— Я в дом пойду… — начала я, но женщина не дослушала и посадила меня обратно на стул.
— Ещё посиди. Вечер такой теплый, да и ребятишки спят, беспокоиться не о чем.
Я с сожалением смотрю на Риту, но та просто шепчет мне: «всё будет нормально».
Сжав в руках салфетку, я с беспокойством кошусь на ворота, в которые по очереди заходят трое мужчин.
Сашка идет первым. Ему как и Миле около сорока лет, но он, в отличие от жены, выглядел гораздо старше и крупнее. Темные вихры волос и густые черные брови делали его похожим на цыгана.
Следом за братом шагает Федор. Он что-то оживленно рассказывает, периодически оглядываясь на замыкающего цепочку Костю. В синих джинсах и в белой футболке, он двигался неспеша, внимательно оглядывая территорию. Когда его взгляд добрался до террасы, я от волнения разорвала салфетку и нацепила на рот еле заметную улыбку. День рожденье ведь, надо соответствовать, а не сидеть с испуганным лицом.
— Добрый вечер, дамы, — с улыбкой пропел Сашка, — прости Рит, что задержался — машину нужно было отдать сегодня… Это Костя — наш шеф. Это Миля — моя жена, а это Рита — Федькина жена. Люда её сестра, а это… Кира… Верно ведь? С тобой я и сам ещё не знаком.
Я киваю и тут же встречаюсь глазами с Григорьевым.
Костя лишь мазнул по мне коротким взглядом и торопливо уселся за стол.
— Мужики, плов девчата подогрели, да и шашлык ещё горячий — ешьте.
Фёдор с Ритой суетились вокруг стола, а я украдкой наблюдала за Григорьевым.
Как же он изменился! Сейчас он даже отдалённо не напоминал того худощавого, с пронзительно серьезным взглядом мужчину, которого я полюбила четыре года назад. Широкий разворот плеч, короткая стрижка в сочетании с отросшей щетиной, придавали ему дополнительно возраста. Вот сейчас ему примерно двадцать пять лет, не больше, а выглядел Григорьев старше. Да что говорить, мне самой скоро только двадцать три исполнится, а я уже чувствую себя покалеченной бабкой. Косте прошедшие годы пошли на пользу, а вот мне…
— Кира, ты слышишь? — неожиданно раздаётся голос Фёдора и внимание всех гостей обращается ко мне.
Григорьев также вцепляется взглядом в моё лицо и мне приходится прекратить своё исследование.
— Тебе мяса ещё положить? Или салат? Не ешь ведь ни фига.
Федя берёт в руки мою пустую тарелку, но ответить даже на такой простой вопрос я не могу. Во рту пересохло, а язык словно прирос к нёбу. Щеки снова запылали огнём, а по коже пошли мурашки. И это только от одного ЕГО взгляда.
Ааааа. Надо взять себя в руки и успокоится! Или лучше попробовать снова сбежать! Прямо сейчас!
Отрицательно мотнув головой, я забираю у Фёдора тарелку и резко поднимаюсь. Поискав глазами тазик с грязной посудой, я судорожно выдыхаю и бормочу.
— Я пойду тарелки помою.
Рита понимающе, чуть заметно кивает, а вот Люда весело усмехается.
— Да брось ты эти тарелки, Кир. Потом всё перемоем. Посиди с нами.
Похоже они с Милей решили не выпускать меня из-за стола. Словно специально. Хотя всё это бредни, конечно. Откуда им знать про меня и Костю.
— Да пусть идёт, — поддержала меня Рита, — ей нельзя столько времени просто сидеть.
И вот только сейчас я вспоминаю про ногу. Блин. Как же я могла про неё забыть. Вот дура. Я просто так сбежать не смогу, мне придется пройти мимо Григорьева. Хотя «пройти» это сильно сказано, я должна буду прокостылять мимо него.
Лучше бы сидела за столом!
Видимо Рита заметила моё замешательство и тоже поднялась.
— Давай помогу тебе дойти, а ты Федь принеси из кухни костыль. Живее, — волнительно проговорила подруга, словно ей передалось моё состояние.
— Я помогу, — распластывается по действительности хриплый голос Кости и я только в обморок не падаю, потому что он поднимается из-за стола и идёт ко мне.
— Пипец! — нервно шепчу себе под нос я и глаза всех присутствующих снова переключаются на мою бестолковую персону.
В воздухе оседает напряжение и все резко замолкают.
Кос довольно быстро подходит ко мне, отставляет в сторону стул и довольно тихо говорит.
— Я возьму тебя под локоть, облокотись… — он не договаривает, его взгляд натыкается на мою правую ногу.
Даже в тусклой подсветке уличной лампы, легко можно увидеть уродливые шрамы, бегущие по всей поверхности ноги и скрывающиеся за широкими брюками в районе лодыжки.
Боль, стыд и дикая беспомощность одновременно накрывают мою и без того воспалённую душу. Закусив губу, я механически растираю ногу и скороговоркой выговариваю.
— Я сама дойду. Помощь не нужна.
Сдвинув в сторону занемевшую ногу, я очень неуверенно наступаю, но не успеваю сделать и шага. Костя подаётся вперед и захватывает в плен мой правый локоть. Его тепло и запах словно цунами подавляет всё вокруг и я капитулирую.
— Вы лучше пройдитесь по Риткиному розарию, ребята, — неожиданно говорит Миля, — а посуду мы с Людой и без вас вымоем.
— Конечно идите. Передохните, — подхватывает Федя, после чего Костя первым начинает движение по узкой, выложенной плиткой дорожке.
Мне ужасно горячо, я не чувствую ног, тело будто приросло к идущему сбоку мужчине, а низ живота скручивается в давно забытый возбуждающий узел. Голова работает только в одном позорном направлении — как бы не накинуться на Григорьева, чтобы умолять его о ласках и поцелуях. Я точно схожу с ума.
И зачем я только вылезла с этой посудой?
Участок Лукьяновых был довольно большой. Рита занималась разведением роз, уделяя этому хобби особое внимание. Каких сортов только у неё не было, кустов тридцать и все были разных цветов и размеров. Сейчас, в середине мая, цветов ещё не было, но нераскрывшиеся бутоны уже издавали свой неповторимый аромат.
Подсвечиваемые тусклым светом светодиодных фонарей, мы очень медленно дошли до розария и Костя резко остановился. Голосов с террасы теперь было совсем не слышно, нас окружали только звуки переходящего к ночи вечера.
Мужчина, не выпуская локоть, развернул меня к себе и сократил расстояние между нами до максимума. Теперь даже ладошка не пройдет между нашими телами. А его жар и мой трепет переплелись в единую композицию и теперь я уже точно не могла сказать — свою дрожь ли я ощущала или его.
— Кира, — шёпотом проговаривает Кос и я задираю голову, чтобы столкнуться с горящими в темноте глазами, — какая ты… красивая сейчас.
В ответ мои глаза распахиваются и я приготавливаюсь протестовать. Он что такое говорит? Издевается надо мной?!
Облизав пересохшие губы, я открываю рот для ответа, но… но в эту секунду его губы накрывают мои.
Я улетела. На несколько секунд я просто покинула реальность. Только мягкое, словно воздушное, прикосновение мужских губ стало единственным источником жизни. Всё изменилось резко. Губы стали ненасытными, настырными и безжалостными. Они сминали рот и мне стало чуточку больно — нежная кожа не выдерживала такого напора. Костины руки с силой сжали тонкую талию и притянули меня максимально близко.
— Кира, — на секунду прерываясь прохрипел Григорьев и впился раскалёнными губами мне в шею, — я больной по тебе, Кира. Помешанный…
Вспышки удовольствия словно провода расползались по телу, чтобы в конце неумолимо собраться между ног и пульсировать. Ноги окончательно потеряли силу и я вцепилась в твердое тело Коса, чтобы не упасть.
— Мммм, вкусная какая… охуительная, — прикусив мочку уха, цедит Костя и я вместе со слезами проталкиваю одну единственную фразу.
— Это всё не правда.
Сжав зубами нежную кожу шеи, Григорьев тут же останавливается и ловит руками мои щёки — заставляет взглянуть в его глаза.
— Всё, что связано с тобой — настоящее и живое. Ты самая любимая и желанная реальность. Всё правда. Ты сама и есть моя эксклюзивная правда.
Глава 13
«Эксклюзивная»
Я эксклюзивная. Эксклюзивная.
Я катала это чудесное слово на языке и не могла поверить в реальность происходящего.
— Ты о чём задумалась? — неуверенным, слегка осипшим голосом спросил Костя, когда мы выезжали на площадь.
