с тобой прямо сейчас. Мне почти хочется, чтобы это произошло.
Или появится мой психопат отец и изобьет меня до полусмерти. В виде исключения. Этого мне хочется меньше.
Рядом с диваном я развязываю веревку на одном из твоих запястий, обвязываю ее вокруг несущей балки, которая там стоит, а затем затягиваю вокруг твоей кожи, которая уже содрана.
— Наклонись над диваном, — грубо приказываю я. Ты слушаешься и выпячиваешь мне свою задницу, когда наклоняешься над спинкой дивана. Не могу устоять и шлепаю тебя по ягодице. Потому что мне нравится увековечивать свои отпечатки пальцев на твоей кремовой коже. Больше всего мне хотелось бы вытатуировать их на ней. Ты всхлипываешь, и я снова бью по тому же месту.
— Тихо, Эмилия, или я приведу его и заставлю смотреть. Все зависит только от тебя. Запомни это. — При этом я наношу немного смазки на анальную пробку, которую прихватил с собой, и проталкиваю ее тебе в задницу. Ты сжимаешь зубы. — Он тоже так делал? — я вытаскиваю ее и снова толкаю обратно. Ты стонешь. — Я знаю, что это больно, Эмилия. Он был более нежен к тебе? Целовал твою спину и шептал на ухо, какая ты красивая? — я снова вытаскиваю пробку. — От меня ты этого не дождешься, Эмилия! Поэтому ты не можешь решить, да? Потому что хочешь всего, маленькая жадная сучка. — Тогда я снова засовываю ее и шлепаю тебя по заднице. — Ты хочешь грубого траха со мной, но не можешь обойтись без нытья неудачника. — Еще раз ударяю тебя, и ты уже почти кричишь. — Ты хочешь меня так же сильно, как и его, Эмилия? Отвечай! — Я дергаю тебя за волосы, поднимая голову вверх, другой рукой методично трахаю твою задницу пробкой.
Ты несвязно бормочешь:
— Что?
Я расстегиваю штаны и одним движением засовываю член в тебя — прямо в твою влажную теплую киску — и вхожу до упора. Это так хорошо, детка.
— Она ощущалась так же, Эмилия. Ее маленькая киска была такой же влажной для меня. Она была такой узкой и выкрикивала мое имя. — Я понимаю, что делаю с тобой своими словами, и слышу, как ты рыдаешь. Я хочу увидеть твое лицо, поэтому снова хватаю за волосы, тяну голову назад и смотрю на тебя, когда говорю: — Потихоньку ты становишься скучной. Хочешь, я променяю тебя на Клэр, Эмилия? — ты зажмуриваешься и качаешь головой. Раздается новый всхлип. Я трахаю тебя так сильно, что должно быть больно каждый раз, когда я в тебя вбиваюсь. Пробка все еще находится в твоей заднице. Затем я обхватываю одной рукой твою грудь и крепко стискиваю сосок, пока ты не сжимаешься вокруг меня. Я почти кончаю, поэтому трахаю тебя только своим кончиком несколько толчков, и ты снова хныкаешь.
— Что ты хочешь от меня, Эмилия? — еще раз щипаю тебя за сосок. — Это твоя возможность. Если ты скажешь, чтобы я остановился, я немедленно отпущу тебя и променяю на нее. А если хочешь, чтобы я продолжил, то никогда больше не будешь трахаться с ним. Это будет тяжело, я знаю, Эмилия. Но меня это не интересует. Я слишком долго делил тебя с братом.
— Мейсон, пожалуйста… — бормочешь ты, и я снова резко толкаюсь в тебя.
— Отвечай!
— Тебя! Я хочу тебя! — почти кричишь ты, и получаешь за это еще один удар по заднице.
— Это было слишком громко, я тебя предупреждал. — Одним движением разворачиваю тебя и ставлю на колени. Ты смотришь на меня своими огромными глазами, и я кончаю на твои идеальные сиськи, которые я не променяю никогда в жизни, детка.
— Не двигайся, пока я не вернусь, — говорю я, застегиваю штаны и ухожу.
Очень и очень надолго.
18. Ох, Мейсон, ты действительно непредсказуем
Эмилия
Я не могу поверить, Мейсон. Как ты можешь так поступать? Честно говоря, это худшее, что ты когда-либо делал, при этом ты уже сделал много плохих вещей, Мейсон Раш. Райли может в любую минуту спуститься сюда и обнаружить меня, с твоей спермой, стекающей по груди. С отпечатками твоих рук на моей заднице. Связанной в вашей гостиной. Обнаженной. Или еще хуже, на самом деле, это намного хуже, чем Райли, твой отец может спуститься, Мейсон! Ты что, совсем об этом не думаешь? Или специально хочешь, чтобы кто-то увидел меня такой? От тебя всего можно ожидать.
Я не смею дышать или делать что-либо еще. Мне холодно, так холодно, что у меня стучат зубы, а соски болезненно твердые. Кожа на руках покрылась мурашками так плотно, что стало больно. Я стою на коленях на мраморном полу, в нескольких метрах от вашего ковра под журнальным столиком. Я бы многое отдала за то, чтобы сидеть сейчас на этом ковре или диване. Кондиционер тихо жужжит на заднем плане, как и посудомоечная машина, которую твоя мама включила перед сном. Я слышу только грохот, когда выпадает таблетка, и машина переключается на следующий режим. Луна светит сквозь большие окна гостиной, подвечивая высокие витрины. У меня болит спина и колени, потому что я едва могу пошевелиться, Мейсон. Конечно, я могла бы подняться и прислониться к дивану, но тогда мне пришлось бы стоять. Так меня сразу увидят, если кто-то спустится вниз.
Снаружи я слышу, как лает собака. Время от времени мимо проезжает машина и отбрасывает свет фар на пол передо мной. Я стою на коленях в тени, и мне кажется, это метафора моей жизни. Ты втянул меня во тьму и больше не отпускаешь.
Где-то вдалеке раздается сирена. Интересно, как надолго ты собираешься оставить меня здесь? О, Мейсон, ты действительно непредсказуем. Признаюсь, в глубине души мне нравится твое грубое отношение. Мне это нужно, и ты это знаешь. Но иногда я действительно задаюсь вопросом, почему всегда возвращаюсь к тебе. Не только из-за видео, мы оба это точно знаем. Я ужасно себя чувствую, что так поступаю с Райли, но утешаю себя мыслью, что скоро уеду, и тогда все прекратится. Конечно, я знаю, что это чудовищно, но я не могу и не хочу рассказывать Райли правду. Он что-то вроде моего якоря, Мейсон, и ловит меня, когда мне плохо, потому что ты снова утопил меня. Я не могу разбить ему сердце, он такой любящий и чувствительный. Вот почему он заслуживает того, чтобы я согласилась на стопроцентно новое начало с ним. Как ни странно, я все же позвонила тебе, когда мне было плохо после
