Никто никогда не обращался со мной так, как он, когда я подняла голову и заглянула ему в глаза. Он медленно погладил меня рукой по щеке, остановившись лишь за тем, чтобы коснуться кончиками пальцев моих припухших от поцелуев губ. Каждое его прикосновение было ответом на молитву, молитву, которую я повторяла в детстве, не позволяя угаснуть этой надежде — что меня захочет кто-то… кто полюбит меня и только меня. Желание, о котором просит Бога каждая окаянная сестра, но которое никогда не исполняется.
Я затаила дыхание, увидев в его тёмных глазах нескрываемую ласку… но кроме этого я увидела в них и его неустанную внутреннюю борьбу. Моя улыбка угасла. Если и существовал на свете человек, олицетворяющий собой истерзанную душу, то это, несомненно, был Райдер. Он казался двумя сторонами одной медали, человеком, пытающимся преодолеть барьер, известный только ему одному. При любом упоминании о его брате у него на лице проступало выражение неприкрытой боли. Любое упоминание о грехах, которые он совершил, будучи Пророком, ранило его так же сильно, как физический удар. Если его рука оказывалась в моей руке, то она всегда сжимала мою немного больше. Я понятия не имела, что он такого сделал, от чего так сильно себя ненавидит. Мне не верилось, что этот человек способен совершить что-то плохое или предосудительное. У него было чистое сердце.
Правдивое сердце.
Я хотела ему помочь, но не представляла как. Райдер так много всего скрывал, что, без сомнения, мои знания о нем ограничивались лишь верхушкой айсберга. Мне хотелось, чтобы он мне открылся, но Райдер всегда удерживал меня на расстоянии, в атмосфере нескончаемого тепла и счастья. Он никогда не давал тьме проникнуть в наш маленький оазис покоя.
Он сделал его нашим с ним убежищем.
Теперь он знал, кто мы такие. И он знал, по какой причине мы вернулись. Он никогда об этом не говорил. Но я видела, что взятое мною обязательство причиняло ему боль.
Но так было нужно. Если все получится, я, возможно, смогу спасти и его.
Пять дней мы целовались. Невинные, легкие, словно перышко поцелуи двух неопытных людей, пытающихся показать, насколько бесценны они друг для друга. Я не сомневалась, что теперь всерьёз пристрастилась к этим поцелуям. Никогда ни один мужчина не хотел от меня просто поцелуев и ничего больше. А что еще лучше, Райдер меня не боялся. Он не считал меня воплощением зла. Я убеждалась в этом каждый раз, когда он на меня смотрел. Каждый раз, когда уголки его губ приподнимались в довольной улыбке.
Райдер видел меня. Меня настоящую… по крайней мере, настолько, насколько я ему это позволяла. У нас обоих имелись секреты, прошлое, которое мы скрывали. Не было смысла обременять его еще и моими ужасами, терзающими меня каждую ночь. Потому что этот маленький кусочек рая, который мы нашли в каменной камере, был именно таким — маленьким.
Какое-то время назад мое сердце разбилось навсегда. Разбилось настолько, что я решила жить в Пуэрто-Рико практически в одиночестве. Но после разговоров с Райдером это сердце вновь ожило. Он дал мне небольшую передышку, благодаря которой я почувствовала облегчение и прогнала из своей души тоску утраты. Но на этой неделе оно снова начало распадаться на части, но уже большими кусками. Потому что точно так же, как я когда-то потеряла близких, теперь я теряла и Райдера. Чем меньше времени оставалось до свадьбы, тем нестерпимее становилась боль в груди.
Сейчас я почти не могла дышать.
После сегодняшнего дня я больше не буду делить камеру с этим мужчиной… с мужчиной, в которого я была безнадежно влюблена. Я больше не почувствую его прикосновений, сладкого вкуса его губ, его доброты. С сегодняшнего дня я буду жить с человеком, у которого лицо Райдера, но нет ни капли его нежности.
Через несколько минут я пойду к алтарю, чтобы соединиться с человеком, который олицетворял собой все, что я презирала. Дикарь среди жестоких людей. Зачинщик боли.
Кто-то грубо дернул меня за руку, и по ней тут же пронеслась жгучая боль. Моргнув, я переключила свое внимание на того, кто это сделал — на сестру Сару. Она смотрела на меня, поджав губы, и по ее выражению лица я поняла, что она расстроена.
— Ты слышала, что я сказала? — рявкнула она.
Я покачала головой.
— Пророк приказал мне передать тебе вот что. Во время всей церемонии ты не должна поднимать глаз и говорить, за исключением тех моментов, когда вы произносите обеты. Не встречайся глазами ни с ним, ни с кем-либо еще. Ясно тебе? Крайне важно, чтобы ты соединилась с ним по всем правилам. Люди должны осознать значение брака их Пророка с окаянной.
От резкого тона Сары на меня накатила волна гнева, но я подавила ее и просто кивнула. Сара выпустила мою руку. Мне на голову надели венок из цветов, затем Сара взмахнула рукой, жестом велев мне встать.
Я поднялась, мои украшенные драгоценными камнями сандалии слегка постукивали по каменному полу. Снаружи из динамиков доносилась мелодичная, безликая музыка. Но моё внимание привлекло то, что находилось прямо передо мной. К стене крепилось большое зеркало… большое зеркало, в котором теперь отражалось всё моё свадебное облачение.
Я уставилась на плотно облегающий мою фигуру белый наряд без рукавов. Мои длинные светлые волосы волнистыми завитками ниспадали мне на спину, две заплетенные передние пряди были закреплены у меня на макушке, открывая на всеобщее обозрение мое лицо. Я поднесла руку к щекам и глазам.
Сара метнулась ко мне и откинула мою руку.
— Не трогай свое лицо, — приказала она. — Испортишь то, что мы из тебя сделали.
Мои глаза обрамляли накрашенные и загнутые, словно длинные крылья, ресницы. На щеках расцвёл румянец, будто они зарделись, а губы были покрыты тёмно-розовой помадой. Я их облизнула, и у меня на языке остался фруктовый вкус.
Мою голову украшал изящный венок из свежих цветов пастельных тонов. Сара сунула что-то мне в руки и, взглянув вниз, я увидела, что это небольшой букет из тех же цветов, что и у меня на голове.
Сжав в руках букет, я никак не могла унять дрожь.
«Это происходит на самом деле», — подумала я, глядя на стоящую передо мной накрашенную незнакомку.
Я не узнала в этой женщине ничего своего. Не почувствовала в ней и крупицы моей истинной сущности.
На меня внезапно накатила слабость. Я лишилась последней надежды. Лишилась спокойствия, которое я нашла в Пуэрто-Рико на время своей короткой передышки от этого унизительного клейма “окаянной”… Лишилась кратковременного счастья, обретённого в объятьях Райдера. Райдера, таинственного, сломленного мужчины, который украл то, что осталось от моего разбитого сердца.
Я вновь подумала о человеке, завладевшем всеми моими мыслями. Мне стало интересно, что он делает в этот самый момент. Я чуть не расплакалась, подумав, кто теперь будет его лечить и ухаживать за ним после ежедневных наказаний. Вспомнив, как смотрели на меня его усталые глаза, когда я смывала с его кожи кровь и грязь, у меня защемило сердце. Так, будто я была его спасителем, будто никто и никогда в жизни не относился к нему с такой заботой и состраданием… Так, будто он боялся, что я его брошу, как и все в его жизни. С сегодняшнего дня он снова будет один. Представив, как он изо дня в день сидит в этой камере, одинокий и опустошённый, мне стало нечем дышать.
Это разбило мне сердце.
Я взглянула на свое отражение в зеркале, и почувствовала, как с каждым вздохом меня покидает жизнь. В лучшем мире я бы принадлежала такому мужчине, как Райдер. Мы бы сами выбрали быть вместе друг с другом. От брата Стефана и сестры Руфи я слышала рассказы о внешнем мире, о том, что люди могут жить как угодно и с кем угодно. Но у меня в жизни были только боль и унижение. И утраты. Такие утраты, что я старалась не вспоминать тех, кого я так сильно любила, но так трагически потеряла.
Даже память о них сжигала меня заживо изнутри.
Последние пять дней мы с Райдером почти не разговаривали. Я знала, что его разум был поглощён мыслями об этой свадьбе. Очевидно, ими были поглощены и умы моих опекунов, а также Соломона и Самсона.
