Женя закрыла глаза:
– Мерзавец! Ты должен оставить меня! Я буду кричать!
– Кричи.
– Но здесь везде звукоизоляция, а дверь закрыта!
– Правильно.
– Женя, прошу тебя! Ян сделал мне предложение. Я буду его женой.
Евгений остервенел, снял с нее трусики:
– Зачем же ты осталась на кухне?
– Потому что дура!
– Вот именно! – Лесков поднялся, развернул ее к себе лицом.
В синих глазах Жени увидел лишь то, что хотел увидеть. Этого она и боялась:
– Изувер!
– Будешь его женой?
– Да.
– Твердо решила?
– Да.
– Но сейчас-то… Сейчас ты моя…
– Да, – в лихорадке отвечала она.
Изувер собрал юбку на талии, поднял Женю и усадил на кухонный стол. Губы смазали помаду. Оба ощутили сладкий розовый вкус. Женя расстегивала его шорты, запуталась в единственной пуговице – на плите клокотала яичница – не глядя, свободной рукой машинально сдвинула сковороду на холодную конфорку. Евгений нашел замок молнии на ее спине. Плечи и грудь девушки обнажились. Она откинулась чуть назад, уперлась ладонями в стол, раздавив рукой помидоры на нарезной доске, и облегченно застонала, почувствовав, как из нее выдавили голод и одиночество.
Мужчина был жесток, и это доставляло удовольствие. Женя вспомнила сегодняшнюю металлическую музыку, обхватила любовника ногами и глубоко вогнала в себя. Оба вскрикнули. Сумасшествие продолжалось.
– Боже, что мы делаем?! – взмолилась она.
– Пропадаем зазря! – ответил Лесков, сильнее ударяясь в нее.
– Я не могу кричать! – прохрипела Женя.
– Везде изоляция. А дверь закрыта.
– Правильно.
И закричала. Дверь более не смущала ее. Могли войти в любой момент, легко… и что с того? Поздно. Ее переполняли боль и сладость. Господи, почему она так долго сопротивлялась?!..
Женя стала задыхаться. Вращая бедрами, отталкивая коленями его руки, попыталась вырваться из стального капкана – тщетно. Силы покинули ее. Она таяла. Глаза закатились, в лицо ударила прохлада и мощным шквалом разбила реальность. Девушка подогнулась в локтях, упала на стол, едва не задев головой стену. Груди задрожали, как половинки рассеченного надвое мармеладного шара. Что-то зашептала. Лесков не услышал: тело его разорвалось внутри нее.
Медленно приходя в себя, Женя перевела затуманенный взор с колыхания синевато-опаловых лепестков газовой плиты на запотевшую поверхность буфетного зеркала. Вытянула руку, протерла ладонью стекло. На нее смотрели глаза дикой кошки, сбитые в клочья волосы и бесстыжий красный след вокруг рта, словно маска арлекина. Хотела дотронуться до своего лица, но промахнулась. Ослабевшая рука упала на грудь, разбив крупные капли. Сама она – мокрое зеркало.
– Что это было? – спросила Женя.
– Один из двух непреложных животных законов, – прислонился к ней Лесков.
Как желанны его объятия. Поцелуй. На губах соль.
– А какой второй?
– Страх…
Минуты через три дверь в кухню отворилась, вошли расцвеченные улыбками Ян и Олег Тихонович. Женя, аккуратненькая, свеженькая сидела за столом в смешном зеленом переднике с изображенным на нем зайцем и большой морковкой. Девушка листала журнал «Интерьер». Окна были открыты нараспашку. Салат и яичница аппетитно сверкали.
– Пришли, – отвлеклась Женя и, открыв холодильник, достала каждому еще по бутылке пива. – Ну как?
– Великолепно! Ты просто молодец! Переберемся из Питера сюда, маме тоже понравится.
– Сколько ты заплатил?
– Но-но! Мы же договорились – это подарок!
– Ах! – покачала головой Женя. – А вам, Олег Тихонович, приглянулась моя хибарка?
– Безусловно, – пробубнил оценщик. – И место прекрасное, и дом хорош, а мастер!.. Я тут столкнулся с неизвестными мне технологиями. Неизвестными мне! Представляете?
– Не очень.
– О-о! – махнул рукой Олег Тихонович, мол: свиньи не летают. – С трудом верю, что все это сделал один человек и за два месяца!..
– Почти все, но меньше, чем за два, – сказал появившийся Александр.
Он открыл дверь ванной. Евгений закручивал последнюю дужку на зеркале.
– Ты все, Жень? С тобой поговорить хотят.
Лесков хмуро кивнул и вышел на волю. Олег Тихонович не преминул снова сунуть ему в руку свою громадную влажную ладонь:
– Впечатляет, впечатляет. Откуда ты взялся, дорогой?
– Я всегда был.
– Мы могли бы договориться?..
– Я работаю один.
– На выгодных условиях.
– Я же говорил: бесполезно! – вставил, смеясь, Хеллер. – Он просто художник! Гений! А гениев нельзя хвалить и нельзя с ними спорить. Они могут обидеться и сделаться врагами. Лучше их обходить стороной!
– Ну, все-таки… – разочарованно уронил Олег Тихонович. – Если бы это на линию поставить!..
– Олег, – пресек его Ян, – ты спец, без вопросов. А парень развлекается. Он – художник!.. Евгений, сегодня день выдачи зарплат. Мы там насчитали около девяти тысяч. «Маленьких вашингтонов», естественно.
Лесков был непроницаем.
– Может, перекусим вместе? – спросил Ян. – Пивка, а?
– Нет, спасибо, я не голоден. Пойду на третий. Возни там до ночи.
– Хозяин-барин, – пожал плечами сероглазый тевтонец.
Мужчины уселись за стол. Женя положила каждому на тарелку по два желтых кружка глазуньи с луком и ветчиной.
– Салат из томатов с зеленью, – добавила она. – Самообслуживание, – и вернулась к своему занятию.
– Слушай, подруга, – поморщился Ян. – А яичница-то не посолена!
Женя ахнула и хлопнула журналом по столу:
– Вот, блин! Увлеклась!
…И глазеет луною равнодушное небо,
И вторит отраженьем безучастное море,
Где корабль-привиденье плыл, «Летучий Голландец»
В тот же вечер, около половины шестого, черный «Мерседес» Гречишникова остановился у офиса ЗАО «СевЗапСтройПроект» и высадил Олега Тихоновича.
– Куда? – спросил Грек.
– Ты не передумала? Поедешь со мной в Москву? – потрепал Ян локоны Жени.
– Нет. От столицы меня мутит, – отрезала она.
– Тогда вези меня, Саша, на Петроградку. Надо еще кое с кем встретиться. Пара часов у меня есть.
Шофер перекинул их на улицу Мира, недалеко от Австрийской площади.
– Ладно, ребятки, увидимся в пятницу, – Ян пожал Греку руку, поцеловал на прощание невесту.
– Ты мне позволишь прогуляться по городу? – спросила Женя.
– Мы все здесь себе господа. Привыкай, детка. Только не гуляй одна.
– Слушаюсь, гер Хеллер! – девушка отдала честь.
– К пустой голове… Дурашка!
Ян хлопнул дверью и помахал рукой отъезжающей машине. Он прошел через арку во внутренний дворик, набрал код на входной двери и пешком пробежался до четвертого этажа.
