по шапочке. Погода уже теплая. Но все равно еще весна. Хоть и конец, а прохладно немного. Тем более мы только недавно с больничного. Ох уж эти садики.
— Сделяй? — просит меня сын, и я начинаю накладывать песок в небольшое треснувшее ведерко.
С деньгами опять проблемы. Мама, конечно, всегда готова помочь, но просить у нее каждый раз уже неприлично. Данила тоже не теряет надежды. Но каждый его перевод на мою карту я неизменно отправляю обратно. Только все это пустяки по сравнению с тем, что Марат больше мне не отвечает. Не звонит. А когда я пару раз попыталась приехать, оставив сына бабушке, то меня не пустили. Он отказался со мной встречаться.
Он не хочет меня видеть. Не хочет меня слышать. Наверно, он меня разлюбил. А может жалеет о том, что пожертвовал ради спасения моей жизни своей свободой. Своей карьерой. Своим бизнесом. Да. Наверное, он жалеет.
Глаза начинает щипать, а в горле ком.
— Мамь. Хватить.
Ребенок накрывает ладошкой ведро, где уже образовалась огромная горка.
— Ой. Прости малыш. Задумалась.
— Постучимь.
— Да. Да. Конечно.
Мы переворачиваем ведерко и начинаем стучать по его донышку, приговаривая:
— Сим-салабим-рахат-лукум.
Убираю ведро, и сыночек хлопает в ладоши. Поднимает голову. Смотрит куда-то через плечо и вдруг выдает:
— Папа!
Оборачиваюсь. Глаза слепит еще прохладное солнце. Пытаюсь вглядеться в одинокую мужскую фигуру. Но он стоит далеко. Да и солнце… В любом случае это вряд ли.
— Нет малыш. Это не папа. Это просто… дядя незнакомый.
— Папа! — не унимается ребенок и подскакивает на ножки да так шустро, что я не успеваю его поймать.
Подрываюсь следом, но запинаюсь о бортик песочницы. Падаю, а сын тем временем лихо минует все преграды, словно у него крылья появились и несется к незнакомцу.
— Тима! Стой! — ору ему, но добежать не успеваю.
Мужчина видимо на автомате подхватывает ребенка и прижимает к себе.
— Простите, пожалуйста, — торможу перед ним запыхавшись, — ребенок просто перепутал. Маленький еще, — строго на сына смотрю, — Тимур! Это не твой папа. Нельзя так просто залезать на руки к незнакомцам.
— Незнакомцам? — знакомый голос бьет по мозгам, — значит, вот кто теперь я для тебя. Понятно. Бывший зек, да еще и без денег. Естественно, кому такой нужен.
Ноги теряют опору, и я едва не падаю на землю, но сильные руки не дают. Он держит и меня, и сына так легко, словно мы ничего не весим. Мой единственный мужчина. Моя единственная любовь.
— Марат, — выдыхаю, пытаясь вглядеться в знакомые и в то же время чужие черты лица.
Но перед глазами все плывет от выступивших слез.
— Па-па! — пронзительно кричит Тимка прямо нам в уши.
— Мои любимые, — еще крепче прижимает нас к себе Марат, — никому вас больше не отдам.
Меня словно прорывает, и я начинаю рыдать. Знаю, что не красиво. Знаю, что пугаю ребенка, который теребит рукав отца и просит «мама не пвачь».
— Это слезы счастья, — пытаюсь успокоить я его, — не волнуйся.
— Значит, все-таки рада меня видеть? — хмурит брови Марат.
— Дурак! Как же иначе?
— Мама! Не обживайся на папу! — возмущается сын.
Тоже мне заступничек. Сговорились уже. Вырываюсь из объятий. Шаг в сторону делаю. Не звонил. Встречаться со мной не хотел. А теперь приехал, как ни в чем не бывало. Думает я его с распростертыми объятиями тут ждала.
Блин. Ждала, конечно. Очень-очень. Но за то, что заставил меня так волноваться, он должен ответить.
— Тима, иди к маме на ручки, — свои протягиваю.
— Ни качу! — мотает головой ребенок.
А Марат лишь сильнее прижимает его к себе.
— Ах, вы!.. Сговорились значит!
Разворачиваюсь и начинаю уходить. Но громкое «мама» тормозит. Никуда я, конечно, не уйду. Никуда не денусь. Пока мой сын у него. И Марат об этом прекрасно знает. Не зря ведь так улыбается.
Стукнуть бы его по башке! За то, что так волноваться заставил. За то, что совершенно о моих чувствах не думает. За то, что так сильно люблю его до сих пор.
— Ань, ну, не глупи. Домой пошли.
Я еще дуюсь, но иду рядом. Погруженная в свои мысли, во внезапное возвращение Марата, не сразу замечаю, что мы идем не туда. Не в сторону маминого дома, который для нас с Тимуркой стал родным. А совсем в другом направлении.
— Марат, куда мы идем? — торможу слегка, — дом моей мамы в другой стороне.
— А мы не идем в дом твоей мамы. Мы идем к нам домой.
— К нам домой, — на автомате повторяю, — я не поняла. Что это значит?
— То и значит, мышка. Пора тебе уже жить в своей норке со своим страшным котом.
— Мама мыфка! — хохочет Тимур.
— Марат! — шиплю на него, — давай при сыне ты не будешь давать мне свои прозвища. Ты чему вообще ребенка учишь?
— Учу его самому важному. Всегда забирать свое.
— Ну, это мы еще посмотрим! За своим он пришел! Не писал, не звонил, а теперь приперся. Молодец какой! — ворчу.
А на душе внезапно так тепло становится. И дело ли в руке, которая так сильно и надежно обнимает за талию. Или в его словах о собственном доме. Да и не важно это. Ведь мы наконец-то вместе. Ведь мы наконец-то рядом. И, кажется, все опасности и невзгоды уже позади. Разве что…
— Милая, я сегодня не смогу переночевать дома.
— Что? Опять? — закатываю я глаза.
— Ага. Тут такое дело…
Слышится грохот и сердце падает в пятки. Кричу в трубку:
— Марат! Марат! Что случилось? Марат, с тобой все в порядке?
— Да. Да, — раздается через какое-то время, — Просто Игнат…
— Он опять напился, — догадываюсь.
Со стороны комнаты доносится мама. И я глажу рукой живот, в котором уже живет наша маленькая принцесса. Вообще я не планировала новую беременность так рано. Думала может доучиться. На работу устроиться. Карьерой заняться. Но Марат как с цепи сорвался.
Я даже не знаю, как так все получилось. Просто одним «прекрасным» утром тест на беременность показал две полоски. А ведь я даже предохраняться его заставляла. Но он когда-то успел. И не то, что я жалею.
Ребёнок от Марата, о чем еще можно мечтать? Тем более сейчас, когда мы наконец поженились. Когда все более-менее успокоилось. Марат снова вернулся в бизнес. Смог восстановить большинство связей. И теперь работает в поте лица. Мы купили квартиру в городе. А еще дом за его чертой.
Купили и моей маме небольшой домик с участком. Чтобы она могла приезжать туда на выходных. Отдыхать от городской
