Если счастье близко (СИ) - Стю Мари

Дима замолчал, посмотрел на меня онемевшую, потом прибавил, что так, помаленьку, и стал на путь адвоката, который носит взятки.

– Знаешь, – сказал он мне напоследок, – половина моих клиентов – это те, кого несправедливо обвинили или подставили, как и меня когда-то, а другая половина – если и оступились, то по чистой случайности, по ошибке, которую они искренне не намерены повторять. Я не творю зло, я предотвращаю зло. Никого еще тюрьма не сделала лучше, – Дима опять налил себе водки, опять сам выпил, закусив виноградом, немного помолчал и прибавил: – Наше правосудие – репрессивное. Оправдательных приговоров – с гулькин нос. Ты и сама знаешь, органы следствия и суд – одна команда... Неправильно выносить обвинительный приговор только потому, что оправдательным приговором испортишь статистику. За показательными цифрами, вообще-то, живые люди и их судьбы.

Я не стала ничего говорить в тот день. Во-первых, не видела смысла. Во-вторых, Дима был пьяный и агрессивный. Он говорил, говорил, а я его только слушала. Мы вернулись к этой теме на следующий день. Я, признаться, не очень хотела. Нотации читать бессмысленно. А мое мнение по поводу взяток он и так знал. Но к удивлению и сожалению Дима сам вернулся к этому разговору.

– Лари, дорогая моя, – Дима глядел на меня вопрошающим взглядом, – неужели ты не поддерживаешь меня?

– В чем? – будто не понимала, о чем идет речь, спросила я.

– В том, что я помогаю людям…

– О, как я могу тебя не поддержать в этой благородной цели, – в голосе прозвучал сарказм. – Но, хоть убей, мне не понять тот способ, который ты выбрал. Дима, – помолчав, прибавила я, – прости за честность, но ты – дурак. Не все следователи берут взятки, не со всяким можно договориться. И рано или поздно ты поплатишься свободой. Вот, чем закончится твоя миссия помогать оскорбленным или оступившимся.

Дима молчал, помешивая ложечкой горячий чай.

– Где-то в глубине души, – продолжила я, – как человек, я тебя понимаю. Действительно, ради близких людей мы готовы на многое. По жизни я могу понять, к примеру, родителей, которые платят за оступившееся дитя. Возможно, окажись я на месте такого родителя, поступила бы точно также. Если берут, почему бы не дать – госорганам деньги, а ребенку – шанс исправить ошибку. Но, Дима! Ладно, ты нарушил закон ради бывшей… бывшей подруги… Скорее всего, у тебя была какая-то причина ради нее сделать это. Однако, причем тут другие? Возможно, я ошибаюсь, но то, что ты делаешь, не похоже на помощь. Это больше смахивает на способ заработать на горе других. Ты же не бесплатно ходишь по кабинетам? Не бесплатно. Ты же протоптал дорожку только для того, чтобы гарантировать клиенту положительный исход? Ты же знаешь, что гарантия – именно то, что хотят клиенты, обращаясь к адвокату? Пообещай человеку решить его проблему, и он, удовлетворенный, приведет к тебе еще сотню таких же.

– Нет, Лари, я не согласен, – возразил Дима, попивая чаек. – Может, со стороны так и выглядит, что я даю взятки лишь бы заработать. Вот только это не так. Клянусь, я всего лишь хочу помочь. Да, мне платят клиенты за гарантию, как ты выразилась. Как иначе. В конце концов, я работаю, рискую. А то, что они приводят ко мне других клиентов, так что же в этом плохого. Большим помогу…

Я немного разволновалась. Впечатление, будто передо мной сидел совершенно другой человек.

– Ох, Димка, свежо предание, да верится с трудом, – вздохнула я. – Но если даже и так, как ты говоришь, даже если ты и вправду руководствуешься благородными мотивами, у меня есть маленькое предположение, что через год, а, может, и меньше, ты не побрезгуешь помочь таким способом и явным преступникам.

– Вряд ли…

– А зря. Даже самое гнусное преступление можно оправдать в собственных глазах. По-моему, это тебе известно, как криминологу, как ученому. Порой, изучая, почему человек совершил преступление, приходишь к парадоксальным выводам – а он-то, собственно, не виноват, что стал таким. Его, так сказать, общество озлобило, оно, это самое общество сделало из порядочного человека преступника, – я глянула на Диму жалостливым взглядом и прибавила: – Дима, если тебе интересно мое мнение, оно такое – тот путь, по которому ты пошел, неправильный. В первую очередь, говорю тебе это, как подруга, потом – как юрист. Как ты дальше будешь жить, не мне решать. Ты – мальчик взрослый. Но не пытайся мне доказать, что взятка – это меньшее из двух зол. Во всяком случае, в контексте профессии адвоката.

Но Дима опять со мной не согласился. В общем, долго мы спорили, но к единому мнению так и не пришли.

Глава 25.

– Его обвинили во взяточничестве через месяц, как мы вернулись с Крита, – вздохнув, продолжила Лари. – Долгое следствие, строгий суд и обвинительный приговор. Посадили Дмитрия Николаевича. Вот такое печальное продолжение истории, Ростислав, – заключила Лари. – Так что, – помолчав, прибавила она, – моему бывшему коллеге не повезло, как ты сказал. И он в тюрьме.

Ростик вдумчиво слушал Лари и, когда она замолчала, долго собирался с мыслями, чтобы хотя бы что-то сказать. Как же так получается – он слушает Лари и понимает, из чего соткана его судьба. Вопросы один за другим крутились на языке Ростика, но вместо того, чтобы спросить о том, что в эту самую минуту его волновало больше всего на свете, он с сожалением произнес:

– Жалко твоего Дмитрия Николаевича.

– Да, – подтвердила Лари. – Жалко. Он мог бы достигнуть вершин, если бы не пошел по неверному пути.

Ростик пригубил вино.

– Неужели одна ошибка может повернуть жизнь в другую сторону? – спросил он.

– Еще как! Человек, один раз ошибившись, уже свернул с дорожки. А если ошибку не осознаешь – судьба бесповоротно меняется. Дима ошибся. Как итог – сидит в местах лишения свободы.

– Черт его знает, – вставил Ростик, погодя, – бывает по-всякому.

– Бывает по-всякому до поры до времени.

– И то верно. Но верно и другое – человек не может всегда поступать правильно. К тому же, часто, если – не всегда, человек уверен в том, что все делает правильно. Только время указывает на ошибки.

– Это не так! – возразила Лари, отпила из бокала и прибавила: – Как раз-таки наоборот – часто, если не всегда, человек уверен, что делает что-то не так, но все равно делает. У людей есть внутренний советчик. Он-то и подсказывает, как надо. Но по какой-то непонятной причине, мы его не слушаем. Потом – ой, в жизни все перевернулось с ног на голову. А ойкать-то уже бесполезно, по другому пути пошел. Остается только искать крайних. А крайним был и остается тот, кто сделал неправильный выбор и свернул не в ту сторону.

Ростик усмехнулся, отпил из бокала.

– Философия! Все это – философия! – сказал он.

– Так и есть. Но в основе социальной жизни лежит именно философия. Она же – основа мыслей и поступков.

– Хорошо, – кивнул Ростик. – Пусть так.

– Ты делаешь одолжение? – спросила с улыбкой Лари.

– Да, делаю. Потому что в корне не согласен.

– С чем же?

– Да со всем! Не всегда человек виновен в том, что с ним происходит в жизни.

– Ты серьезно?

– Вполне. Не все зависит от человека. Погоди, дай договорить, – перебил он Лари, когда та попыталась вставить слово. – В случае с Димой, возможно, не так заметно. Он сделал свой выбор добровольно – стал непорядочным адвокатом. Никто его не принуждал. Никто. Обида на коллег, несправедливые обвинения озлобили его. Но никто не принуждал его носить взятки. А бывает по-другому. Допустим, ты, Лари. Разве ты бросила парня, которого любила, по своей воле? Разве тебя не вынудили так поступить?

– У меня был выбор, – ответила Лари, опустив глаза. – Был! Я много думала об этом Ростислав. И знаешь, к какому выводу пришла? Я могла… должна была во всем признаться… хотя бы попытаться объяснить Андрею, что произошло. Я же сделала иначе. Неважно, чем я руководствовалась. Важно то, что выбор у меня был – говорить или молчать. Я смолчала. И этот выбор определил мой дальнейший жизненный путь. Я свернула не туда. И теперь, – Лари повела носом, – все в моей жизни не так, как могло бы быть. И дело не в том, понял бы Андрей меня, поверил бы мне или нет… Не в этом дело. Не дать обстоятельствам сломать тебя – вот что главное. Я очень жалею, что струсила. Очень! Промолчав, я позволила, чтобы кто-то вместо меня решал, как мне жить дальше и какой мне быть … У меня был выбор, Ростислав, как и у всякого.