Правда, в конце, выходя из номера отеля, она ощущала себя совершенно измотанной. И это пугало ее. Хорошо, что ей удалось быстро и без проблем выйти из отеля. Едва ли хоть кто-то бросил на нее взгляд, когда она шла по темному опустевшему вестибюлю. На Рассел-сквер она поймала черное такси и поехала на нем домой — до самого Блэкхита. Ведь, в конце концов, она заработала в тот вечер три сотни фунтов, разве не так?
Размышляя о произошедшем, Гарриет была поражена тем, до чего ей все понравилось. Нет, не только поражена, но даже удовлетворена! Игра разбудила в ней сексуальность, о которой она и не подозревала. Может, это произошло из-за того, что и Питер тоже вообразил себя другим человеком? Другим человеком, который спит с женщиной в непривычных для себя условиях. Это раскрепощало.
Как-то Гарриет прочла в журнале, что для многих людей секс с незнакомцем предпочтительнее. Им проще вступать в половой контакт с чужаками. Наверное, это относилось и к ней. Она была потрясена. Правда, не стоило забывать о том, что незнакомец этот был ее лучшим другом. Но, несмотря на это, в ней пробудился зверский аппетит, о котором она и не подозревала. Может, все дело в мрачноватом пресвитерианском воспитании, которое шотландцы дают своим детям? Хоть она и принимала пилюли, читала современные издания и встречалась с мальчиками в юности, похоже, все это не пробудило тлеющую в ней сексуальность. Выходит, Питер прав: каждую английскую женщину — представительницу среднего класса — воспитывают в таком духе, что она просто не в состоянии стать сексуальной и не знает, как вести себя с мужчиной в постели. Гарриет заключила про себя, что, нажав на нужную пружину, она уже не сможет остановить весь механизм.
Гарриет читала, что эти проблемы волнуют многих. Есть семьи, в которых жены позволяют мужьям иметь любовниц, только бы не вести себя в постели свободно. Но такие жены через некоторое время вдруг обнаруживали, что в них просыпается сексуальность, которую они до сих пор так рьяно отрицали. Ни с того ни с сего они вдруг обнаруживали, что готовы лечь с любым! Мужьям это, разумеется, не нравилось, они ревновали и пытались удержать страстных дамочек в узде. Не исключено, конечно, что такого и не было на самом деле, но вот в журнале об этом почему-то написали.
Кто знает, может, всю предыдущую жизнь и она была такой вот женщиной и боялась секса. Гарриет ведь всегда была такой скромной. Она еще помнила свои юношеские ощущения — у нее вдруг появилась грудь, все эти взгляды, сомнения, необходимость смотреть на мальчиков — гормоны тогда сильно взыграли в ней, и она понятия не имела о том, как привести свою мятущуюся душу в порядок. Было это четырнадцать лет назад, и только вчера вечером, делая с Питером в незнакомой постели то, что вынуждена была делать, Гарриет вдруг поняла, в чем дело. Если вы боитесь секса, то для вас сущим подарком будет необходимость заниматься сексом, как работой. Вот тогда вы сможете полностью раскрыться и получить от него удовольствие.
— Мне, конечно, не очень-то хочется делать все это, но что поделаешь? Это моя работа. Так что уж лучше делать ее как следует, — пронеслось в голове Гарри.
Не сказать, что игра доставила ей уж такое бешеное удовольствие. Она перестаралась, но должна была сделать все так, чтобы ему понравилось. Однако Гарриет была счастлива, что занимается этим. И она отлично изобразила оргазм. Вспомнив об этом, женщина усмехнулась. А на самом-то деле до оргазма было очень далеко. Как обычно. Правда, раньше у нее кое-что получалось, но потом она не могла обходиться без дополнительной стимуляции половых органов пальцами. Зато вчера — другое дело. Она изобразила такой бурный оргазм, что ее, наверное, было слышно на всем втором этаже отеля. Правда, вспоминая все это, Гарриет пришла к неутешительному выводу, что часто так выкладываться она не сможет. У нее даже горло немного заболело. Что ж, всему приходится учиться. К примеру, теперь она знала, что сосать резину не так уж противно. В любом приключении есть свои хорошие и плохие стороны.
В кухню пришел Джонти — он попросил кока-колы, а заодно прочел младшему братишке короткую лекцию о том, какого цвета бывают поезда. И умудрился успокоить Тимми всего за каких-то две минуты. Тот перестал плакать. Рекордно короткий срок. Но не совсем.
Когда бездельничаешь, четыре с половиной часа — это очень долго. Зато когда торопишься, это время пролетает, как одно мгновение.
Дело дошло до того, что я даже и не попытался звонить Эллен. Выйдя из отеля, я направился бродить по Вест-Энду. Ни дать — ни взять — турист. Вообще-то я нервничал. Брел вниз по Нил-стрит и едва сдерживался, чтобы не покупать что попало в каждой встречной лавке. Дал фунт какому-то негру, выплясывавшему брейк-данс перед толпой японцев в сыром Ковент-Гардене. Понаблюдал, как в шведском центре на Лесестер-сквер часы с резными фигурами очень громко пробили три часа. Наверное, шведы любят громкий звон часов.
Я немного скучал. Как это ни смешно, я чувствовал возбуждение и скучал одновременно.
Решил зайти в кино. Ох, как хорошо иметь деньги! Я был просто горд тем, что не потратил ни пенни в магазинах. Как обычно, задумался: то ли посмотреть дурацкий развлекательный фильмец, то ли выбрать заставляющую думать картину тридцатых. Я выбрал первое. Как обычно. Фильм оказался просто ужасным.
Впрочем, как ни старался, я не мог сконцентрироваться и внимательно смотреть на экран. Хотя как актер Патрик Свейз весьма неплох — запросто перешибает две деревянные дощечки.
Мне осталось убить всего полтора часа. Я вернулся в Ковент-Гарден, где другой уличный танцор развлекал толпу (ту же самую?) тем, что крутился на голове, защищенной старым мотоциклетным шлемом. Чего только люди не делают, чтобы заработать деньги! Да-а-а…
Наконец время пришло. Я пошел в кафе «Пингвин» и заказал огромный бокал кислого сухого вина. Разумеется, я оказался в кафе на тридцать пять минут раньше, чем надо. Следующие три четверти часа я то и дело оборачивался на входящих в кафе людей — будто моя голова была намагничена и сама тянулась в другую сторону.
А потом… Я не узнал ее! И не узнавал секунд тридцать! Причем учтите, что она вошла, освещаемая светом, льющимся с Сент-Мартинз-лейн. Это было потрясающе! Первое, что пришло мне в голову, когда она появилась в дверях: «Боже, какая красавица! Черт возьми!» И лишь потом я увидел красную розочку, вплетенную в темные кудряшки. И понял, что эта женщина — моя собственная — жена. И в то же время она не была моей женой, как это ни странно звучит. В кафе вошла Наташа. Передо мной на столе лежал свернутый в трубочку номер «Файнэншл Таймс». Итак, она узнала меня.
