Голова Энни теперь покоилась на его ладони. Своей свободной рукой он нежно погладил, расправляя, ее волосы.
И вдруг, как бы в награду за все его страхи и усилия, Энни слегка пошевелилась, а потом что-то прошептала:
– M-м…я…я…чи. ки…
Стив попытался вслушаться, чтобы понять смысл того, что она шептала: «Мальчики». Вот что!
– Энни, – шепнул он, потом повторил ее имя громче, настойчивей. И ничего в ответ. Она снова неподвижна.
Уже в который раз Стив стал обстоятельно обследовать ее тело. Ощупал горло, а потом провел рукой по тем лохмотьям, в которые превратилось пальто. На уровне грудной клетки Энни он задержал ладонь. Сначала просто что-то привлекло его внимание какое-то отличие в самой структуре ткани. Он провел рукой чуть ниже, и тут его пальцы наткнулись на то, чего он и боялся. Кровь… Под боком Энни уже набежала целая лужица крови, просочившейся через одежду.
Стив не мог просунуть руку ей под поясницу, чтобы определить, сколько крови натекло, но внизу на камнях, куда он опустил руку, и под женщиной было липко и мокро.
Кровь была и там, перемешанная с грязью и пылью. Он поднял ладонь ко рту. Вкус крови и грязь. Когда его пальцы снова коснулись земли под ее телом, ему показалось, что лужа крови стала больше.
Стив в отчаянии откинулся назад. Легчайший порошок пыли струйкой душа полился на него сверху.
Энни слабела с каждой секундой и будет становиться все слабее, пока не умрет у него на руках!
И тогда он в отчаянии закричал прямо в черную бездну над ними:
– Ну где же вы? Что вы копаетесь там, ублюдки! Когда же вы нас отроете?
Крик получился хриплый, как карканье, в горле было сухо. Стива начала мучить жажда.
Теперь уже некому и некуда кричать… Все это больше не имеет никакого значения…
– Энни… – прошептал он, повернувшись лицом к ней, почти прикасаясь губами к ее голове. – Я здесь, с тобой… – шептал и шептал Стив.
Навалилась слабость. Почти удобная и уютная вялость начала сковывать его истощенное тело. Густой спертый воздух стал теплым одеялом.
– Если бы не жажда, – подумал Стив, – я бы, пожалуй, смог заснуть… Как влюбленный, держа лицо Энни в своих ладонях. Если удастся чуть-чуть подвинуть руку, то я смогу прикоснуться губами к ее щеке…
Энни… не Кэсс или Викки. Незнакомка, которую он теперь так хорошо знал.
Стив напряг глаза, стараясь не дать им закрыться, чтобы не уснуть.
– Не спать! Нет!
Он заставил себя думать о чем-нибудь, вспоминать все, что угодно, лишь бы поддержать свое едва тлеющее сознание.
Наверху свет прожектора образовал яркий эллипс, пропадавший в темное провале уже расчищенной территории взорванного супермаркета. Людей прибавилось, и они работали в этом освещении быстрее и ожесточеннее. Обвал произошел, при этом ранило двух человек, но теперь опасность миновала.
О раненых забыли после того, как они оказались вне опасности. Теперь спасатели яростно работали, врываясь в то место, где еще недавно стояли строительные леса. Снова натянули брезентовый тент, и он защитил работающих от ветра и дождя со снегом.
Полицейские, стоявшие снаружи в оцеплении, слышали, как все чаще громыхали отбрасываемые прочь обломки и пронзительно выли отбойные молотки.
…Было уже десять минут шестого. Прошло сорок две минуты после того, как рухнул фасад, – это казалось невероятным, но первый этаж уже опять был освобожден от обломков, и рабочие снова приступили к раскопкам фундамента и подвала.
Был теплый летний день. Энни играла в саду возле дома. Она знала, что это сад, потому что чувствовала запах скошенной травы, на которой был расстелен ковер, вдыхала густой аромат листьев герани, стоявшей на подоконниках в ящиках.
Потом она как-то ударилась. Возможно, упала на дорожке и разбила коленку, а может, стукнулась головой об косяк, когда порывом ветра внезапно захлопнуло дверь.
Вся в слезах она побежала к матери и уткнулась головой в ее колени, и та промыла ей царапины, утерла слезы с лица. А потом они вместе пошли в прохладную гостиную.
На пианино и низеньком столике у камина стояли фотографии – мама и папа в молодости, Энни с братом на берегу моря. Все так спокойно, мирно. Энни лежала на диване. На ногах у нее белые сандалии, белые ажурные носочки, а ее льняное платье было такого же зеленого цвета, что и ленты в ее косичках. Мать убрала волосы с ее щеки.
Энни блаженно улыбнулась. Пока она лежала, у нее появилось удивительное ощущение. Оно казалось немного странным, но в то же время таким теплым, уютным и безопасным.
За один краткий миг перед ее глазами прошло все ее детство: летние полдни, дни рождений и другие праздники, зимние вечера – все это смешалось и соединилось в воспоминания одного дня.
Энни немного повернула голову, чувствуя прикосновение материнских рук и боясь, что это всего лишь видение, и оно сейчас покинет ее.
Ей бы очень хотелось прикоснуться к матери, но Энни знала, что этого никак нельзя делать, потому что видение сразу лопнет, как воздушный шарик, лишь только она прикоснется к нему.
Прошло еще немного времени, и Энни почувствовала, что ее улыбка угасает. Такие четкие, ясные воспоминания о детстве никогда не бывают у ребенка! Детское восприятие жизни, с мельканием разнообразных удовольствий и необъяснимых потерь, коротких разочарований и радостного ожидания ушло навсегда.
Вокруг нее был холод, а не приятная прохлада, и она уже не ребенок. Словно издалека, со стороны Энни увидела себя в той гостиной. Вот она садится, затем опускает ноги с дивана и бежит к двери, а банты в ее волосах трепещут, как две бабочки. Мать остается сидеть на диване, глядя на нее, и ее лицо печально.
Но это уже не мать, а сама Энни, и это она смотрит в открытую дверь, а солнечные лучи рисуют длинные яркие прямоугольники на паркетном полу холла…
Ей послышались голоса сыновей в саду, и тогда она встала и подошла к окну. Там не было девочки с бантами. Там играли Томас и Бенджамин. Бенджи катался на своем педальном автомобильчике, а Том карабкался на ветку грушевого дерева.
Они оба звали ее, а она не только не могла подбежать к ним, но даже была не в состоянии ответить им.
– Мальчики! – попыталась Энни позвать сыновей.
Кто-то все-таки ее услышал – это она знала точно. Было очень приятно чувствовать себя не одинокой среди темноты и боли. Этот кто-то был совсем рядом, и Энни услышала, как он ей сказал: «Я здесь…»
Энни хотела попросить, чтобы ее сосед вышел и посмотрел за детьми, но сил для этого у Нее не нашлось, и она продолжала смотреть в окно, зная, что он увидит то же самое, что и она.
Сыновья были увлечены своей игрой. Бенджи ехал по дорожке и лицо у него было серьезное и сосредоточенное. Том повис на ветке, болтая ногами, делая вид, что вот-вот упадет, и явно желая попугать Энни. Она помахала детям рукой, но они не махнули ей в ответ. Глядя на них, Энни чувствовала такое же спокойное умиротворение, как и тогда, когда представляла себя ребенком. Только в этом саду почему-то было очень холодно. Деревья стояли голые, и, кажется, собирался пойти снег. Вот он уже начал белой пудрой покрывать стены и дорожки сада. Вдруг поднялся резкий, пронизывающий ветер. А дети, ничего не замечая, продолжали играть в саду.
