очень нежно и аккуратно проходится по моим складочкам кончиком пальцев. Это всегда так чувствительно, что невозможно сдержаться. Всхлипываю, выдыхая в его губы.
— Никакой Бэтмен и рядом с тобой не стоял, — шепчу ему и уже сама кусаю его порочные губы. Потому что это невыносимо сладко, потому что его пальцы творят со мной что-то запредельное.
И вот мы уже целуемся, как голодные звери, терзая друг друга. Ничего не соображаю, только чувствую его жадные губы, руки на моем теле, и как его пальцы заменяет горячий член, упираясь в уже мокрые складки. Толчок.
— А-а-а-а-а! — вскрикиваю, потому что он все равно слишком большой для меня, растягивает до боли. Но тело настолько возбуждено, что боль несёт наслаждение, хочется еще и еще. Чтобы не останавливался, чтобы терзал, чтобы убивал меня своей грубой лаской. Чтобы любил… как никто и никогда не любил.
***
— Прости, детка, ты, наверное, не так представляла себе этот праздник, — с сожалением произносит Глеб, играя вином в бокале.
На часах половина одиннадцатого, мы накрыли стол возле камина, на Глебе тот же свитер, на мне футболка и небрежный пучок на голове. На столе оливье, бутерброды с икрой и красной рыбой, рулетики с ветчиной, запечённая куриная грудка по маминому рецепту, фрукты, сладости. Над камином горят огни, мы пьем вино, и я счастлива. Никогда не думала, что счастливой можно быть только потому, что с тобой рядом именно тот человек. Тот, которого ты любишь.
— Да, я не так представляла, — пожимаю плечами. — Но это потому, что я не знала тебя, — улыбаюсь. Глеб вообще весь вечер не сводит с меня глаз. Следит за каждым моим движением, изучает, словно видит впервые. А мне нравится. Дико нравится, что все внимание мужчины приковано ко мне. — И это лучший Новый год. С кем проведешь… — не договариваю. Вино такое пьяное, расслабляет.
— В Дании на Новый год принято разбивать посуду на пороге друзей.
— Забавно, не знала. А моя мама живет во Франции. Я хотела уехать к ней, но отец не отпускал.
— Я жил в Дании пять лет. Не планировал возвращаться вообще.
— Но ты здесь, потому что…
— Иди сюда, детка, — Глеб хлопает по дивану, призывая сесть с ним рядом. С удовольствием забираюсь с ногами на диван, попадая в его сильные руки, опускаю голову на мужское плечо. — Я ехал туда с мыслями, что где-то там трава зеленее, солнце ярче, вода слаще, воздух чище. И вот я прожил там долгое время, сначала на контрасте, так и было. А потом… — замолкает, посматривая на часы. До Нового года десять минут.
— Что потом? — спрашиваю я, смотря на огонь. Мне так важно понять, какой он внутри, какой настоящий.
— А потом, я вдруг понял, что там все не то: не настоящее, не мое, то, к чему я не могу привыкнуть. Не те люди, не те женщины, не та еда, и солнце не такое, вода и воздух, — усмехается Глеб.
— Моей маме нравится в Европе. Наверное, потому что у нее там любимый человек.
Глеб молча кивает, поднимается с дивана, идет в сторону кухни и приносит холодное шампанское.
— Три минуты до Нового года, Рада, — принимается открывать бутылку.
— Ой, только без хлопка, пожалуйста, — соскакиваю с дивана, готовлю бокалы.
— Какой Новый год без хлопка шампанского? — ухмыляется, сжимая пробку.
— Ну пожалуйста, я боюсь! — зажмуриваюсь.
— Открой глаза, детка, — Глеб демонстрирует мне открытую бутылку и разливает нам шампанское.
Берем бокалы, оглядываемся на часы, молча отсчитывая секунды. Перевожу взгляд на мужчину и понимаю, что он смотрит на меня. Сердце ускоряет ритм, волнительно. С последними секундами Глеб подходит ко мне. Очень близко.
— Все будет хорошо, детка, — тихо произносит он. — С Новым годом.
— С Новым годом, — так же тихо отвечаю я, словно мы шепчем друг другу что-то интимное. Чокаемся бокалами, выпиваем по несколько глотков, меня переполняют эмоции. — Я люблю тебя, — выпаливаю вдруг. Мне кажется, что я должна ему это сказать именно сейчас, с боем курантов, и у нас начнется новая жизнь.
Глеб замирает, прикрывает на секунду глаза, а потом отбирает у меня бокал, ставит его на стол, зарывается в мои волосы, дергает на себя и целует. Долго, чувственно, с хриплым стоном, но не отвечает мне.
Рада
Мы провели в загородном доме три дня. Самые прекрасные три дня в моей жизни. Нет, Глеб так и не ответил взаимными признаниями. Но мне и не нужно от него слов. Что такое слова? Простое сотрясание воздуха?
Этот мужчина вообще мало говорит. Слова ничего не значат. Иногда люди много говорят, но ничего не делают. Я ощущаю его любовь. Я ее осязаю, я дышу ей.
Глеб смотрит на меня так, словно не может насмотреться, он дышит мной. В прямом смысле этого слова, выдыхает мой запах полной грудью, с наслаждением прикрывая глаза. Он прикасается ко мне то нежно, невесомо, словно я хрустальная, то сильно, стискивая так, что спирает дыхание.
Он заботится обо мне, как никто никогда не заботился. Я растворилась в этом мужчине, я пропала, утонув в бездне его глаз. И мне хочется, чтобы это никогда не заканчивалось.
Глеб, словно голодный дикий зверь, терзает мое тело по несколько раз в день. Мне больно, мне невыносимо, мне сладко и дико хорошо. Кажется, мы занимались любовью на всех поверхностях этого дома. Даже в тех местах, где я и не могла представить, что это возможно.
По утрам он обычно любит мое тело, берет еще сонную, нежно, ласково, буквально вылизывая с ног до головы, а ночью трахает. Да, именно трахает, жёстко, дико, сильно, кусая, терзая, вынуждая скулить под ним.
Тело ноет, между ног саднит, губы обветрены от его бесконечных поцелуев, но я счастлива. До этого я вообще не знала, что такое отношения, любовь, мужчина.
Пью кофе возле окна, кутаясь в свитер Глеба. Прекрасное утро, вкусный кофе, на мне запах любимого мужчины, и неугомонные бабочки в животе. Глеб на дворе, возле внедорожника курит, зажимая сигарету губами, и разговаривает по телефону. Я ничего не слышу, но понимаю, что диалог неприятен Глебу. Мужчина сжимает челюсть и жестикулирует руками. Сбрасывает звонок, вышвыривает недокуренную сигарету и тут же прикуривает другую, набирая чей-то
