И пока Кейт замирает словно на неудачном кадре, запечатлевшим её с выпученными глазами, гид добавляет, что в Астралии противоядие от укола этой твари является одним из самых часто вводимых, благодаря чему за сто лет нет ни одного смертельного случая.
– А ты сделал это нарочно или получил укол нечаянно? – оцениваю я довольное лицо Эвана.
– Я бы сказал, скорее в целях научного эксперимента, чем ради чистого экстрима. Да, Жюли? – стучит он по стеклу. На что сварливая рыба недовольно поднимает хвостом муть и отворачивается.
«Боже, он же на всю голову больной», – думаю я практически всю экскурсию, глядя как Эван разговаривает с этими тварями. Мурлычет над синекольчатым осьминогом, яд которого в тысячу раз сильнее цианистого калия.
– То есть в этом тщедушном создании размером с яйцо достаточно яда, чтобы убить больше десяти взрослых людей? – уточняю я, поделив одно на другое услышанные от гида цифры.
– Высшая лига, – подмигивает мне Эван. – Как и рыба-камень.
– А здесь кубомедузы, – включает гид лампы, и, казавшийся пустым, чёрный аквариум оживает зловещим синим светом, в котором висят в неподвижности прозрачные сгустки. – Получили своё название за кубовидные тела. Этот вид называется «морская оса».
– Я знаю, я знаю, – подпрыгивает от радости Кейт. – В фильме «Семь жизней» Уилл Смит убил себя именно такой медузой.
И получает за это приз: первый раз Эван смотрит на неё не презрительно.
– Словно приложили раскалённым утюгом. Пять минут и ты мёртв, – добавляет он.
– В этот аквариум ты тоже опускал руку? – хмыкаю я.
– Нет, но у нас есть другие кубовидные малютки – ируканджи. Тоже больно, говорят, хуже, чем роды, – улыбается он. – Но мне, к сожалению, сложно сказать насколько это правда.
– Ну, конечно, ты же не можешь рожать, – заливисто заливается смехом Кейт. И чувствую, что я тоже, пожалуй, уйду отсюда с двухсторонним лицевым параличом, если она не заткнётся.
А потом нам показывают морских змей, огромных барракуд, некоторые из которых, оказывается, тоже ядовиты, лягушек, ящериц, пауков и скорпионов, которых здесь держат в качестве «домашних» животных и просто для коллекции.
И наконец, приводят к аквариуму с «сигаретными» улитками.
Расположенный на уровне от колена до середины бедра, этот плоский аквариум с его печальной историей мне кажется самым зловещим. И самым скучным. Простое зелёное стекло, словно в витрине с живой рыбой. Грязное неинтересное дно. И такие же непрезентабельные улитки, которых в этом аквариуме размером с обычную ванну я насчитала не больше трёх десятков.
Такими, наверно, и должны быть настоящие убийцы. Неприметными, безобидными и прозаическими, но с таким сложным ядом, что от него до сих пор не придумали противоядие.
– Какие-то они, – скептически морщится Кейт, наклоняясь над водой, – ненарядные что ли. Даром что текстильные.
– Неподходящей расцветочки ситчик? Не для пэчворка? – грустно усмехается Эван. – А раньше их красивые раковины меняли на деньги и делали из них украшения. Они есть даже у Рембрандта на картинах. Эти улитки, кстати, отшельники, безликие одинокие существа и совершенно не агрессивные, пока не почувствуют угрозу, – задумчиво смотрит он в воду.
– Этот вид действительно не настолько красив, как другие, – поясняет гид, а вернее научный сотрудник этой лаборатории, Мари, как её поприветствовала проходящая мимо коллега. – Это пурпурная конусная улитка. Но не будем ошибаться на их счёт, они всё же хищницы. Причём ночные. И умело нападают в темноте, выпуская в рыбок, улиток или червей свой гарпунный зуб. Жертва после удара обездвиживается и не способна скрыться, а улитка медленно затягивает её в свою раковину, чтобы переварить целиком. Зуб при этом теряется и со временем заменяется другим.
– И сколько у улитки таких зубов? – уточняю я.
– У некоторых до двадцати, – поясняет Мари, размахивая руками. – Но работать с ними как с инопланетянами. Они настолько необычны. А яд настолько уникален, что мы видим перспективы его использования и для лечения болезни Альцгеймера, и как противораковое средство. А способ его движения по организму – как возможность более быстрой доставки, например, инсулина. А мисисс Макгрегор работала над использованием его в кремах от морщин, – глянув на Эвана, опускает она глаза.
– И вот так же размахивала руками, – почти шепчет Эван, ни на кого не глядя, – рассказывая представителям косметической компании как можно использовать яд для исправления возрастных дефектов кожи.
И я словно вижу это: как от взмаха кольцо слетает с её пальца, падает в воду, может даже ударяется о стекло аквариума, потому что большинство улиток почему-то сидит именно у стенок. И как она пытается поймать его, падающее вниз в зелёной морской воде. И ловит у самого дна, когда в пальцы ей впивается два гарпунных зуба.
– Она извинилась перед гостями, улыбнулась, дошла до своего кабинета, – словно прочитав мои мысли, поворачивается ко мне Эван. – Села в кресло. И пока вокруг неё бегали, вызывали парамедиков, что-то говорили, кричали, спрашивали, писала записку. Написала… – он закрывает глаза.
«… и умерла», – продолжаю я про себя.
– А что было в той записке? – хлопает ресницами Кейт. – И кто такая миссис Макгрегор?
– Что её сын должен взять в жёны девушку, что достанет со дна этого аквариума кольцо, – недобро улыбаясь, поворачивается Эван к Кейт.
– Ха-ха-ха, смешно, – снова глупо смеётся она.
– Тебе смешно? – достаёт он из кармана коробочку.
«О, мой бог!» – меняемся мы в лице с Кейт одновременно. Только я всё же от ужаса перед тем, что задумал Эван. А Кейт – от вида коробочки. Потому что даже я узнаю этот бледно-бирюзовый оттенок бренда Тиффани.
– Новая коллекция? – расширяются глаза Кейт, и она бубнит как заворожённая, глядя на зажатое в его пальцах кольцо. – Т-образная оправа. Квадратный бриллиант смешанной огранки.
– Tiffany True Platinum, два карата, шестьдесят тысяч долларов, – равнодушно поясняет Эван и ещё более равнодушно бросает эту кучу денег в воду.
Кольцо ложится на дно примерно по центру аквариума.
И две ближайшие к нему улитки даже делают что-то похожее на слабое движение.
– И что не будет никакого отбора, если достать это кольцо? – нервно сглатывает Кейт. – Раз ты его туда бросил, то женишься?
– Как я могу нарушить мамино завещание, – пожимает он плечами.
– Мамино?! Ну, конечно! О, боже! Боже! Боже! – хнычет она, пока ходит вдоль стенок, не сводя глаз с кольца, как кот, что решил порыбачить в аквариуме. – Но нам же не сказали, как далеко выстреливают своими жалами эти улитки. А противоядия точно нет? – с надеждой смотрит она на Мари.
– Нет, – осуждающе качает головой Мари. Но кого она осуждает, только ей одной известно. Возможно, даже не Кейт, а мистера Макгрегора, видимо, решившего тупо убить эту наскучившую ему участницу шоу.
«Зато сколько будет шума», – почему-то кажется мне не такой уж и крамольной эта мысль.
– О, боже! Боже! Боже! – мочит Кейт в воде кончики пальцев, но глубже опустить руку не решается.
– Я буду у себя в кабинете, – брезгливо отворачивается Эван. – Проводишь их, Мари?
– Да, Эван! – охотно отвечает женщина.
– Проводишь куда? Зачем? – привстаёт на цыпочки Кейт и вдруг замирает. – Эван?! Ты сказала Эван? Не Адам?
– Простите? – моргает Мари, не понимая, чего от неё хотят.
– Но ты же тоже это слышала? – поворачивается она ко мне.
– Я? Что?
– Ясно, – упирает она руки в бока, вновь обращаясь к Мари. – Ну-ка веди меня в этот кабинет. Я сейчас сама всё выясню. Ха! Эван!
– Как скажете, мисс, – показывает ей женщина рукой направление.
И когда они обе отворачиваются, я, подтянув рукав, опускаю руку в аквариум и достаю со дна вожделенное Кейт кольцо. Правда, глубина оказывается больше, чем кажется, и рукав я всё же намочила. Но сделала это так быстро, что, засунув кольцо в карман, я даже догоняю их у самой двери кабинета.
Глава 30. Ева
– Кто ты, чёрт побери? – распахивает дверь Кейт. Но решительно сделав два шага, останавливается и начинает озираться по стенам, сплошь увешанными фотографиями.
