Уныло заблеял маленький барашек. Преодолев страх, он приблизился к ним, чтобы выяснить, что произошло во дворе, и теперь смотрел на своего хозяина, который неподвижно лежал на земле. У Джона судорожно сжался желудок. Донни мертв… Его уже не воскресишь, но зато Трей жив, и его нужно было спасать. Прости меня, Господи, за то, что я хочу предложить. Он угрюмо взглянул на Трея.
— А как насчет… как насчет того извращенного способа мастурбации, который нам показывал в журнале Джил Бейкер, ну, тот, где кончаешь, когда душишь себя?
— Авто… эротическая… асфиксия? — запинаясь, произнес Трей сложное слово.
Джон имел в виду журнал, которым Джил, демонстрируя этот способ, размахивал в раздевалке. Там были показаны фотографии людей, которые подвешивали себя, чтобы пресечь доступ кислорода к мозгу для усиления оргазма. Джон с Треем тогда нашли и снимки, и саму идею непотребными и просто отвратительными. Джон не прикасался к этому журналу, но в школе проводились проверки шкафчиков учеников, так что Джил сунул его Трею вместе с еще несколькими журналами такого же откровенно сексуального содержания, чтобы тот положил их у себя в машине, пока он не найдет новое место, где можно было спрятать их от его матери. И сейчас все это лежало в «мустанге» под сиденьем.
— Это оно, — сказал Джон, которого тошнило от отвращения при мысли, что родители мальчика найдут его в таком состоянии. — Все будет выглядеть таким образом, будто их сын не собирался умирать. Просто хотел достигнуть максимального сексуального удовольствия.
Трей поднялся и, растирая кулаками мокрые глаза, пробормотал:
— Это закроет все синяки… Ох, Джон, ты просто гений.
С мрачным видом, но быстро, изо всех сил стараясь, чтобы их не стошнило, они перенесли бездыханное тело в сарай. Трей забрал рубашку мальчика с собой и принес из «мустанга» непристойные журналы, а затем, следуя инструкциям на снимках, они сделали удавку из шнура удлинителя, сняли с Донни одежду и подняли его тело в положение, которое имитировало смерть от автоэротической асфиксии. Возле его висящих ног Трей разбросал журналы, оставив тот самый открытым на странице с инструкциями, а Джон тем временем разложил на стуле белье мальчика, его джинсы, ремень и ботинки.
Когда с этим было покончено, Джон сказал:
— Трей, нам нужно задержаться еще на минуту. — Он показал на глядевший на них сверху их общий с Донни символ веры — прибитое к балке распятие.
Трей понимающе кивнул, и они, сложив вместе свои холодные липкие руки, склонили головы.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа мы передаем тело Донни Харбисона Тебе, Отец наш, и да простишь Ты нас за то, что мы сделали.
— Аминь, — произнес Трей.
Джон быстро повернулся, чтобы уйти, но Трей удержал его за руку.
— Еще одно, Джон.
Джон остановился. В рассеянном свете полутемного сарая глаза Трея сверкали, как темные осколки разбитого стекла.
— Мы никогда и никому — в первую очередь Кэти — не должны рассказывать о том, что сегодня произошло. Договорились? Мы должны хранить это в глубокой тайне всегда — на веки вечные, иначе у нас с тобой будут очень большие проблемы.
Джон заколебался. Навсегда означало… навсегда. Родители мальчика проведут остаток своей жизни, никогда не узнав, как на самом деле погиб их сын, но он был накрепко связан с Треем. И он никому ничего не расскажет.
— Договорились, — сказал он.
Трей крепко пожал ему руку.
— Я верю в тебя, Джон.
Солнце начинало садиться, и они поняли, что тренировка уже началась. В самый последний момент парни вдруг вспомнили, что нужно еще выровнять развороченную землю. После этого, поразмыслив, они решили оставить кольцо на том же месте, где оно упало, чтобы барашек вышел и начал есть траву во дворе. Трей отыскал машинку для стрижки и оторванную пуговицу и, не придумав, что делать со скалкой, забрал ее с собой. А затем, уже на полпути домой, до них неожиданно дошло, что они оставили там лапу рыси.
Глава 17
Четыре дня спустя шериф Деке Тайсон как раз сел за свой поздний ужин, когда у них дома зазвонил телефон. Трубку взяла жена и жестом показала ему, чтобы он продолжал есть, хотя спрашивали его. Она вежливо объяснила, что муж сменился с дежурства, и посоветовала обратиться за помощью в управление шерифа. По выражению лица жены Деке понял, что тот, кто был на другом конце провода, сдаваться не собирается, поэтому он вздохнул и протянул руку за трубкой.
Паула, не скрывая раздражения, отдала ему телефон.
— Голос знакомый, но он не представился. Додумался тоже, беспокоить тебя дома после такого тяжелого дня. — Она высказала свое недовольство достаточно громко, чтобы звонивший мог ее слышать. — Ты даже еще не успел переодеться и снять свою форму.
Деке легонько похлопал ее по щеке, чтобы она успокоилась, и поднес трубку к уху:
— Шериф Тайсон. Чем я могу вам помочь?
Должно быть, услышанное отразилось на его лице, потому что Паула, упершись руками в бедра, недовольно воскликнула:
— Можешь ничего не говорить! Тебе снова нужно уезжать.
— Дорогая, не могла бы ты дать мне с собой это тушеное мясо, только положи его между двумя кусками хлеба, ладно? Ночь сегодня предстоит долгая.
— Деке…
— Прошу тебя, просто сделай это, Паула.
Звонил Лу Харбисон. Он просил, чтобы Деке приехал к нему один, без помощника, и чтобы никому не рассказывал о содержании их разговора. Лу и его жена Бетти вернулись из Амарилло после нескольких дней отсутствия и обнаружили своего семнадцатилетнего сына в сарае. Он повесился. Лу не звонил в управление шерифа, потому что хотел, чтобы сначала на тело взглянул Деке, а не другой полицейский офицер. Там были кое-какие обстоятельства, которые Лу и Бетти, по возможности, не хотели бы делать достоянием публики и остальных родственников. Когда Деке приедет, он сам все поймет.
Мчась по хайвею, шериф, в ушах которого до сих пор звучал полный горечи голос Лу, мог думать только о своих собственных детях — девятнадцатилетнем сыне, продолжавшем учебу в Техасском технологическом университете, и дочери, ученице двенадцатого класса, бывшей сейчас на репетиции школьного оркестра, выступление которого должно было состояться в перерыве большого футбольного матча в эту пятницу. А еще он думал о том, как такая трагедия могла бы отразиться на нем и на его жене. Паула никогда бы не смогла оправиться от такой потери, которую понесла Бетти. Деке подозревал, что и Бетти тоже не сможет.
Жуя свой сэндвич, он сокрушался, что мало знает об этой семье, поскольку они переехали к ним из другого города. Ему было известно, что живут они в просторном фермерском доме с множеством пристроек, расположенном на довольно большом участке земли сразу за границей города. Дом и земля достались им по наследству после смерти отца Бетти. Лу Харбисон работал инженером в городском предприятии коммунальных услуг, а Бетти была домохозяйкой, продавала соседям яйца и овощи с их фермы. Они оба прожили в их округе всю свою жизнь. Детей у них было двое. Дочь Синди, выйдя замуж за какого-то парня из Оклахома-сити, жила сейчас в Амарилло. Сын Донни родился несколько неожиданно лет через шесть-семь после Синди. Дочь Деке, Мелисса, как-то говорила ему, что познакомилась с ним в прошлом году в летнем лагере их оркестра. Она находила его привлекательным парнем, но не питала никаких надежд, что они когда-нибудь могут быть вместе, поскольку он имел отношение к главному и непримиримому сопернику команды Керси.
