У Меган подкосились ноги.
— Но зачем? — ошеломленно спросила она. — Зачем он это сделал? Он… он ничем мне не обязан.
— Он просто так захотел, — спокойно произнес О'Брайан. — Я не шучу, Меган. Он очень привязался к вам. И, возможно, рассчитывал, что вы с Реми не будете терять контакт, как прежде.
Меган приложила дрожащую руку к голове, чувствуя, как пот струится по лбу и пульсируют жилки на висках, предупреждая о скорой головной боли. Это не может быть правдой, в отчаянии говорила она себе. Вероятно, доктор О'Брайан ошибся, вероятно, не так понял. Райан не мог быть настолько жесток, не мог не знать, что для Аниты значит отель Робартсов.
— С тобой все в порядке?
Голос Реми был подобен дуновению свежего бриза, и хотя весь день она умирала от желания заметить признаки того, что Реми забыл об утренней размолвке, говорить с ним сейчас у нее не было сил.
— Да… да, в порядке, — произнесла она и сама заметила, каким сдавленным был ее голос. — А ты?
Темные глаза Реми прищурились, и он обменялся многозначительным взглядом с доктором О'Брайаном.
— Я, кажется, тоже в порядке, — спокойно проговорил он. Хотя Меган клялась, что не будет смотреть на него, она не сводила глаз с его лица. — Я соскучился по тебе.
— Я думал, Меган нарочно держится подальше, — вставил доктор О'Брайан после некоторого неловкого молчания, и Реми нахмурился.
— Вот еще! Почему?
— Ну, мне показалось, что она думает, будто тебе и твоей матери сейчас не до нее, — честно ответил доктор. — Э… прошу прощения. Я хочу переговорить со святым отцом. — И О'Брайан отошел от них.
— А ты скучала по мне? — тихо спросил Реми, и Меган почувствовала, что тает от нежности в его голосе. Но нет! Не сейчас. Завещание Райана дамокловым мечом висит над ее головой.
— Мне… мне понравилась панихида, — проговорила она, замечая, как меркнет свет в его глазах. — Вся служба прошла прекрасно.
— Тебе действительно понравилось? — Реми понял намек и заговорил более спокойно: — Я думал, ты устала.
— Да, устала, — кивнула она, чувствуя, что внутри вся обмерла. — А где Рейчел?
— В чем дело, Меган? — мрачно спросил он. — С каких это пор ты стала беспокоиться о Рейчел? — Его глаза сверкнули. — Вчера ночью, насколько помню, тебе не было до нее дела.
Меган вспыхнула.
— Я просто подумала…
— Подумала? И что же ты подумала?
— Ну… ты был с ней весь день.
— Я был со множеством людей, — раздраженно возразил он. — И только ты не пожелала быть рядом со мной.
Меган отшатнулась.
— Я не могла быть рядом с тобой, — запротестовала она.
— Потому что боишься, как бы не подумала чего моя мать? Ладно, с этим я соглашусь. Возможно, тогда было не время затевать этот разговор. Но похороны окончены, Меган. Ты ведь не будешь возражать, если я объявлю матери, что забираю тебя с собой в город…
— Нет! Только не это!
Она не могла позволить ему это! Нельзя, пока он не узнает, что натворил его дед. Что будет с ней, если он ополчится против нее?
— Меган!
Его голос сейчас звучал сердито, но она ничего не могла с собой поделать.
— Дай мне еще немного времени, — умоляла она, все еще надеясь, что Реми уступит. — Я…я просто не могу бросить в беде твою мать. Если я нужна ей, то я останусь здесь ради нее.
Реми на мгновение закрыл глаза, словно зрелище перед ними оскорбляло его чувства, но, когда открыл их снова, весь гнев его исчез. К сожалению, вместе с остальными эмоциями. Его лицо превратилось в холодную маску.
— Я думал, ты другая, Меган, — проговорил он, и, хотя слова обжигали, в его голосе не было презрения. — Но я ошибался. Ты не хочешь принимать на себя никаких обязательств. Что я такое для тебя? Часть курса лечения? Наверное, я слишком льщу себе. У тебя со мной просто пляжный роман.
Реми проглотил остатки пива из бутылки и поставил ее на кофейный столик матери рядом с уже опустошенными. Вот они, больше полудюжины, с отвращением подумал он. А напиться, как собирался, не получается.
Не следовало принимать приглашение матери на обед, мрачно признал он. Весь последний месяц удавалось успешно уклоняться от ее приглашений, и хотя он знал, что рано или поздно придется держать отчет, все же предпочитал тянуть время.
Он был не в настроении общаться. Ни с кем, если на то пошло, но с матерью — особенно.
Ему нужно еще пива — или чего-нибудь покрепче. С минуты на минуту может войти мать.
Он поднялся из кресла и вышел на террасу.
Еще оставалась надежда, что удастся сбежать в темноту от своих мыслей, но звуки музыки и смеха из ресторана внизу лишь усилили его горе. Господи, ну когда ему станет легче? Когда удастся смириться с фактом, что Меган не вернется?
Как он был глуп, с горечью думал Реми. Он считал, что, едва закончатся похороны, едва мать смирится со смертью его деда, ему будет достаточно объявить Меган о своих чувствах. Он надеялся, что она поймет, что его утренний гнев в день похорон был вызван лишь горем. И ревностью, честно признал он. Он ревновал к тому факту, что Меган ставит чувства его матери выше его собственных.
Но получилось совсем не так, и ему оставалось лишь обвинять во всем свою мать. Как только Анита обнаружила, что ее отец оставил Меган десять процентов акций отеля, у нее началась истерика, а когда мать успокоилась, Меган уже сложила вещи.
Мучительная боль терзала его, когда он вспоминал ужас, застывший на лице Меган. Он бы никогда прежде не поверил, что мать может вести себя столь отвратительно. Она обвиняла свою сводную сестру в подлоге, в мошенничестве и Бог знает в чем еще.
Все это было совершенно лишним. Господи, дед оставил ей сорок пять процентов акций отеля. Так к чему весь этот шум? Дед вовсе не сделал Меган совладелицей. Реми тоже получил сорок пять процентов и считал эту долю немалой.
Но его мать не желала замечать ничьих чувств, кроме собственных. Тем более чувств Меган. Реми был уверен, что мать постаралась выставить Меган из отеля, да и никто на месте Меган не захотел бы остаться в подобных обстоятельствах.
Тем не менее он не мог поверить, что Меган уедет, не попрощавшись с ним. Возвращаясь той ночью из отеля домой, он был полон решимости увидеть ее на следующий день. Но помешала работа. Он приехал в Эль-Серрат поздно вечером. И обнаружил, что Меган уже улетела вечерним рейсом.
Но и тогда Реми был уверен, что Меган свяжется с ним. Он оставил распоряжение Сильви, чтобы та сообщила ему немедленно, если позвонит мисс Кросс. Даже если он будет в суде, она должна была передать ему сообщение.
Но она не позвонила, и после трех мучительных недель он поступился своей гордостью и позвонил сам. В ее городской квартире трубку не сняли. А как называется ее компания, он понятия не имел. Возможно, мать знала, но он не желал выяснять у нее.