ГЛАВА 21
Неожиданность
Привычная обстановка сегодня почему-то давила, мешала думать и жить. Валерия тенью слонялась по родной квартире, оглядываясь с непонятным удивлением. Все казалось другим, ожившим, враждебным. Собственный дом будто хотел выжить ее, отправить снова скитаться по временным углам.
Конечно, дело всего лишь в нервах. Как бы она ни пыталась храбриться, а все-таки последние события ее подкосили, себя-то можно не обманывать. В голове до сих пор не укладывалось, что добрый ленивый сибарит Димка оказался на такое способен. А ведь все это время он с ней жил, каждый день улыбался, говорил комплименты, рассказывал свои университетские истории… Брал ее деньги. Валерии казалось, что он хорошо к ней относится. Не любит, конечно, но благодарен и доволен своей жизнью. Он же делал, что хотел, она никогда ничего не требовала и не напоминала, где его место!
Валерия забрела на кухню, машинально включила чайник. На столе еще стояла Димкина кружка, большая, с толстыми стенками, которые снаружи были разрисованы персонажами из какого-то мультфильма. Лера повертела ее в руках, усмехнулась — и этот человек решил, что может безнаказанно урвать кусок чужого добра!
Хотела выбросить, но только пожала плечами и поставила на место. Можно повыбрасывать все что угодно, а все равно уютно ей здесь больше не будет. Может, продать к чертям эту квартиру и переехать? Почему бы и нет?
Повеселев, Валерия налила себе чаю — не слишком-то и хочется, но раз уж чайник все равно закипел — и почти бодро двинулась в спальню. Там территория, свободная от следов пребывания в ее жизни посторонних.
Лера аккуратно поставила кружку на тумбочку, наугад вытянула с полки книгу. Наверное, зря она не взяла у Игната ключи. Он ведь предлагал!
Но она же самостоятельный человек с собственной жилплощадью, к чему ей ключи от чужой квартиры! Теперь точно придется ночевать здесь, а, если честно, не очень хочется. Кажется, что за окном слишком темно, комнат слишком много и в какой-нибудь из них может притаиться симпатичный плюшевый зверек — прощальный подарок.
Валерия сама не знала, откуда смогла возникнуть такая странная и откровенно нелепая фантазия, но все равно каждый раз, открывая дверь любой из комнат, тревожно вздрагивала и озиралась.
Вздохнула и попыталась устроиться на кровати так, чтобы было удобно читать и дотягиваться до кружки с чаем. У Игната какая-то важная встреча, так что раньше двенадцати он точно не вернется, а уж в такое время она никуда не помчится. Можно, конечно, позвонить и сказать, чтобы он приехал, но… Все-таки лучше держать себя в руках и не истерить.
Прошумел и затих лифт, и дверной звонок вдруг разразился короткой пронзительной трелью. Валерия отставила кружку, нехотя поплелась в прихожую, на ходу накидывая халат.
— Мама, — с облегчением выдохнула она, открыв дверь, и тут же удивилась: — Ты что здесь делаешь?
— И тебе добрый вечер, — язвительно ответила Изабелла Яковлевна. — Я тоже рада тебя видеть.
— Да, мам, привет, — рассеянно проговорила Валерия. — Что случилось?
— Я все понимаю, — торжественно объявила Изабелла. — Тебе трудно признать свои ошибки, ты не хочешь мне жаловаться, но я же знаю, как тебе сейчас плохо одной!
Лера быстро отвернулась, пряча невольную усмешку, столько драматизма было в голосе матери.
— А я ведь предупреждала, что все эти сомнительные связи добром не кончатся! Это только вдуматься — любовник, который годится в сыновья! Конечно, тут не могло обойтись без криминала! Еще хорошо, что он тебя не убил!
— Мамуль, ты даже не представляешь, насколько мы были к этому близки, — весело заметила Валерия и тут же осеклась, глядя на вытянувшееся лицо матери. — Да не волнуйся, уже все нормально.
— Лера! — резко вскрикнула Изабелла, хватая пальто, которое уже успела устроить на вешалке. — Тебе надо срочно поменять замки! А пока поживи у меня. Одевайся.
— Что за глупости? — вяло отмахнулась Валерия. — Дима сейчас в СИЗО, так что мне точно ничего не угрожает. Не волнуйся.
— Валерия! — мать добавила надрыва. — Я думала, ты наконец научишься на собственных ошибках! Кому и что ты хочешь доказать?!
— Ничего! — Валерия закатила глаза, тоже повышая голос. — Я устала, вымоталась, а завтра опять тяжелый день. Я хочу отдохнуть и не слушать о своей глупости и неисправимости.
— Ты меня прогоняешь? — поразилась Изабелла.
— Конечно нет. И мне правда не очень тут уютно, но я не собираюсь сегодня никуда выходить. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Что ты теперь собираешься делать? — поинтересовалась Изабелла, проходя на кухню и устраиваясь на угловом диванчике.
Валерия недоумевающе пожала плечами.
— Как что? Работать. Восстанавливать позиции. Радоваться жизни.
— Да сколько можно! — разозлилась Изабелла. — И что, опять найдешь себе какого-нибудь мальчишку?! Тебя уже, кажется, хорошо проучили, ты чуть не осталась вообще ни с чем и что, ничего не поняла?! Лера, женщине нужен тыл, семья, защита! Что ты будешь делать одна, если вдруг опять что-то случится?! Кому ты будешь нужна?!
— Чай будешь? — невозмутимо поинтересовалась Валерия, пропуская нравоучения мимо ушей.
— Нет, — Изабелла демонстративно поджала губы. — Дома попью. Раз ты не хочешь со мной разговаривать…
Лера промолчала, игнорируя требовательный взгляд матери. «Ты что, не хочешь со мной разговаривать?» — стараясь не улыбнуться, мысленно произнесла она фразу, которая сейчас должна была последовать.
Но Изабелла неожиданно сказала совсем другое:
— Ты просто не понимаешь, как я переживаю. Если бы у тебя были свои дети…
— Не переживай, — что еще она может ответить?! — Все хорошо. Все уже хорошо.
— Ох, если бы, — упрямо вздохнула мать. — Ладно, давай свой чай. Сама хоть ешь что-нибудь или совсем забегалась?
* * *
Валерия закрыла за матерью дверь и вернулась в спальню. Ну вот, можно считать, вечер пережит. Уже можно лечь спать и постараться не проснуться до утра. Она подняла с подушки так и не раскрытую книгу, наклонилась, стараясь дотянуться, чтобы положить ее на тумбочку. Тяжелый том проехал вперед по столешнице, опрокинув стоящую на ней фотографию — единственный декоративный элемент, которому нашлось место в квартире.
Валерия с досадой вздохнула, перекатилась на край, нагнулась, собирая разлетевшиеся части рамки. Взгляд остановился на отлетевшей в сторону маленькой матерчатой бирке с ее собственной фамилией. Когда-то она взяла ее из роддома, оставив там ребенка. Взяла — и хранила все двадцать семь лет, спрятав за собственную фотографию. Не из сентиментальности или чувства вины, а подчиняясь какому-то странному суеверию. Казалось, так она договаривается с судьбой, признает собственную вину и оставляет себе шанс когда-нибудь что-то исправить.
