– Ты не думаешь, что я слишком стара для него? – Вирджиния посмотрела на себя в зеркало гардеробной и сморщила патрицианский нос.
– Скорее слишком молода, – ответил он, обняв жену. Мэри-Кейт рассказывала о своих хождениях по мукам.
– Я зашла в бутик и ахнула. Ну и цены! Триста фунтов за кусок шифона, который можно самому сшить на машинке! Я уж не говорю о том, что это непрактично. В таком платье .ничего не стоит отморозить грудь. Впрочем, лично мне отмораживать нечего, – добавила она, критически посмотрев на свой плоский бюст.
Вирджиния не смогла удержаться от смеха, и Мэри-Кейт рассмеялась вместе с ней.
– Впрочем, в модели «Вог» я тоже не гожусь, – сказала она. – Продавщицы пытались обрядить меня в платья для матери невесты – пастельно-розовые и голубые, с пышными юбками.
– А вы действительно мать невесты? – с любопытством спросила Вирджиния.
– Боже упаси! У меня нет детей, и я никогда не была замужем. Я типичная тетушка, оставшаяся старой девой. – Она лукаво посмотрела на Вирджинию. – Разве это не написано у меня на лбу?
Вирджиния подумала, что на лбу у Мэри-Кейт написано только одно: эта женщина проницательна и остроумна. Ее серые гла-ча лучились юмором. Наряд, прическа и манеры действительно делали Мэри-Кейт похожей на кроткую незамужнюю тетушку, но после двухминутной беседы становилось ясно, что ее внешность обманчива.
– И чем же все это кончилось? Вам удалось что-нибудь купить?
– Нет. – Мэри-Кейт Помрачнела. – Но на свадьбу мне все равно придется поехать в чем-то новом. Если я явлюсь в своем обычном сером костюме, настоящая мать невесты мне этого не простит. Думаю, мне придется вымыть шею и отправиться к Лю-силь. А поскольку там нет ничего нормального, я выйду оттуда в платье из лайкры тигровой расцветки или в прозрачной черной кисее с юбкой, обтягивающей ягодицы. Люсиль умеет уговаривать. Знаешь, что выглядишь как пугало, но она всегда убедит тебя, что это твой стиль.
– Так вы из Редлайона? – воскликнула Вирджиния. – Я тоже! Я прохожу мимо Люсиль каждый день и любуюсь ее витриной. Это…
– Знаю, – перебила ее Мэри-Кейт. – В данный момент это фальшивый леопардовый мех. Я подумывала купить русскую меховую шапочку, но она могла бы отпугнуть посетителей моей аптеки.
– Так вы работаете в аптеке? Удивительно! Значит, пару раз заходила к вам. Я живу в Килнагошелл-хаусе и каждый день совершаю пешую прогулку до Редлайона и обратно.
– И давно вы живете в Килнагошелле? – спросила Мэри-Кейт, которая, впрочем, это прекрасно знала: в деревне трудно сохранить инкогнито.
– Больше семи месяцев. Наверно, я чересчур замкнута. Видите ли, мой муж умер в прошлом году, после чего я и приехала в Керри. Мне не очень хотелось общаться с людьми.
Она почувствовала, что сейчас заплачет, и проглотила комок в горле.
– Мне очень жаль, – участливо сказала Мэри-Кейт. – После такого трудно вернуться к обычной жизни.
– Сегодня я встречалась с его страховым агентом, и это было ужасно, – мрачно сказала Вирджиния. – Стоило ему упомянуть имя Билла, как мне хотелось плакать. Я много раз думала, что боль уже отступила, но тут же кто-то вмешивался, и мне становилось так же больно, как и прежде… Не знаю, почему я вам рассказываю об этом, – извиняющимся тоном добавила она. – Мы ведь только что познакомились.
– Может быть, сочувствие незнакомого человека – самое лучшее, что есть на свете, – заметила Мэри-Кейт. – У незнакомцев свои заботы, они не станут совать нос не в свое дело и учить вас уму-разуму. Незнакомцы никогда не скажут вам, что нужно держаться и продолжать жить.
Вирджиния посмотрела на нее с любопытством. Казалось, собеседница знала, что говорит.
– А вы случайно не психиатр? – спохватилась она. – Я болтала, а вы только кивали головой и и нужных местах говорили «угу». Как вам это удается?
– Если бы я была психиатром, это стоило бы вам сорок фунтов, – с бесстрастным видом пошутила Мэри-Кейт.
Вирджиния рассказала новой знакомой о своих трех сыновьях, обожаемой внучке и заботливой Салли, которая была лучшей невесткой на свете. В ответ Мэри-Кейт сообщила, что она выросла в Редлайоне, где ее отец был провизором, но всегда мечтала уехать в большой город. В Дублине она получила диплом фармацевта и проработала там пятнадцать лет, пока не умер отец. Десять лет назад она вернулась и продолжила его дело.
– Временами я люблю Редлайон. В словах о том, что малая родина всегда тянет тебя, очень много правды, – сказала она. – Но иногда я тоскую по дублинской анонимности. В Редлайоне знают о тебе все. До седьмого колена.
– У вас была возможность выйти замуж? – неожиданно спросила Вирджиния и тут же пожалела об этом. – Ох, простите… Просто сорвалось с языка. Это очень интимный вопрос, а вы сами го-иорили про слишком любопытных соседей…
– Ничего страшного. Я тоже задавала вам такие вопросы… Был один человек. Но у нас ничего не вышло. – Мэри-Кейт пожала плечами и быстро сменила тему: – Поскольку в деревне вы почти никого не знаете, мне придется представить вас кое-кому. Вы непременно должны познакомиться с Дельфиной!
Вирджиния заметила ее маневр, но промолчала.
– Дельфина – моя племянница. Вы ее полюбите. Она работает косметичкой в «Красном льве». Очень славная девочка. Может быть, немного эксцентричная, но именно поэтому мы с ней и ладим. Она может позволить себе ходить в бутик Люсиль и, представляете, действительно покупает там вещи, которые ей идут.
Они дружно рассмеялись. «Если так, эта Дельфина и в самом деле очень необычная особа», – подумала Вирджиния.
– Каждые две недели мы с ней куда-нибудь ездим. Иногда в кино, иногда в ресторан, – сказала Мэри-Кейт. – Я была бы рана, если бы вы составили нам компанию.
– С удовольствием, – неожиданно для себя самой ответила Вирджиния.
Поезд затормозил, и женщины начали собирать вещи. У Вирджинии заныло бедро, и она опять подумала о таблетках. Нужно будет принять горячую ванну и пораньше лечь спать.
– Подвезти вас? – спросила Мэри-Кейт.
– Нет, спасибо. Я оставила машину у вокзала.
– Вот мой номер телефона. – Мэри-Кейт протянула Вирджинии листок. – Позвоните, когда будете морально готовы.
Дул ледяной ветер. Вирджиния шла к машине, придерживая полы шерстяного кардигана, и улыбалась. Было приятно чувствовать, что она обзавелась новой знакомой.
Хоуп слушала шум дождя, стук капель о рифленую крышу сарая и раздумывала, стоит ли ей позвонить доктору Маккевитту и попросить его немедленно прислать ящик валиума или какого-нибудь другого лекарства, улучшающего настроение.
Они прожили в Редлайоне целый месяц, на дворе стоял промозглый декабрь, и ей было так скверно, как никогда в жизни. Каждое утро все более хмурый Мэтт уходил в Центр творчества со своим «ноутбуком» и возвращался только в шесть вечера. Хоуп не имела представления о том, как продвигается его роман. Когда она спрашивала об этом, Мэтт только мотал головой и говорил, что «творческая работа не терпит спешки». Поэтому Хоуп перестала задавать вопросы и ломала себе голову над тем, как миссис Шекспир мирилась с подобным поведением мужа.
