Ханичайл представила мать в красном платье с пелериной, ниспадающей с плеч. Она представила себе мужчин, глазевших на нее, и еще ближе придвинулась к щенку, словно ища у него защиты.
— Когда мы вернулись обратно в отель, Джек спросил у меня про ранчо, — продолжала Роузи. — Он сказал: «Тот, кто сейчас управляет им, плохо справляется со своей работой. Место выглядит запущенным, и тебя обкрадывают. Сейчас, когда мы женаты, мне самому пора навести там порядок».
Его идея мне понравилась. В конце концов, он мой муж. Поэтому я сказала: «А почему нет?» Тогда он начал задавать мне всякие вопросы: о размерах ранчо, о том, сколько там голов скота и сколько все это стоит. Я ответила ему, что не знаю. Я сказала, что все дела вел поверенный Дэвида и что он должен все знать. Тогда он позвонил ему и задал массу вопросов. Тот отказался отвечать на его вопросы, лишь сообщив, что я не являюсь хозяйкой ранчо. Оно принадлежит Ханичайл. — В глазах Роузи появился страх, когда она продолжила: — Джек обезумел. Он сказал, что я обманула его, прикинувшись богатой вдовой, что я сказала, будто бы владею ранчо, чего нет на самом деле. Я сказала ему: «Я была богатой до тех пор, пока не стала оплачивать все твои счета».
Ее голос сорвался, и она закрыла лицо руками. Слезы текли сквозь ее пальцы, когда она прошептала:
— Джек избил меня. Он назвал меня дешевой лживой сукой и ушел. — Роузи зарыдала. — Он оставил меня.
— Снова заставив оплатить гостиничные счета, — заметила Элиза. — Послушай, Роузи, перестань себя жалеть и продолжай жить дальше. Хватит убиваться по человеку, который плохо к тебе относился и к тому же обокрал тебя.
Ханичайл ничего не понимала, но знала, что Джек Делейни украл деньги матери и избил ее. Никто никогда в жизни ее не бил; у нее было только приятное: животные на ранчо, ее маленький «семейный» кружок и ковбои, которые уважительно относились к ней, шутливо называя ее «мэм», и приподнимали перед ней шляпы. «Ты наш босс», — говорили они, смеясь.
— Мамочка, — сказала она, — это ранчо действительно мое?
Роузи бросила на дочь сердитый взгляд.
— Да, черт возьми, — резко ответила она. — О чем, по-твоему, я говорю? Если бы я владела этим ранчо, как это должно было быть, ничего подобного со мной бы не случилось. Во всем виноват твой отец.
Ханичайл вся сжалась, теснее придвинув к себе щенка.
— Это вина не Дэвида и не Ханичайл, — вмешалась Элиза. — Так распорядился Джордж Маунтджой. И правильно сделал, иначе, как мне сдается, сейчас бы ранчо владел Джек Делейни, и что было бы с нами со всеми? Мы бы все оказались на улице, Роузи Хеннесси. Не забывай это.
Роузи не выходила из своей комнаты и лежала на постели, глядя в потолок. Элиза пыталась заинтересовать ее ведением хозяйства и даже управлением ранчо, но Роузи все было безразлично. Ее шкаф ломился от модной одежды и мехов, постоянно напоминая о том, что ей некуда их надеть. Она перестала пудриться, красить губы и пользоваться французскими духами, которые стояли на ее туалетном столике в огромных флаконах. Она больше не ездила в Сан-Антонио, не ходила в парикмахерскую, и вскоре ее волосы стали походить на мочалку.
Ханичайл старалась избегать матери. Иногда она почти верила, что Роузи нет дома. Элиза по большей части ночевала на ранчо, так как боялась оставлять Ханичайл с матерью, которая находилась в таком состоянии.
— Не могу понять, свихнулась она или нет, — недоумевала Элиза.
Ханичайл понимала, что все хорошее не может длиться вечно, и однажды спустя несколько недель Роузи появилась на веранде изможденная и бледная.
— Элиза, — крикнула она, проходя мимо кухни, — принеси мне кофе, да поживее! Я собираюсь в город.
Вскоре они наблюдали, как Роузи уезжала на машине по проселочной дороге, и обе задавались вопросом — вернется ли она домой. Конечно же, она вернулась. Ей некуда было пойти, да и денег совсем не осталось. Но на ней было модное платье, волосы подстрижены и уложены, и в этом своем «боевом обличье» она выглядела даже хорошенькой. Она снова раскачивала бедрами, чего никогда не пропускали мужчины.
С тех пор Роузи проводила все больше и больше времени в Сан-Антонио, иногда оставаясь там целыми неделями. И когда бы она ни возвращалась, в ее багажнике лежал полный запас «горючего». Она закрывалась в своей комнате и иногда не выходила из нее целыми сутками.
— Роузи! — однажды закричала Элиза, барабаня к ней в дверь. — Выходи из комнаты, женщина. Я знаю, чем ты там занимаешься. Допьешься до сумасшествия, вот что я скажу тебе. У тебя нет ни капли ответственности перед своей маленькой дочкой.
Роузи распахнула дверь. Ее лицо было опухшим, глаза красными, и от нее разило перегаром.
— Ты хочешь знать, почему я пью?! — закричала она прямо в лицо Элизе. — Потому что мне скучно. Скучно до чертиков. Вот почему. — Она с треском захлопнула дверь.
Ханичайл наблюдала, как Элиза, вынув из кармана ключ, заперла дверь.
— Я вынесла из твоей комнаты все запасы спиртного, Роузи! — закричала Элиза. — Там не осталось ни одной бутылки. Так что сиди там одна, женщина, и думай о своих грехах.
Роузи начала барабанить кулаками в дверь.
— Ты законченная сука! — вопила она. — Чтоб тебе сгореть. Убирайся отсюда! Убирайся из моего дома!
— Этот дом Ханичайл, женщина, неужели ты забыла? — Элиза взяла Ханичайл за руку и увела на кухню.
В этот вечер Ханичайл так и не притронулась к ужину, а вместе с ней и Элиза. Роузи перестала кричать и барабанить в дверь, и наступила пугающая тишина. Но никто из них не обмолвился об этом ни словом. Элиза увела Ханичайл спать и даже разрешила взять с собой щенка, хотя очень сомневалась, что девочка сможет заснуть. Затем, взяв стул, она села караулить у комнаты Роузи. За дверью было тихо.
На следующий день рано утром из комнаты негромко постучали.
— Элиза? — раздался приглушенный голос Роузи. — Можно мне сигаретку? Пожалуйста.
— Ты трезвая? — спросила Элиза, глядя на дверь, словно она могла видеть Роузи.
— Да, мэм.
Элиза открыла дверь, и они уставились друг на друга. У Роузи были мешки под глазами, но она выглядела трезвой.
— С сегодняшнего дня я буду вести себя хорошо, Элиза. Вот увидишь.
Но обещания Роузи всегда были временными. Вскоре она вернулась к прежней жизни, находясь то в Сан-Антонио, то в Хьюстоне, и только слухи о ней доходили до ранчо Маунтджой: «Вокруг Роузи Хеннесси, как всегда, вьются парни».
Ханичайл было восемь лет, когда источник, который более века снабжал ранчо Маунтджой водой, начал иссякать. Прошлое лето было засушливым, и нынешнее, похоже, обещало быть таким же. Том сказал ей, что водопровод, из которого поили скот, наполовину пуст, и она слышала, как он говорил Элизе, что это его очень беспокоит.
