— Не могу, — хватаюсь я за соломинку. — Я сейчас правильно понимаю ты хочешь, но не можешь?
Она отворачивается, прячет взгляд. А я снова сокращаю расстояние между нами и делаю то, чего так сильно хотел все это время — прижимаю ее к себе. Она не успевает среагировать и оказывается прижата крепко к моей груди. Ее макушка оказывается на уровне моего сердца, что в данный момент пытается вырваться наружу. Она такая маленькая. Моя маленькая Кнопочка. Звонок разрушает это мгновение и она вырывается из моих рук. Точнее, я позволяю ей это сделать. Двери аудиторий начинают открываться и коридор заполняется студентами.
— Я буду ждать, — успеваю сказать, прежде чем поток людей нас разделяет и Люба скрывается от меня в этой массе.
У меня пары закончились, но была ещё тренировка и я пошел туда. Она простила и зла не держит. Но и к себе не подпускает. Почему? Черт побери, почему? У кого спросить — я не знал. Да и навряд ли кто-то, кроме Любы, сможет мне ответить. И я решил просто ждать. Пока что просто ждать.
Ники на тренировке не было, она пришла только к концу. И как только просвистел свисток, означавший конец тренировки, спустилась ко мне.
— Я кое-что узнала, — с улыбкой сообщила она.
— Ты о чем? — Стас оказался рядом.
— Про того парня.
— Слушаю, — я весь превратился в слух.
— Он перевелся к нам осенью. Что удивительно — в конце октября. Откуда точно — не знаю. Он на пятом курсе экономического, общается мало с кем. Зовут Скворцов Владимир.
— Спасибо, — говорю девушке и иду в раздевалку.
Ну что же, Скворцов Владимир, нужно узнать, что ты за птица. И чего ты крутишься возле моей девочки.
То, что Люба моя, я не сомневаюсь. Я решил это для себя, осталось объяснить это ей. Все ее объяснения, почему она не хочет быть со мной, не имеют какой-то веской причины. И опять же, она говорит "не могу", а не "не хочу". И это вселяет надежду, что есть возможность изменить ее "не могу" на "могу".
Я уже ехал в клуб, когда мне позвонил Захар и сказал, что маму опять забрали в больницу. Насколько я знал, до родов ей оставалась ещё несколько дне, так по крайней мере говорили врачи.
— Она рожает? — взволновано уточнил я.
— Пока нет, сказали схватки ложные, но в стационар все равно забрали.
— Она в той же клинике?
— Да.
— Понял, завтра навещу.
37
Люба
Боже, лицо горит, а руки всё ещё дрожат. Что он со мной делает? Толпа студентов помогла мне затеряться, спрятатьcя, исчезнуть с его поля зрения. Но вот чувства мои взбудоражены до предела. Пульс до сих пор стучит в висках.
На последнюю пару я не остаюсь, трусливо убегаю домой. Не спешу садиться в автобус и несколько остановок иду пешком в надежде, что морозный воздух охладит мои щеки и приведет в порядок мысли. Только все напрасно, я замёрзла, а в голове всё та же каша. И его последний вопрос, как на репите.
— Не могу? Я сейчас правильно понимаю ты хочешь, но не можешь?
Конечно, он все правильно понимал, но разве могла я это озвучить? И эти его объятия, такие крепкие, но нежные, как же тепло и надёжно в них было. И как хотелось задержаться в них надолго.
Какая же я глупая. Зачем изводить себя этими мыслями? Зачем я раз за разом перематываю в голове эти моменты? Мне только больнее становиться. Не думать, не думать. Прошу себя, но не получается.
Окончательно замёрзнув, я дожидаюсь автобус и еду домой. Первым делом завариваю себе горячий чай, а потом устраиваюсь с учебником прямо на полу, прислонившись к теплой батарее.
Трусливо решаю пропустить завтрашний день, а там впереди выходные. Очень надеюсь, что к понедельнику смогу справиться с эмоциями и просто учиться.
Илья
В пятницу первой парой у нас физра, поэтому я, предупредив Стаса, еду к маме. Захар не экономит на ней, это приятно. Лучшая клиника, палата как номер в отеле, мама под индивидуальным наблюдением.
— Привет, — захожу в палату. — Как ты тут?
— Привет, сынок, — улыбается мама. — Ты почему не на учебе?
— У меня сейчас физкультура, я как-нибудь переживу, что ее пропустил.
— Ну, ладно, — а потом уже без улыбки хлопает по диванчику рядом с собой, приглашая присесть. — Сынок, ты давно не заходил, как твои дела?
— Все нормально, мам.
— Вот только не надо мне врать, — строго говорит она. — Рассказывай, что случилось?
— Да с чего ты взяла, что что-то случилось? — не сдаюсь я.
— Если ты не забыл, я все ещё твоя мама. И знаю я тебя достаточно хорошо, чтобы это понять. Плюс, я знаю, что ты несколько дней пил. Так что случилось?
Мама, никогда не удавалось от нее скрыть свое состояние. Она могла делать вид, что не замечает, молчать, но всегда знала, что что-то не так. Но тогда она была рядом, откуда знает сейчас — непонятно.
— Сынок, — она накрыла своей ладошкой мою руку. — Я могу помочь?
— Нет, мам. Я сам накосячил, я сам буду исправлять.
— Слова мужчины, — улыбнулась мама. — Я так горжусь тобой.
От этих слов становится неприятно, знала бы она, что я сделал, как вел себя с Любой, отчитала бы по полной программе.
— Я не настаиваю, но, может, поделишься?
— Да, особо нечем, — я замолчал, уставившись в окно. Мама тоже молчала, ждала, и я заговорил. — Помнишь, я говорил, что общаюсь с девушкой в сети, — она кивнула. — Я ее нашёл. Оказывается, она все это время была очень близко. И… — я думал, сказать или нет, но всё же решился. — Я ее обидел, пока ещё не знал, что это была она. Я не оправдываю себя, ты не подумай… Но сейчас она не хочет со мной общаться.
— А ты извинился?
— Да, мам, я попросил прощения и она сказала, что прощает. Вот только общаться в реальной жизни она не хочет. А я никак не могу понять, почему.
— Она тебе сильно нравится?
— Мам, она такая… Как Кнопочка, маленькая, милая, с кукольным личиком… — я глянул на маму, она улыбалась.
— Ты влюбился? — с улыбкой до ушей уточнила она. — Я так рада сынок.
— Нечему радоваться, мам, — отведя взгляд, с грустью в голосе ответил я. — Похоже, мне пора податься в казино, если верить поговорке, то в карты мне должно повезти.
— Не говори глупости, — мама сжала мои пальцы. — Тут главное — не сдаваться. Ты у меня и умный, и добрый, и красивый. Кто перед тобой устоит?
Я горько усмехнулся. Добрый. Только вот ей я себя показал совсем с другой стороны. Что хорошего от меня видела Кареглазка?
— Не унывай, сынок, я уверена, ты что-нибудь придумаешь.
Потом она сморщилась и положила руку на живот.
— Что? — испугался я.
— Нормально всё, — со вздохом ответила мама. — Ложные схватки, эти товарищи готовятся к выходу в свет, — улыбнулась мама. — И если честно, то я жду этого с нетерпением.
— Тебе когда срок ставили?
— Второго, но я и сегодня согласна.
— Ну, два дня осталось… — попробовал подбодрить.
— Да? Что-то ты в срок вылезть не собирался, почти две недели переходила, — пожаловалась мама, гладя свой живот.
— Ну, извини, — с улыбкой и опозданием в двадцать лет сказал я. — Тебе нужно что-нибудь?
— Ой, ты как будто Захара не знаешь, — отмахнулась мама, — я отсюда с чемоданом выезжать буду.
— Мам, ты такая ворчунья стала, как он тебя терпит? — усмехнулся я, за что получил по плечу.
— Тебе не пора? — мама глянула на часы. И я тоже повторил этот жест.
— Пожалуй, пора. Точно ничего не нужно?
— Точно, — улыбнулась мама. — Сам приезжай, от компании не откажусь.
— Хорошо. Эй, — я положил руку на живот и обратился к малышам. — Не мучайте маму.
Я получил лёгкий толчок в руку, словно меня услышали, улыбнулся, попрощался с мамой и поехал на занятия.
Кареглазки в тот день я не увидел. Зато увидел того самого Вову, как там его, Скворцова.
— Слышишь, Скворец, — окликнул я парня, когда он шел к своей машине.
— Я Скворцов, — поправляет он меня и идёт дальше.
— Мне как-то пох**, - его дерзость и игнор раздражали.
