— Раз уж мы в Италии, надо говорить «дам сто лир»... Хотя, конечно, сто лир — не деньги... — Джесс занервничала. Надо было собраться с мыслями, что-то придумать и в то же время не дать ему почувствовать правду. — Если хочешь знать, я думала о том, как тебе удается покидать остров. Когда я вспоминаю о том, что придется уехать отсюда, у меня сжимается сердце.
А уехать придется — и очень скоро. Отпуск близится к завершению. Еще дня два, и надо будет возвращаться в Рим, оттуда в Нью-Йорк...
— Это нелегко, — признался Лоренцо. — Но меня утешает мысль о возвращении.
О чьем возвращении? Его? Или их обоих? Этот вопрос был слишком важен для Джесс, чтобы осмелиться задать его.
— Мы поговорим об этом за обедом. Об этом и многом другом.
— О чем другом?
Но Лоренцо только покачал головой, взял Джесс за руку и повел за собой.
— Позже, — сказал он. — Сначала нужно поесть. Что касается меня, то я голоден как волк. — Тут Скарабелли лукаво покосился на нее. — Можно подумать, что сегодня днем я разгружал вагоны, а не нежился в постели.
После такого взгляда Джесс была готова поверить, что Скарабелли испытывает к ней куда более сильное чувство, чем хочет признать. В пронзительных черных глазах стояло тепло, на губах играла легкая улыбка... Сейчас он был очень похож на прежнего Лоренцо, на человека, который привез ее сюда, на свою родину, чтобы предложить руку и сердце.
У Джесс так билось сердце, что она едва брела по лестнице. Неужели? Неужели это «многое другое», о чем он хочет поговорить, означает, что Лоренцо согласен начать все сначала?
Эта мысль не давала ей покоя настолько, что полностью лишила аппетита. Она вяло ковыряла вилкой вкусные тушеные баклажаны, размазывая их по тарелке. Лоренцо, тоже поглощенный собственными мыслями, встрепенулся лишь тогда, когда где-то в доме зазвонил телефон.
— Ты не подойдешь? — спросила Джесс, видя, что он не сдвинулся с места.
— Это сделает Патрисия. Если что-то важное, она меня позовет.
Это была самая длинная фраза, сказанная им за все время обеда. Он был молчалив, держался отчужденно и отвечал на ее вымученные вопросы одними междометиями.
В конце концов, Джесс не выдержала.
— Лоренцо...
Но продолжить она не успела. Дверь открылась, в комнату вошла Патрисия и, демонстративно не замечая Джесс, выпалила длинную тираду на неразборчивом итальянском. Лоренцо нахмурился, задал несколько коротких вопросов, и у Джесс похолодело в животе. Когда она уловила два-три знакомых слова, ее тревога стала еще сильнее.
— В чем дело? Лоренцо, что случилось?
Не обращая на нее внимания, Скарабелли отдал горничной несколько распоряжений и вновь повернулся к Джесс только тогда, когда Патрисия вышла из комнаты.
— Что-то не так? Я поняла только два слова — «мать» и «отец». Что с ними?
— Ничего. Просто позвонили мои родители и сказали, что приедут завтра. Я не ждал их так скоро. Они гостили у моей сестры в Милане, но почему-то решили сократить визит.
Джесс охватило чувство такого облегчения, что она лучезарно улыбнулась, глядя в лицо Лоренцо.
— Но это же чудесно! Я буду рада снова увидеться с ними!
Однако что-то было не так. Лоренцо не только не ответил на ее улыбку, но еще больше отдалился от Джесс. Его лицо напряглось, черные глаза наполовину закрылись, губы сжались в тонкую линию.
— Боюсь, это невозможно.
— Невозможно? Но почему?
— Сегодня вечером мы покинем Сицилию.
Голова Джесс слегка откинулась, серые глаза изумленно расширились.
— И когда это решилось? У нас есть еще почти три дня...
— Отпуск окончен, — сказал Лоренцо тоном тирана, отдающего приказ своим подданным. — Вертолет доставит нас в Рим, сразу в аэропорт. Там нас будет ждать мой личный самолет.
— Но я не хочу улетать! Не хочу...
— У тебя нет выбора! — бросил Лоренцо. — Все уже решено.
— Да, тобой! А как же я? Я требую объяснений. Не желаю улетать в спешке. Мне бы хотелось увидеть твоих родителей.
— Но им бы не хотелось увидеть тебя.
Джесс, пылавшая от злобы, пыталась встать, однако при этих словах снова опустилась на стул, чувствуя себя так, словно получила удар под ложечку. Гневный румянец сошел с ее лица.
— Ч-что?
— Мои родители не хотели бы тебя видеть, — неумолимо повторил Лоренцо. — А я бы не хотел, чтобы ты видела их. У меня нет привычки представлять родителям своих любовниц. Эту честь я приберегаю для женщины, которую собираюсь сделать своей женой.
Это заявление окончательно выбило у нее почву из-под ног. Морально уничтоженная, Джесс поняла, что ей остается только одно: собрать остатки достоинства и как можно скорее покинуть этот дом.
В глазах кипели слезы, но показывать их Лоренцо было нельзя. Она заставила себя сделать такое же холодное и равнодушное лицо, как у него, и поднялась на ноги.
— Тогда я пойду собирать вещи.
Джесс могла гордиться своим голосом. Он звучал ровно и не отражал чувств, бушевавших внутри.
— Патрисия уже делает это. Я велел ей как можно скорее собрать твои чемоданы.
Он величественно указал на ее почти нетронутую тарелку.
— У тебя еще есть время закончить обед.
Ах, вот как? Джесс выпрямилась во весь рост, посмотрела ему в глаза и надменно вздернула подбородок.
— Заканчивать нечего, — сказала она. — Если я съем еще хоть один кусок, меня стошнит. Я сыта по горло твоим обедом. И тобой тоже!
Глава одиннадцатая— Ты собираешься разговаривать со мной?
Путешествие с Сицилии в Нью-Йорк и из аэропорта имени Кеннеди до ее дома заканчивалось, а Джесс так и не смогла заставить себя сказать Лоренцо хотя бы слово.
С той минуты, как она встала из-за стола, все делалось молча. Она не могла смотреть на Лоренцо и всю дорогу — сначала в вертолете, потом в самолете и, наконец, в роскошной машине с шофером, ждавшей их в аэропорту — старательно отворачивалась и смотрела в окно, ничего не видя перед собой.
Казалось, она ничего не чувствовала. Потрясение заставило ее оцепенеть. Так бывает, когда человек теряет конечность во время несчастного случая. Травма столь велика, что сознание просто отказывается воспринимать случившееся и ощущать боль.
— А о чем говорить? — мрачно спросила Джесс, когда раздосадованный Лоренцо опустил ее сумки на пол гостиной. — Ты уже сказал все, что следовало. И изложил свое мнение даже слишком ясно.
— Ты знала об условиях договора, — жестко ответил он.
Да, знала и считала, что сумеет соблюсти их. Но теперь Джесс думала по-другому. Она говорила себе, что готова отдать все, лишь бы быть с ним. Но цена этого удовольствия оказалась слишком высокой. Труднее всего было вынести мысль, что он никогда не полюбит ее. Если у нее и оставались какие-то сомнения на этот счет, то поведение Лоренцо по дороге с Сицилии домой расставило все точки над «i».
