так молча сбегать.
«Захар, ты ничего мне не должен и ничем не обязан. Если ты любишь Анну, тебе не стоит от неё отказываться из-за наших обстоятельств. Уверена, она тебя поймёт. Обещаю быть осторожной и по любому малейшему беспокойству связываться с Дариной»
Таксист поднимает сумку в мою квартиру, протягивает терминал для оплаты и уходит. Я прохожу внутрь квартиры и замираю у окна. Тут очень тихо. Я же все приборы отключила, даже холодильник. Непривычно, когда вот такая тишина — слишком сильно слышно, как бьётся собственное сердце.
За окном тоже всё будто замерло, стеклянное спокойствие и полная прозрачность в воздухе. Но вдруг я замечаю, что в этой замершей тиши что-то начинает происходить. Одна за одной с неба мягко и тихо начинают опускаться снежинки. Лапастые, мохнатые, они не кружат и не летают, а просто тихо падают вниз и тут же превращаются в воду.
За столько лет в Сочи, я впервые вижу снег. Так непривычно.
Вздохнув, иду разбирать сумку, включаю в розетки электроприборы, завариваю цикорий. Он, оказывается, довольно вкусный и чем-то даже напоминает кофе. Нужно сходить за продуктами, а то в холодильнике хоть шаром покати.
Переодеваюсь в свой розовенький халатик и усаживаюсь у окна с кружкой. Снежинки всё ещё падают.
Кажется, я даже задремала в кресле, пригревшись в коконе из пледа, когда меня будет трель дверного звонка.
Может, мама приехала? Я ей написала сообщение, что дома.
Но за дверью не мама.
Зернов стоит, подпирая плечом косяк моей двери. Его взгляд странно мерцает в подъездной полутьме, а на плечах на куртке видны капли от растаявших снежинок.
— Профилонить укол решила? — подмигивает и мимолётно улыбается, но взгляд его не горит весельем, там что-то другое. Что-то, что цепляет меня за живое. — Вроде взрослая девочка, а от шприца прячешься.
— Я не прячусь, — опускаю глаза на грязный пол подъезда.
— Пустишь?
Отхожу в сторону, выпуская Зернова в квартиру.
— Захар, я… — набираю воздуха в грудь и вскидываю на него глаза, намереваясь повторить то, что написала в сообщении.
— Я не люблю её, Вика. Мы расстались, точка давно поставлена.
Дышать после его слов почему-то становится чуточку легче. Хотя нет, не чуточку.
И вообще, он как-то близко. Коридор у меня не узкий, но кажется, будто расстояния от стены до стены совсем мало.
— А по поводу «наших обстоятельств», — Захар делает шаг и сокращает расстояние между нами совсем до минимума. — Прекрасные, я считаю, обстоятельства.
Ответить я уже ничего не успеваю. Да и не хочу, потому что зачем слова, когда есть прикосновение губ? Мягкое, нежное, сладкое. И такое желанное.
24
Поцелуй получается вкусным и затяжным. Ни я, ни Захар никак не решаемся оторваться друг от друга. Потому что не хочется. А хочется продолжать чувствовать вкус и сладость, стекающее внутри облегчение и радость.
Когда, наконец, наши губы отрываются друг от друга для полноценного вдоха, я прикрываю глаза и упираюсь лбом в его слегка колючий подбородок, а он прижимается губами к моим волосам.
Я не знаю, как описать сейчас свои ощущения, не знаю, как идентифицировать тот огромный яркий цветок, который разворачивает свои лепестки у меня в груди. Но мне становится так хорошо и легко, что хочется смеяться. И плакать тоже хочется. Наверное, и правда гормоны шалят, хорошо, что на них списать можно.
— Ну ты чего сбежала, а? — спрашивает негромко и мягко.
— Уколов испугалась, — улыбаюсь. Я ведь написала ему реальную причину, не хочу вслух произносить.
— Трусишка, — отвечает ласково, приподнимает пальцами мой подбородок и снова целует.
Удивительно, как рядом с ним можно расслабиться. Я всегда ратовала за равноправие полов, за то, что женщины и мужчины должны быть одинаково сильными. Не то чтобы я в объятиях Зернова резко уверовала в учение мудроженственности и побежала покупать юбки в пол, чтобы прокачивать женскую энергию в служение мужчине. Нет, конечно, это всё считаю бредом. Но вот здесь, с ним, я могу просто выдохнуть. Прикрыть глаза и расслабиться. Побыть женщиной, побыть слабой, не получив на голову назиданий и поучений.
