Она взяла ее и посмотрела ему в глаза.
— Открой, — нежно приказал он. Она подняла крышку и ахнула:
— О, Лукас. Какое красивое! — Безупречно ограненный бриллиант блеснул в коробочке.
— Я хотел, чтобы у тебя было что-то особенное, что напоминало бы тебе, что мы поженились не просто так, по каким-то практическим соображениям, а по любви. Я хочу, чтобы ты всегда помнила, как сильно я люблю тебя. — С этими словами он надел кольцо ей на палец, поверх простенького обручального кольца.
Оливия несколько секунд неотрывно смотрела на кольцо, затем обвила его шею руками.
— Я люблю тебя, Лукас Хантер.
— И я люблю тебя, Оливия Хантер.
Она подняла лицо и подставила ему губы для поцелуя, тем самым как бы заново давая обещание любить, почитать и заботиться о нем вечно.
В конце апреля пейзаж Флагстаффа выглядел совсем иначе; всюду чувствовалась весна: зеленые листочки, земля, приготовившаяся к рождению новой жизни. Мим и Уатт уже несколько недель пытались выманить Лукаса и Оливию к себе в гости. В эти выходные, на ранчо, Лукас решил задать своей жене очень важный вопрос. И каким бы ни был ее ответ, он сделает так, как она захочет. Потому, что для него нет ничего важнее ее счастья… и счастья их ребенка.
Играя с тремя мальчиками в настольную игру, Лукас наблюдал, как Оливия, сидя у камина с Руссом на коленях, читает ему сказку. Лукас живо представил, как она читает их ребенку, свернувшемуся калачиком у ее груди. По его настоянию на этой неделе она еще раз прошла ультразвуковое обследование, и они выяснили, что никаких последствий ее падения нет. На этот раз их ожидал сюрприз: они увидели и услышали биение маленького сердечка. Лукас смотрел на это чудо, и его переполняла радость. Эта женщина принесла в его жизнь столько радости, сделала ее гораздо богаче и ярче.
Хотя Лукас и Оливия до сих пор предпочитали проводить все свободное время наедине, ее друзья, Синди и Кайл, однажды пригласили их на вечеринку. С тех пор ее друзья стали более дружелюбно относиться к Лукасу. Особенно после того, как они объявили, что Оливия беременна. К радости Оливии, Лукас даже провел пару вечеров со Стенли в тире!
Тревор сделал последний ход в игре и, довольный, объявил:
— Я выиграл!
Лукас похлопал его по плечу:
— Молодец, брат!
— Мы поедем завтра на прогулку, до того как вы уедете? — спросил Джерри.
— Посмотрим, ответил ему Лукас, подмигнув.
— Я хотел бы, чтобы Оливия поехала с нами. — Тревор оглянулся на нее. — Но так как она беременна и все такое, ей нужно быть осторожной.
Лукас кивнул:
— Ты совершенно прав.
И все же выбор оставался за ней. Она уже объявила Лукасу, что после рождения ребенка хочет взять отпуск как минимум на шесть недель, а затем, если получится, будет работать дома. Ему понравилась эта мысль, и он понял, поверил, что она вполне может быть одновременно и мамой и адвокатом.
Дверь на кухню распахнулась, и Уатт позвал:
— Время перекусить. Мим вынимает печенье из духовки.
Курт и Джерри вскочили на ноги. Русс соскользнул с колен Оливии и бросился за всеми на кухню.
Она засмеялась:
— Видимо, печенье Мим куда важнее, чем конец сказки.
Тревор остался, и Лукас понял: он хочет что-то сказать.
Уставившись в игральную доску, мальчик пробормотал:
— Мне, наверно, скоро придется отсюда уехать. Лукас и Оливия обменялись взглядами, и она поднялась со стула:
— Пойду посмотрю, не нужна ли моя помощь на кухне.
Но Тревор остановил ее:
— Подожди. Я хочу спросить вас обоих кое о чем. Она села рядом с ним на софу.
— После того, как у вас родится ребенок, вы будете приезжать сюда? — поинтересовался Тревор.
— Конечно, — ответила она с улыбкой.
— Мим сказала, что даже после того, как я вернусь к маме, я смогу приезжать сюда, когда захочу. И я хочу видеть вас тоже. И… я еще никогда в жизни не видел близко маленького ребенка.
Лукас усмехнулся:
— Мы тебе это обещаем. Тревор заулыбался:
— Клево! — Тут он вскочил и рванул на кухню за остальными.
Улыбаясь, Лукас заключил жену в объятия. Она поддразнила его:
— Если мы не присоединимся к ним в ближайшие минуты, печенья нам не достанется.
— Зато тебе достанется кое-что лучше печенья, заверил ее Лукас, даря ей долгий, нежный поцелуй, который тут же зажег в них страсть.
— Это действительно лучше печенья! — Ее сладкая и нежная улыбка манила Лукаса поцеловать ее еще раз.
Но он не уступил соблазну.
— Я хочу спросить тебя кое о чем, — сказал он. Склонив голову, она ждала.
— Перед тем, как Песня Ночи ожеребилась, ты слышала, как Уатт просил меня принять его завещание.
Она кивнула.
— Как ты относишься к этой идее, к тому, что, может быть, когда-нибудь нам придется жить здесь?
— А что ты думаешь по этому поводу?
Он знал, что она, как всегда, ждет от него честного ответа. Они обещали это друг другу.
— Я считаю, что это большая честь.
— Я тоже, — согласилась она, ее глаза сияли. — Почему же тогда ты сказал Уатту, что не можешь принять его предложение?
— Тогда я считал, что не заслуживаю этого, — тихо произнес он, не увиливая от прямого вопроса.
— А сейчас ты ведь так не думаешь? Он обнял ее.
— Я понял, что любовь не имеет ничего общего с тем, стоишь ты ее или нет. Это дар. И этому научила меня ты. — Он поцеловал ее в лоб. — Но ведь если я соглашусь принять щедрый дар Мим и Уатта, то когда-нибудь нам придется заботиться о детях, у которых нет крыши над головой. Ты готова к этому?
Она сжала его руку, и их пальцы переплелись.
— Я готова и хочу разделить с тобой все. И если мы сможем в один прекрасный день продолжить дело, которое начали Мим и Уатт, я буду счастлива. Я уже люблю это ранчо так же, как любишь его ты.
Глядя на нее с нежностью, он сказал:
— Кстати, почему бы нам не найти дом с просторным кабинетом, в котором ты смогла бы работать и в котором было бы достаточно места для нашего подрастающего ребенка?
Ее глаза заблестели:
— А может, и не для одного.
Лукас наклонился, чтобы поцеловать жену, и мысленно произнес молитву благодарности. Ему было ясно: он женился на женщине, которая подходит ему идеально. Она — настоящий друг. Родственная душа. Сейчас и навсегда.
