громко забарабанила я в дверь. – У тебя все нормально?
– Да! – крикнул он. – Что за гадство, баба Таня? Уже и посрать спокойно нельзя? Уйди отсюда! – злобно добавил он.
Я постояла еще немного под дверью, понимая, что ничего не нормально. Тут и гадать было нечего – сожрал что-то мой питомец втихаря, вот и все!
Мое расследование закончилось в кухонной мусорной корзине, куда я заглянула первым делом. Больше Рома никуда не отлучался, и все время был у меня на виду. Что было в упаковке из ресторана, мне уже не узнать, но судя по всему что-то большое и жирное.
Ну, он же хотел мяса? Наелся, сучок?
В том же ведре я обнаружила синюю миску, а потом уже и всю остальную посуду, что он обещал помыть.
Вот же засранец! Что за детство, мать его растак? Этого идиота вообще нельзя без присмотра оставлять? Мужику 31 год! Он пальцы в розетку совать будет или в нос мелкие предметы засовывать? Я уже ничему не удивлюсь!
Как бы я не была зла на Морозова, я его сиделка, и я взяла за этого придурка ответственность. Я просто не усну, зная, что где-то совсем рядом на унитазе сидит страдающая жопа. Надо спасать это прожорливое брюшко.
– Рома, что ты ел? – постучалась я еще раз в туалет, где, судя по звукам, ничего не изменилось.
– Ты не видела, что я ел? Надо было очки надеть!
– Хорош придуриваться! Где аптечка у тебя?
Повисла гробовая тишина. Я ждала, Морозов молчал всеми отверстиями.
– В кухне, на самой верхней полке! – наконец, сдался Роман. – И бумагу прихвати! У меня закончилась!
Кое-какие лекарства я привезла с собой, и они были в моем чемодане, но такой форс мажор я не предусмотрела. Я переживала за спину Морозова, а тут пришла беда, откуда не ждали. Слава богу, в аптечке Романа было из чего выбирать. Я щедро отсыпала лекарства питомцу, набрала ему водички для запивки, нашла бумагу. С этим набором я снова постучалась к Морозову.
Боже, и смех, и грех! Мне заходить? Или он сам выйдет?
– Заходи! – послышалось из-за двери.
– Я не хочу! – крикнула я в ответ. – Выходи!
Снова тишина и молчание. Ну, что делать? Придется засунуть брезгливость подальше и идти. Я набрала побольше воздуха в легкие и открыла дверь в туалет.
Морозов со спущенными штанами сидел на унитазе – ничего необычного. А вот лицо у него было измученное, но важное, как будто он сидит на троне и приказ о казни изменников Родины диктует.
– Ой! Какие мы нежные! – скривился он, увидев выражение моего лица. – Срущего мужика не видела? А твой жених чем какает? Волшебными зефирками? – хмыкнул он.
Я старалась не заржать. Честно. Но это было непросто. Не говоря ни слова, я протянула Морозову таблетки и стакан с водой. Он заглотил лекарство, вернул мне стакан, а потом выхватил у меня из-под мышки рулон бумаги.
– Все, баба Таня, выметайся! – поторопил он меня, помахав кистью руки для убедительности.
Меня не надо было уговаривать, я пулей выскочила из этой газовой камеры. Убрав со столика в гостиной остатки нашего пиршества, я села досматривать фильм. Сейчас лекарство подействует, и Морозов сам приползет.
Пришел. Живой. Сел рядом, лицо виноватое, в глаза не смотрит.
– Тебе лучше? – поинтересовалась я.
– Со мной все хорошо! Иди спать! – буркнул он.
Я выключила телевизор и поднялась с дивана. Потерянный вид Морозова меня веселил не меньше. Он весь расстроился, а не только желудок.
– Рома, а ты спать идешь?
– Я тут лягу, – все еще не глядя на меня, ответил он.
До туалета ближе, догадалась я, но от подкола удержалась.
Я помогла злому, измученному питомцу постелить постель на диване, и смотрела, как он укладывается.
– Шорты! – между делом напомнила я, когда Морозов швырнул их вместе с трусами на пол.
Он непонимающе уставился на меня, а потом со стоном поднял одежду с пола.
– Задрала ты меня уже! – проворчал Роман.
Он аккуратно сворачивал трусишки и шорты, когда я подкинула ему еще и его футболку до кучи.
Морозов лег, отвернулся от меня и затих. Я выключила свет и тоже разделась.
– Иди в свою комнату! – простонал Морозов, когда я нырнула к нему под бочек.
– А кто тебе клизму будет ставить, если станет хуже? – все же не сдержалась я от шутки ниже пояса.
– Чего? – взревел он. Хорошо, что в темноте не было видно, как я беззвучно ржала, иначе Морозов бы взорвался. Он уже и так нехило сегодня бомбанул, хватит с него. – Пиздец, бля! – вздохнул он, подминая меня своей ручищей ближе к себе.
Я слушала, как Морозов дышит мне в затылок, и улыбалась сама себе. Как бы не было с ним трудно, все-таки он прикольный мужик.
Рома уснул первым. Засопел так сладко, чисто медвежонок! Намаялся за день, бедняжка? В чем-то я понимала Морозова. Он долго пробыл в изоляции в больнице, и теперь ему хотелось наверстать упущенное – и покушать вволю, и сексом позаниматься, и поныть о том, какой он несчастный. А кому не хочется порой, чтоб его пожалели? Лишь бы эти страдашки у него не затянулись надолго, так и до депрессии не далеко.
Надо будет завтра хорошенько погуглить эту знаменитость, разузнать о нем все, что можно, из других источников, раз он сам о себе не горит желанием рассказывать. Может быть эта информация даст мне более полную картинку о моем питомце и размерах его несчастья?
Я еще долго лежала в темноте, наслаждаясь тишиной и крепкими мужскими объятиями. С каждой минутой Рома становился мне ближе и дороже, и это меня напрягало. Если мы так быстро сблизились за пару дней, то что будет через неделю или месяц?
Если я думал, что жизнь моя полная параша, то я ошибался. Так обосраться перед девушкой – это ж надо постараться! Сидя на толчке, я проклял себя за чревоугодие, да не один раз! Дались мне эти стейки? Пятнадцать минут удовольствия не стоили того позора и мучений, которым я сам себя подверг.
Мог бы прекрасно поужинать тем же, что и Танюша, а потом славно поебаться на сон грядущий. А что по итогу? Даже вспоминать стремно!
