— Не умрёт, — сказал, поглаживая дочь по спине. Обнял сына и посмотрел на него. Он всё ещё держался, но слёзы уже дрожали на ресницах. — Я обещаю. Всё с ней будет в порядке.
* * *
Сдав детей Алёне, я закрылся в кабинете и налил стакан виски. Катись оно всё! Дождь озверело колотил по окнам, тоска сжирала. Так муторно мне не было ещё ни разу в жизни. Когда Королёв убил Настьку, меня держала ярость и желание распотрошить его. Сровнять с землёй. Сейчас не держало ничего.
Пару раз перечитал Викино «прости» и швырнул телефон на стол. Виски не лез, от запаха воротило. Раскрыл окно и бросил стакан на улицу. Брызги дождя попали в лицо, телефон зазвонил. Я вернулся к столу и перевернул его экраном вверх.
Несколько дней она молчала, а тут как почувствовала. Я не хотел отвечать ей. Услышать её голос значило пустить в самого себя очередную пулю.
Не хотел, но взял телефон.
— Захар! — всхлипнула Вика в трубку. — Захар, пожалуйста…
— Дай сюда! — услышал я на заднем фоне и нервы мгновенно натянулись. — Если ты не приедешь, я прикончу твою суку, — разорвал динамик презрительный голос Королёва, — а потом щенков. У тебя пять часов, Тихонов. — Усмехнулся. — Нет, четыре с половиной. Достаточно, чтобы доехать и долететь. Но придётся поторопиться.
Глава 20.2
Я повела связанными за спинкой стула руками. Верёвка врезалась в запястья, пальцы немели, а попытки распустить узел оканчивались ничем. Юра поднял голову.
— Сиди спокойно. У него ещё, — он посмотрел на часы, и на губах появилось нечто напоминающее усмешку, — двадцать шесть минут. Успеет-не успеет, как думаешь? — Он нажал кнопку, и лезвие перочинного ножа выскользнуло наружу. — Успеет или не успеет? — убрал его обратно. — Что скажешь?
— Скажу, что ты псих, — процедила я, ещё раз попытавшись ослабить верёвку, но стало только хуже. — Юра, остановись, пока не поздно! Развяжи меня и уезжай. Забудь ты обо мне, о Захаре, о…
— Забыть?? — Он сжал нож в руке. Глаза наполнились яростью. — Не-е-ет, — покачал он головой. — Он считает себя неуязвимым. А на деле…
Я вскрикнула. Юра схватил меня за прядь волос, лезвие блеснуло в воздухе. Бывший муж сжал отрезанный локон и поднёс к лицу. Вдохнул с выражением то ли блаженства, то ли глубочайшего презрения на лице, а я не могла унять бешено колотящееся сердце. Холод пробрал до костей, мелькнула мысль, что этот день может стать последним в моей жизни. Что я больше никогда не увижу ни дочь, ни Захара.
— Развяжи меня, — попросила я сдавленным шёпотом. — Я никуда не денусь, ты же сам понимаешь. Обещаю тебе, я буду сидеть спокойно.
— Разумеется, будешь.
Он растёр волосы в руке и высыпал на пол. Медленно, прямо передо мной. Наблюдал, как они падают на пол, а лезвие ножа смотрело в мою сторону.
Из единственного окна в комнате было видно ведущую к корпусу дорогу — такую же заросшую, как и всё вокруг. От бетонных стен и пола исходила сырость. Её запах за четыре часа пропитал меня вместе со страхом. Юра уходил и возвращался, а я всё это время сидела привязанная и пыталась найти выход. Но выхода не было.
— Может, уже пора?
Юра поигрался с ножом.
— Хотя, нет. Я же дал ему четыре с половиной часа. А я человек слова, ты знаешь. Я всегда выполняю свои обещания. Так что подождём ещё, — он опять посмотрел на время, — двадцать три минуты. Хотя…
Юра прошёлся по мне изучающим взглядом. Он был всё таким же привлекательным, как и раньше: высокий, с волосами, чуть длиннее обычного, приятными чертами лица. Но теперь вызывал у меня омерзение и ужас. Остекленевшие глаза с расширенными зрачками не могли принадлежать нормальному человеку. Да и то, что он делал, не мог делать нормальный человек.
— Юр, пожалуйста… — просипела я, стоило ему двинуться ко мне.
Я прижалась к спинке стула. Страх только раззадоривал его, я понимала.
— Мы можем сделать так, — резким движением он разрезал лямку платья. — А время идёт…
Я вздрогнула от звонка телефона. В практически пустой комнате он показался резким и громким настолько, что зазвенело в ушах. Юра посмотрел на экран и убрал лезвие. Повернулся ко мне спиной и пошёл в другой конец комнаты.
— Мы тебя уже заждались. Я думал, ты решил оставить нашу клубничку мне. Может, не стоит тебе её возвращать, как думаешь? Вика — Виктория…
Слов Захара я не различила. Услышала только нечёткий голос.
Юра подобрался, немного ссутулился.
— Ты мне не угрожай, Тихонов. Ты не в том положении, чтобы мне угрожать. Если я захочу, твоя жена ляжет на пол, и я отдеру её во все её милые щели. Захочу, вырежу на ней пару памятных надписей. Так что сбавь обороты.
Захар что-то снова сказал. Юра стиснул в кулаке нож.
— Пасть заткни! — заорал он вдруг. — Слушай сюда, Тихонов, ты опаздываешь! Но так и быть, я дам тебе ещё десять минут. Я сегодня в хорошем настроении. Но учти, что оно испортится, если ты подумаешь заявиться со своей сворой. Ты приедешь один, понял?
Он дошёл до угла комнаты. Обернулся, и пристально, щурясь, посмотрел на меня.
— Не люблю голословие, — сказал он неожиданно спокойно. Тебя, думается мне, надо простимулировать.
Он положил телефон на подоконник. Я в панике смотрела, как он идёт ко мне. Душившие слёзы начали подступать к горлу, к глазам. Я замотала головой, отпрянула от него. Напрасно — он рванул разрезанную лямку.
— Не трогай ты меня! — закричала со слезами, пытаясь отстраниться.
Бывший муж сжал мою грудь и принялся тискать. Я знала, чего он добивается, и до последнего кусала в кровь губы, чтобы не закричать. И всё равно не смогла. Он ткнул ножом мне под грудь, дёрнул за волосы.
— Зови его! — рявкнул мне в лицо. — Зови, блядь! Не нравится тебе? А когда он тебя тискал, нравилось?! Продажная тварь! — с размаху по и так ноющему лицу.
Я зарыдала в голос. Он рванул меня за локоть, и я заорала от боли. Лезвие прошлось по плечу — вначале остриём, потом плашмя.
— Нда, — показал мне окровавленный нож.
Что он делает, я понимала смутно. Слёзы катились по лицу, щипали разбитый уголок рта. Кажется, он снял нож и отправил Захару фотографию.
— Значит так, Тихонов. Сейчас мы с тобой поиграем. Считай, что тебе нужно найти одну подсказку, за ней другую… Нет, лучше, знаешь, как в сказочке. Поедешь по хлебным крошкам. Раз в три минуты я буду присылать тебе ориентир, а ты…
Говоря, он вышел из комнаты. Его голос звучал всё дальше и дальше, но не затихал совсем. Меня била дрожь, порезанное плечо ныло.
Через минуту Юра вернулся. Ножа в руках у него больше не было, только телефон. Он присел на корточки напротив меня и похлопал по ноге.
— Ты сама виновата. Надо было лететь тогда со мной, Вика. Я сделал документы, я всё устроил… Чёрт, — он качнул головой и поднялся. — Всё бы было в порядке. Я выбрал тебе новое имя, я купил тебе новую жизнь. Но ты захотела его.
Губы дрогнули, но вместо слов я всхлипнула.
— Перестань, — приказал Юра и подался ко мне. Его пальцы прошлись по плечу, по порезу. Он взял лямку и связал её — грубо, так, что платье перекосило.
— Я его не выбирала. Ты меня сам отдал! Ничего бы не было, если бы не…
— Что?! Если бы не я?! — повысил он голос.
Я пожалела, что стала ему возражать. Но и сидеть с закрытым ртом не могла. Мне надо было понять его или хотя бы попытаться.
— У нас ведь всё было хорошо. И ты… ты не был таким. Ты был нормальным. Почему…
— Нормальным? — переспросил он ожесточённо. — Что ты об этом знаешь?! Отец с детства пытался сделать из меня нормального по его меркам. Только ни хрена не вышло. Ему казалось, что, если засунет меня в клинику и отвалит кучу денег, всё будет, как надо. Сам бы туда лёг, — он сплюнул под ноги. — Ему там самое место бы было. Идиот, считал, что я не знаю, как он водку жрёт по ночам. — Он сплюнул снова. — Генерал, блядь. А меня он воспитывать решил.
Он словно бы забылся на несколько секунд. Стиснул зубы, стал совсем отстранённым. Но потом всё же вспомнил обо мне.
