Канкель удовлетворенно хмыкнул.
– Вы обратили внимание, что номер дома виден совершенно отчетливо?
– Обратила. Ну хорошо, а если я выполню ваше условие, вы избавите меня от сенатора Ролингса?
– Нет, – твердо заявил ее собеседник. – Вам не следовало говорить то, что вы сказали. Все знают, как чувствительны сенаторы, когда речь заходит об их честности. И я не собираюсь портить отношения с конгрессом – мы и так уже израсходовали лимиты на взятки на два года вперед. Не хватало только, чтобы они ставили нам палки в колеса. Нет уж, сенатор Ролингс – это ваши трудности.
– Хорошо. Кажется, у меня нет выбора. Но я хотела бы оставить себе этот маленький сувенир. В следующий раз, когда у нас будет аврал и мне придется помогать моим девушкам, я хочу сделать правильный выбор.
– Ну ладно, – уступил Канкель. – Вечно одна и та же история. Даже агенты крадут эти приборы для собственных нужд. – Он засунул руки в карманы и двинулся дальше. – Теперь еще одно.
– Да?
– Чтобы вы прониклись важностью возложенной на вас миссии, скажу, что в ее успехе заинтересованы на самом верху. Сегодня вечером вы пройдете инструктаж, а потом вас отвезут в аэропорт и спецрейсом доставят в Майами.
– Заинтересованы на самом верху? – задумчиво пробормотала Ксавьера и вдруг широко раскрыла глаза. – Неужели…
– Вот именно.
– А можно, я возьму с собой эту штуку?
– Нет!
Она разочарованно пожала плечами и пошла дальше.
Солнце уже садилось, когда Ксавьеру привезли в ее апартаменты и принесли ужин: жареную утку в винном соусе, фаршированную рисом, – весьма недурственное блюдо, которое Ксавьера почему-то недолюбливала. Канкель составил ей компанию. После ужина он поставил видеозапись каких-то мультяшек и буквально катался по кушетке, надрываясь от хохота. Дверь охраняли те же конвоиры с дубоватыми, ничего не выражающими физиономиями.
Посмотрев одну ленту, Канкель поставил другую, третью. Ксавьера от нечего делать просматривала журналы, не переставая дивиться: что тут можно было вырезать?
Наконец Канкель взглянул на часы и заторопился. Ксавьера отправилась в ванную – привести себя в порядок. Когда она была готова, Канкель отпер дверь, и все четверо тронулись в путь. В лимузине Канкель сел рядом с водителем, а Ксавьера устроилась на заднем сиденье, между двумя конвоирами. Ей снова завязали глаза. Правда, она ухитрилась оставить щелочку, но было уже темно, и она так и не сумела ничего разобрать. И только на шоссе ей разрешили снять повязку.
Лимузин промчался по Нью-Йорк-авеню, свернул на улочку, ведущую по направлению к Лафайет-сквер, сделал еще несколько поворотов и остановился перед правительственным зданием. Двое в форме и шофер остались в машине, а Ксавьера с Канкелем подошли к охраннику – верзиле, в котором было больше шести футов росту и не менее двухсот фунтов веса. Он был одет в серый китель и галифе; доходившие до колен сапоги отливали блеском. Верзила с суровым выражением лица и колючим взглядом был чисто выбрит и острижен наголо, правая рука, готовая в любой момент выхватить револьвер, покоилась на кобуре.
Пустыми в этот поздний час коридорами он провел их в какой-то кабинет.
Инструктаж сильно разочаровал Ксавьеру, она больше заинтересовалась разбросанными на письменном столе листочками, которые были сплошь испещрены крестиками и ноликами. Инструктор выдавил из себя несколько слов относительно цен на глину, и их вытолкали, прежде чем Ксавьера успела открыть рот и сделать ряд полезных замечаний. Они шли по коридору, когда из-за угла вдруг вынырнул другой охранник и, яростно замахав руками, прошипел что-то невразумительное. Первый охранник прижал визитеров к стене, открыл за их спинами потайную дверь и, затолкав Ксавьеру с Канкелем в открывшийся чуланчик, сделал свирепое лицо, мол, шуметь не советую. Ксавьера затаила дыхание и прислушалась. Наверное, сейчас мимо протопает группа лидеров разных стран, прибывших на тайную встречу, в ходе которой будут решаться судьбы мира. Или промчится курьер с донесением о каком-нибудь катаклизме. Однако мимо прошелестели старческие шаги, и до слуха донеслись два голоса – мужской и женский.
– На ужин снова овсянка с яйцом, мой сладкий.
– Хог'ошо. Но я должен сыгг'ать еще паг'тию в кг'естики-нолики, а то как же я пг'оведу жавтг'ашний шаммит?
– Постой! Здесь пахнет духами!
– Духами? Откуда…
– Ты развлекался с женщиной!
– Ну, жнаешь, дог'огая!
– Не смей меня так называть! Попался, мой мальчик! И не надейся, что я дальше буду тренировать тебя в крестики-нолики!
– Но, дог'огая!..
– Я тебя проучу! Пойду гулять и не расскажу, что выдела!
– Дог'огая!..
– Ты у меня еще попляшешь! Всем расскажу, что у тебя вставные зубы!
У Ксавьеры перехватило дыхание. В этот миг верзила схватил их с Канкелем в охапку и могучими лапищами зажал обоим уши. Но она и без этого была настолько ошеломлена, что ничего больше не видела и не слышала. Словно разверзлась земная твердь и под ногами оказалась зияющая бездна. Порядок обернулся хаосом, прочный гранит – хлипкой замазкой. Улыбка Моны Лизы веками вдохновляла влюбленных и поэтов, хотя это была всего лишь картина. Улыбка Елены погнала боевые корабли спартанцев на Трою, хотя это был только миф. Но эта улыбка, покорившая весь мир, была – или казалась? – самой что ни на есть настоящей! Вставные зубы!..
Минута показалась Ксавьере вечностью. Потом охранник вытолкал их из чулана и повел в какой-то кабинет, где с них взяли подписку о неразглашении государственной тайны.
Наконец они снова очутились в лимузине, который тотчас взревел и сорвался с места. Ксавьера обмякла на заднем сиденье, а Канкель в изнеможении прислонился к дверце. Подъехав к аэропорту, они обогнули летное поле и свернули на узкую бетонную полоску, ведущую к ангару. Специальный самолет, с работающими двигателями, уже дожидался их.
Еще одна машина доставила багаж, и люди в форме засуетились, занялись погрузкой. Невдалеке гудели двигатели гигантских лайнеров; в темных очках Канкеля отражались огни; было холодно и сыро.
Ксавьера вздрогнула, плотнее запахнула пальто и обратилась к своему спутнику:
– Но ведь это же неправда – они не вставные?
Было более чем очевидно, что и этот прожженный циник, привыкший манипулировать людьми, дрогнул, и его жизненные устои пошатнулись до основания. Он глубоко вздохнул, поднял воротник и передернул плечами, словно стряхивая непосильное бремя сомнений.
– Счастливого пути!
Ксавьера пожала ему руку и пошла к самолету.
Мужчина слегка пошевелился и что-то пробормотал во сне. Надувной матрас при этом резко колыхнулся. Ксавьера подвинулась поближе и взъерошила его волосы. Потом зевнула и закрыла глаза. От кондиционера в воздухе веяло свежестью и прохладой. С улицы доносился неясный шум. Сквозь жалюзи пробивались яркие солнечные лучи; шелковые простыни ласкали кожу. Человек, лежавший рядом с Ксавьерой, был на редкость красив.
