— Он мне ничего не сказал о том, что собирается вас пригласить.
— Н-ну… он был в каком-то странном настроении. Надеюсь, сейчас оно изменилось к лучшему.
— Хорошо, если так. Энджи, можно мне вас кое о чем спросить?
— Конечно.
— Похоже, вы единственный человек, который способен разговаривать с папой. И… как, на ваш взгляд, на него может подействовать, если бы я… захотела уехать из Хартеста и… пожить немного в Лондоне, вместе с Джорджем?
— А это как-нибудь связано с Джейком Джозефом?
— Мм… возможно.
— Думаю, что твой отец прекрасно это переживет. Знаешь, он далеко не такой слабый и беспомощный человек, каким притворяется.
— Энджи… спасибо вам огромное. И мне кажется, очень здорово, что у вас с Максом так все получилось. Честное слово.
— Приятно, что хоть кто-то этому рад, — рассмеялась Энджи.
Когда они подъехали, Александр поджидал их на ступенях лестницы. Он улыбался. Георгина чмокнула его и побежала вместе с Джорджем в дом.
— Увидимся на Рождество.
— Энджи, большущее вам спасибо, — произнес Александр. — Я звонил в «Ключи», разговаривал с няней. Сказал, что вы уже выехали.
— А Макса не было?
— Насколько я понимаю, нет.
— Ну ладно. — Вот негодник. Опять с кем-нибудь пьянствует. Только такого мужа ей не хватало. — И вам спасибо, Александр. За… хороший вечер. Звоните, если опять захочется поговорить.
— Обязательно. — Он поцеловал ее на прощание, на мгновение задержав на ней чрезвычайно пристальный взгляд; потом вдруг обнял ее и крепко прижал к себе. — Я вас прошу, Энджи, ехать очень осторожно. У вас усталый вид.
Александр, 1980
— Я тебя прошу, Вирджиния, ехать очень осторожно. У тебя усталый вид.
Она действительно выглядела ужасно усталой. Слишком усталой для того, чтобы отправляться сейчас в такую дальнюю дорогу, в Хартест, а там, когда приедет, еще возиться с раздраженными, не желающими слушаться детьми. Да и ему нужно было бы, чтобы она осталась. Надо было все как следует обсудить, решить, что они станут делать, что скажут. Он не совсем представлял себе, что может произойти потом, после; но, на его взгляд, тут могло быть несколько вариантов. У него, однако, в данном случае выбора не было. Он должен был действовать достаточно быстро.
Но пожалуй, это и к лучшему. Теперь уже не оставалось места для опасений, страха, нерешительности. Это надо было сделать, быстро и осторожно. Пока она разбирала наверху свой багаж и решала, что брать с собой в Хартест, а что оставить. Единственная опасность заключалась в том, что она могла бросить взгляд за окно, на улицу. Пока был бы поднят капот. Но тут он всегда мог сказать ей, что проверял масло и закреплял провод: несколько дней назад обнаружил, что тот болтается.
— Если зажжется эта сигнальная лампочка, не обращай внимания, — предупредил он ее, — там какая-то неисправность в проводке. Я записался на текущий ремонт, на пятницу. Давно уже пора, все сроки пропустили. Вообще-то, Вирджиния, надо бы тебе получше следить за своими машинами.
— Да, Александр, — устало ответила она.
Он сказал ей, что сам приедет на следующий день. Попросил поцеловать за него детей, передать им привет; и пусть она скажет им то, что сама найдет нужным. Поцеловал ее на дорогу, обнял, крепко прижал и держал так довольно долго: он боялся, что может чем-то выдать себя, проявить слабину. Она подняла голову и удивленно посмотрела на него. Тогда он заставил себя улыбнуться и отпустил ее. Больше ему ничего не оставалось делать. Действительно ничего.
Он посмотрел, как ее «гольф» медленно двинулся вдоль улицы, помахал ему вслед, улыбнулся. Но огни машины казались ему размытыми из-за застилавших глаза слез.
Александр вернулся в дом и стал ждать.
Единственная настоящая опасность заключалась в том, что тормоза могли отказать раньше времени.
Энджи, декабрь 1987
Энджи нажала на газ сразу же, едва только отъехала от дома и въехала на Большую аллею. Чувствовала она себя почему-то ужасно гнусно, ее снова начало немного подташнивать. Нервное расстройство у Александра явно гораздо серьезнее, чем она раньше думала. Несомненно, всякое столкновение с реальностью вызывает у него серьезнейшие нарушения душевного равновесия. Сегодняшний их разговор, да и вся встреча в целом оказались для нее самой очень трудными, даже пугающими. Энджи просто не представляла себе, что же теперь ей следует делать дальше.
Надо с кем-нибудь поговорить. Может быть, с Максом. Или с Шарлоттой. У Шарлотты такой здравый и трезвый ум. Но что она сможет им сказать? Что их отец… кто? Сумасшедший? Но сумасшедшим он не был. Очень запутавшийся, с огромной внутренней душевной напряженностью человек — да; но не сумасшедший в прямом смысле слова. Конечно, никакой опасности он ни для кого не представляет. Но у нее сложилось впечатление, что ему остро необходима помощь.
Энджи вдруг зазнобило, она включила отопление своего «БМВ», включила радио. У нее было такое ощущение, словно она попала в самый центр какого-то кошмара, и ей хотелось выскочить отсюда, убежать. Ну что ж, по крайней мере, она едет домой. Назад, в «Монастырские ключи», к детям, к Максу. Погода заметно ухудшилась. Дорогу покрыл ледок, вокруг поднимался легкий туман. Она решила позвонить домой и лишний раз сказать им, что уже едет. Ей показалось, что от такого звонка ей самой станет легче, она не будет чувствовать себя так, словно ее кто-то преследует. В самой верхней части Большой аллеи, там, где дорога поворачивала и входила в лес, Энджи остановила машину и взялась за телефон; вот черт, похоже, телефон не работал. Она потрясла его, понажимала на разные кнопки, но ничего не изменилось. О господи. Если теперь у нее кончится по дороге бензин, она действительно влипнет. Энджи подумала, не вернуться ли ей назад в Хартест, но потом отказалась от этой идеи. Не было никакого смысла.
Она медленно тронулась и взглянула на указатель бензина: стрелка была уже почти на нуле. Малыш в свое время часто говорил ей, чтобы она возила с собой запасную канистру. А она возражала ему, заявляя, что всегда найдется мужчина, у которого будет с собой запасная канистра. Но сегодня, похоже, ей такой не попадется. Вот на щитке замигала какая-то лампочка; она мигала все чаще и ярче. Что же это за сигнал? Наверное, предупреждение, что кончается бензин. Вообще-то, не мешало бы ей научиться получше разбираться в собственной машине.
Ничего, все должно быть в порядке. Она уже много наездила с бензоуказателем, твердо замершим на нуле. Не сейчас, не в последнее время, а еще когда была молодая и у нее вечно не было денег. Тогда она носилась как на крыльях и только молилась, чтобы все кончилось хорошо. Один раз она осталась совсем без бензина, это произошло в Америке, на автостраде, идущей вдоль тихоокеанского побережья; на ней тогда было платье с низким вырезом, и стоило ей только остановиться, как у нее почти мгновенно оказался полный бак. Но сейчас все иначе: ночь, Уилтшир, туман, да и платья с вырезом на ней нет. Она… о господи, что-то машина идет слишком быстро. Шестьдесят пять миль. Нет, у нее и в мыслях не было так гнать. А впереди спуск, на котором всегда дует очень сильный ветер.
