Она улыбается, будто сама понимает правдивость сказанных слов. И я сожалею о том, что расстроил её! Но тут же на помощь приходит Никита. «Кусалка» упала, и он, осознав, начинает орать. Словно давая понять, кто здесь главный.
Глава 32. Настя
Ощущается март. Приближение лета. И самый чудеснейший праздник уже позади. Сынок подарил мне букет! Огромный и красочный. Сам заработал, купил. Я регулярно меняла водичку цветам, подрезала. И даже всплакнула, когда он завял.
Витя поздравил букетом тюльпанов. Сколько их было, не счесть! Первоцветы раскрыли бутоны, распространяя по дому сладостный запах весны, возрождения, праздника. Я отплатила сполна…
Теперь мы снимаем квартиру. Точнее, Витя снимает, а я прихожу. Пытаюсь прибраться в его холостяцкой берлоге, навести в ней уют. И всякий раз страшно найти что-то, вроде серёжки, потерянной кем-то другим. Или бычок в груде табачных окурков, со следами помады. Или ещё что-нибудь. Но квартира чиста! Там никто не бывает, пока меня нет. И ревность слегка отпускает.
Вдыхаю прохладный, текучий, рассыпчатый воздух капели. Смотрю на поток ручейков. И пускай, что на улице грязно! И целый апрель впереди, со своими ветрами и пылью. Весна уязвима, нага. Обнажая себя, она демонстрирует нам свою сущность. Чтобы затем облачиться опять в многообразие ярких нарядов.
Мне хорошо. И внутри, и снаружи. И даже мамин настойчивый голос, совсем не лишает тепла.
— Настя! Ты уже не девочка, — сообщает она, чтобы я не дай Бог, не забыла, — Пока ещё что-то осталось от былой красоты, нужно встречаться с мужчинами.
— Спасибо, мамуль! Ты умеешь утешить! — смеюсь.
Мама вздыхает на том конце провода:
— Не придирайся к словам. Я же мать! Я волнуюсь. Ты похоронишь себя заживо! Что, свет клином сошёлся на этом обманщике?
Имя «Илья» не звучит никогда. Только так. Обманщик, мерзавец, подлец. Хоть она и страдала сперва, но потом согласилась, что жить без любви невозможно. Точнее, возможно! Но, разве это жизнь?
— Да он тут причём? — возражаю.
Мама бросает:
— Притом! — и продолжает настаивать, — Нужно встречаться с мужчинами. Нужно в свет вы ходить.
— Я встречаюсь, — отвечаю расплывчато.
Но мама, услышав, не может поверить:
— Как? Ты встречаешься с кем-то?
— Ну, да, — отзываюсь, уже пожалев о своей многословности.
— Настя! Я же надеюсь, что ты не водишь в дом мужиков? Детям рано знакомиться с кем-то! — напутствует мать. Будто всю свою жизнь я только и делала, что водила.
Я оскорблённо вздыхаю:
— Мам, за кого ты меня принимаешь?
— За нормальную женщину, которой вот-вот сорок лет, — делится мама.
— Спасибо, что напомнила, — отвечаю спокойно, стараясь не сбить позитивный настрой.
— Время быстро летит! — заявляет она, — Оглянуться не успеешь, а ты уже — старая кляча! А из мужского вокруг одни только овощи. Огурцы, кабачки да патиссоны.
Я смеюсь:
— Почему? Помидоры ещё.
— Помидоры, они круглые, — возражает мама. И я понимаю, что форма имеет значение.
— Подожди! — прерываю её, — А как же Николай Трофимыч? Ты говорила, что он тебе крышу чинил?
Тот самый «любовник бабули», так его нарекла моя дочь. Он соседствует с мамой. Одинокий, давно потерявший жену. Возрастной, но достаточно крепкий и очень серьёзный. Ко мне исключительно «вы». Ну а к маме, по имени отчеству. Им сам Бог предрекает быть вместе! Но маму непросто «отдать под венец».
— Ой, да на кой он мне сдался? — излишне порывистый тон выдаёт в ней смущение.
Ведь я и сама наблюдала не раз, как она поправляет причёску и смотрится в зеркало дольше обычного, если снаружи её караулит сосед.
— Почему? — я клянчу, как будто ребёнок.
— Да, он — старый дед! — обижается мама.
— А ты молодая? — спешу я напомнить о том, сколько лет ей самой.
Однако она не забыла:
— Конечно, моложе. На целых пять лет!
Я усмехаюсь:
— Что такое пять лет?
Мама вазюкает трубкой по уху. Отчего её голос звучит приглушённо:
— В этом возрасте год, он за десять идёт.
«Как в детстве, что ли», — думаю я. И уже представляю себе, что Вите исполнится сорок. Ну, а мне? Пятьдесят. И мамина фраза в подобном контексте обретает совсем иной смысл.
Тут Витя и сам покидает пределы кондитерской, держа упакованный тортик в руке. День знакомства настал! Мы уже — официальная пара. Правда, моя дочь не в курсе. Но Деня одобрил «союз одиноких сердец». При нём мы ведём себя сдержанно. А сын повторяет, что, если б не он, то ни Витя, ни я, не решились бы «выйти из сумрака».
Однако сегодня, он будет знакомить меня. Со своей обожаемой тётей! И колени дрожат так, будто мне предстоит кастинг на главную роль.
Старый кирпичный дом нуждается в ремонте. Фасад обветшал, кое-как замазаны трещины в разных местах. Но атмосфера приятная! Сушатся вещи, без стыда демонстрируя яркий окрас. На детской площадке когорта мальчишек играет с собакой. Та весело машет хвостом и держит в зубах эстафетную палочку.
Я очень часто скучаю по этой живой обстановке, по жизни внутри «муравейника». Как его называл бывший муж! Он стремился скорее уехать из многоквартирного дома. Он с детства мечтал о своём. А я? Я мечтала? Или же просто, поддавшись его уговорам, себя убедила, что — да.
Но сейчас, я думаю, мне гораздо комфортнее было бы жить в окружении лиц, голосов. Тогда бы риск провести свою жизнь в одиночестве был минимальным. Я думаю часто, что будет, если женится сын, если дочка уедет учиться? Зачем мне тогда этот дом…
За дверью, обитой тугим дерматином, квартирка. Такая же древняя, как этот дом. Витя звонит, а я тихо дышу, убеждая себя, что я — взрослая женщина. Ведь не девочка, чтобы бояться знакомства с роднёй! В том-то и дело. Не девочка. Как воспримет меня его тётя?
Та возникает в проёме, как маленький сгусток энергии. Крик озаряет прихожую:
— Витенька! Радость моя! Вот же радость! А я уже жду вас. Уже пирогов напекла.
Я выдыхаю, поняв, что меня не обидят. Не подвергнут досмотру. Меня примут, как гостью, обнимут и пустят в свой дом.
— Вот, тёть Тань, это моя Настя, — произносит с таким нежным трепетом, Витя. Что я опускаю глаза. Это короткое слово «моя» наполняет восторгом, как в детстве.
Тёть Таня глядит снизу вверх. Роста она невысокого. Но телосложением раза в три больше меня. Однако оно не мешает ей двигаться шустро. Это я стою, как прилипшая к полу.
— Ой, ну, красавица! — всплеснув ладонями, тётя берётся меня обнимать.
Я слегка наклоняюсь, щекой прижимаюсь к её волосам. Светлые, с лёгкой волной по краям, они пахнут духами. Забытым, волнующим запахом детства, цветочной пыльцы и тепла. Так пахла бабушка! И обнимала вот также, как будто желая расплющить меня.
— А я тёть Таня, воспитала вот этого лоботряса, — отпустив, она прижимается к Вите. И я улыбаюсь тому, как забавны в сравнении двое этих, совсем непохожих людей.
— Очень рада с вами познакомиться, — спешу я ответить, — А Витя так много о вас говорил.
Тёть Таня смеётся:
— А уж сколько он про тебя мне рассказывал! Говорит, мам, я нашёл своё счастье!
Витя смущён, но не спешит прерывать. Я знаю, что он называет её своей мамой. И от этого сердце сжимает в тиски.
Мы проходим в гостиную. В квартире три комнаты. Узкий и тёмный рукав коридора упирается в дверь.
— Там у нас тубзалет, если что, — объясняет тёть Таня.
Я улыбаюсь:
— Понятно.
— А там вот Витюшкина спальня. Правда, он уже съехал, покинул меня. Не с руки ему жить со стареющей тёткой! Никакой личной жизни, — с притворным укором вздыхает она.
А я наблюдаю, как у неё за спиной улыбается Витя. Я будто вижу его! Этого мальчика. Такого, каким он был раньше. И подтверждаю своё представление, листая альбом.
Пока чайник кипит, тёть Таня берёт его с полки. Кажется, что он там специально лежал! И, усадив, начинает показывать фото. Витя на море. В трусах. Худощавый и чёрный от загара. Витя в школе, с букетом в руках. Витя с какой-то девчонкой…
