— Мало врезали гаденышу! — процедил сквозь зубы Шелов, сразу превратившись из доброго дядюшки, во властного хозяина жизни и судеб. — Надо было его совсем за…
— Ой, что вы! — испугалась я. — Не надо, пожалуйста! Мне бы несколько фото, что с ним все в порядке и все!
— Как скажешь, Люба… Как скажешь… Ни в чем тебе отказа не будет, слышишь? Не знаю, что там у вас произошло, но если надумаешь, то сама поделишься, а нет — неволить не стану. И фотки получишь. Завтра, — вздохнул Иван Аристархович. — Ну так как? Уважишь старика? Погостишь дома?
И так он тепло сказал «дома», и улыбнулся снова приветливо, что настроение как–то само стало чуточку лучше. Сразу захотелось согласиться, да и подвоха никакого я не чувствовала.
— Уважу, — ответила я.
Тимур открыл двери, и в гостиную вошла чуть полноватая розовощекая женщина, толкавшая перед собой тележку.
— А вот и обещанный чай с пирогами, — ожил Шелов. — Ну, Петровна, потчуй новую хозяйку!
— Ой, Аристархович, до чего ж дочка у тебя красавица! — всплеснула пухлыми руками женщина. — Добро пожаловать домой, Любовь Ивановна! А меня Валентина Петровна зовут, но вам можно запросто — тетя Валя.
— Очень приятно, — кивнула я. — Только уж и вы со мной запросто. Зовите меня Любой.
— Как скажете, Люба, — пропела тетя Валя и стала накрывать.
Она застелила небольшой стол белой скатертью. На фарфоровой подставке примостился пузатый чайник, с таким же рисунком чашки, блюдца, сахарница и даже молочник. В центре, источая непередаваемый аромат, женщина поместила блюдо с пирогами, несколько вазочек с вареньем, конфетами и сухофруктами.
— Круглые с малиной еще горячие, треугольники с мясом, как батюшка ваш любит, а длинненькие — рыбные. Приятного аппетита, а мы с Тимом не будем вам мешать. Потом Наташу позовете, она вам комнату покажет. Там давно все готово.
Они ушли, а мы засиделись допоздна. Говорили о многом. Шелов вспоминал то время, когда была жива мама, а я слушала и впитывала, словно губка, потому что не помнила ее. Отец… Надо же!
Не знаю в какой момент, словила себя на мысли, что мне нравится этот одинокий, несмотря на свое богатство, человек. Нравится его привычка катать между пальцев шарик из хлебного мякиша. Нравится его запах хвойного леса и дорогого табака. И вообще, рядом с ним так уютно и спокойно, почти как с Ромой… было когда–то.
— Ох, и засиделись мы с тобой, дочка!
Да, он первый раз назвал меня дочерью, и ничто внутри не воспротивилось этому. Пусть зовет, если это сделает его счастливым.
Горничная, которую звали Наташа, в черном форменном платье и накрахмаленном белом переднике отвела меня на второй этаж и распахнула одну из дверей.
— Это ваша комната, Любовь Ивановна. Камин я уже растопила, — сказала она. — Если что–то не понравится, всегда можно поменять.
— И даже комнату? — удивилась я.
— И даже комнату. В доме шестнадцать спален, иногда бывают приемы. Утром я вам все покажу. А комнату менять не советую, — чуть понизив голос предупредила меня Наташа.
— Почему?
— Вид здесь очень красивый, на озеро. И ванная замечательная. Да вы сейчас сами все увидите, — она улыбнулась, и мы вошли внутрь.
Весело потрескивали дрова в камине, пахло розами, стоящими в нескольких вазах. А размеры спальни впечатляли. Три моих квартиры — не меньше! И это не считая помещений, в которые вели все эти двери.
— Гардеробная, — перечисляла горничная, открывая двери.
— Ой, а вещи чьи? — воскликнула я, увидев изобилие.
— Ваши, — удивилась Наташа. — Иван Аристархович приказал специально из Москвы привести стилиста, а уж она целый месяц подбирала и заказывала одежду, обувь, косметику, шампуни, бальзамы, даже постельное белье.
— А–а–а-а… — протянула я.
— Балкон, летняя терраса, туалет, ванная… — горничная распахнула последнюю дверь и я замерла, увидев это великолепие из кремового с золотыми прожилками мрамора.
Размеры впечатляли. Не спальня, конечно, но тоже очень большая. А сама ванна, утопленная в полу, с золотыми кнопками по краю, скорее напоминала мини бассейн.
— Ого… Да тут плавать можно! — удивилась я.
— Ну что вы, — улыбнулась Наташа. — На цокольном этаже сауна, хамам, русская парная и 25-метровый бассейн с зимним садом. Желаете посетить?
— Не сегодня… — пискнула я. Одни перечисления вводили меня в ступор, а что будет, если увидеть все воочию?
— Тогда позвольте, я помогу вам раздеться и принять ванну?
— Спасибо, — кивнула я. — Ванну можете набрать, а все остальное — я сама.
— Как скажете, Любовь Ивановна, — тут же без возражений согласилась горничная. — Молока перед сном не желаете? В мини баре есть минеральная вода, сок и кое–что из легкого алкоголя.
— Благодарю, ничего не нужно, — быстро пробормотала я.
— Спокойной ночи, Любовь Ивановна.
Девушка ушла, а я с разбегу запрыгнула на огромную кровать, потом час пролежала в ванне и, наконец, распаренная в новой шелковой сорочке и прекрасном халате уселась перед зеркалом.
В дверь постучали.
— Войдите! — крикнула я.
Это был Шелов, в той же одежде, только глаза сияли, как у счастливого человека.
— Вот… — немного замялся он. — Пришел пожелать тебе спокойной ночи, Люба. Комната понравилась?
— Очень, — честно призналась я.
— Хороших снов тебе, дочка.
— И вам, — тихо ответила я.
И лишь когда Шелов ушел, произнесла слово «отец». Несколько раз, чтобы запомнить его звучание.
Засыпала под треск поленьев, завывание ветра за окном и шелест листьев. Что ж, не самые плохие звуки в моем новом доме. Гораздо приятнее перфоратора за стеной или стекающей с потолка воды. К хорошему привыкаешь быстро.
Проснулась я рано и какое–то время лежала, вспоминая вчерашний день. А говорят, чудес не бывает! Бывают! Еще как! Так что, «Золушка» скорее быль, чем сказка, по себе знаю.
Дверь тихонько скрипнула, и заглянула Наташа.
— Проснулись? — улыбнулась она. — Тут к вам гостья, и ей не терпится.
— Мяу.
В спальню с по–хозяйски поднятым хвостом вошла моя кошка.
— Кнопка! Кисонька моя! — воскликнула я. — Иди сюда, путешественница!
С деловым видом пушистая подружка запрыгнула на кровать и потерлась об мою руку.
— Мы уже освоили новый лоток, а покормила я ее премиум кормом. Специальным рейсом из Франции доставили в крошечных таких баночках! Пахну–у–ут! Сама бы ела! — защебетала горничная. — Ой, мне же передать вам велено, чтоб вы одевались и спускались к завтраку. Иван Аристархович без вас садиться не желает. И вот еще.
Наташа передала мне небольшой поднос, на котором лежал конверт.
— Что там? — спросила я. Почему–то открывать его было страшно.
— Нам знать не положено, — сообщила девушка.
— Хорошо, вы идите и скажите, что я скоро спущусь, — ответила я и, спохватившись, добавила: — Пожалуйста.
— Конечно, Любовь Ивановна.
Наташа ушла, а я, прижав к себе кошку, чтобы было не так боязно, все же открыла конверт. В нем лежали несколько фотографий Романа. Бровь заклеена, на скуле синяк, но в целом Тимуров выглядел так же идеально, как и на снимках в модных журналах. Миллионер вернулся из трущоб в привычный ареал обитания. Ему привычный и слишком чужой для меня. Кто бы ни был моим отцом, но в душе я оставалась все той же простой девчонкой — Любой Ивановой.
Я поцеловала палец и дотронулась им до лица Тимурова на одном из фото.
— Будь счастлив, Ромка. И не поминай лихом, — прошептала я и откинулась на подушки.
Через несколько минут я встала, бросила конверт в тлеющий камин и пошла собираться, чтобы уже с полным правом, без долгов и обязательств в прошлом, вступить в новую жизнь.
Глава 34
Прошло два месяца
— Дочка, ты снова ничего не ешь, — заметил отец за завтраком. — Не заболела ли часом? Тихая стала. Не щебечешь, не порхаешь по дому.
Смутилась, потупила взор. Щёки обожгло кипятком.
Заметил. Он всё замечает. Не удивлюсь, если и выводы сделал верные, да только ждёт, когда сама сообщу, признаюсь, поделюсь. А я… не верю до конца. Сердце колотится, как сумасшедшее от одной только мысли, что могу носить под сердцем ребёнка. Его ребёнка.
